Новые обеты

*

Благие намерения выполнить все обещания, данные на Новый год, сходят на нет где-то в районе Дня Мартина Лютера Кинга (в этом году наступившего 18 января), праздника, который даже у самых честных поклонников преподобного Кинга вызывает подспудное глухое раздражение: трехдневный уик-энд в середине января, каждый раз как-то умудряющийся застать врасплох, не столько радует, сколько выбивает из еле найденной после праздников колеи. В январе нью-йоркские фитнес-центры забиты бледными атлетами в новеньких шортах, в студиях йоги разноцветные коврики лежат впритык друг к другу и смотрятся как одно лоскутное одеяло, а по телевизору без конца крутят рекламу никотиновой жевательной резинки с увещеваниями «ты не один». К первым дням февраля от всего этого остаются лишь смутные воспоминания, йоги и йогини лежат у телевизора с забинтованными лодыжками, а в закусочной Crif Dogs вновь поднимаются продажи «чихуахуа» (жаренная в масле сосиска, туго обернутая беконом и поданная с авокадо и сметаной).

Поскольку на сей раз сменился не только год, но и десятилетие (по крайней мере, в общественном сознании – не будем занудствовать по поводу того, что «настоящая» смена десятилетий произойдет 1 января 2011-го), то и обещаний себе Америка надавала на порядок больше обычного. За прошедший месяц уже стало очевидно, какие из них она способна сдержать, а какие забросит при первой же возможности или уже забросила.

**

Более или менее пожизненный мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг явно обязался вести себя поскромнее. Четыре года назад его второй срок начался с инаугурации, подобающей скорее президенту: на поклон градоначальнику пришли губернатор и оба сенатора штата, пела Лайза Миннелли, сам виновник торжества сиял и разве что не бросал в толпу горстями золотые монеты. В этот же раз коронация мэра – потратившего восемьдесят миллионов долларов собственного состояния на кампанию, увенчавшуюся неубедительной трехпроцентной победой, – прошла со всей торжественностью офисного дня рождения. Ни один политик федерального уровня на церемонию не явился. Зато из-под земли появился виолончелист, обычно играющий в метро, и, щурясь от блеклого зимнего света, исполнил America The Beautiful. Происходило все это, разумеется, с согласия самого мэра: в закромах у Блумберга осталось достаточно денег на целый хор клонированных Миннелли во главе с голограммой Джуди Гарланд. Но в свете общей экономической ситуации он решил этим фактом не бравировать и вообще поменьше светиться.

Но надолго его не хватило. Уже через неделю после инаугурации Блумберг – не так давно заставивший нью-йоркские рестораны отказаться от синтетических жиров – объявил о своем очередном решении: обязать производителей пищевых продуктов уменьшить в своем товаре содержание соли. По всей стране.

Тем временем лидер демократического большинства в сенате Гарри Рид пообещал быть поаккуратнее в выражениях. Дело в том, что в конце января политкор журнала New York Джон Хайлеман выпустил Game Change – наделавшую много шума книгу о выборах 2008 года, где он поймал Рида на одной крайне неудачной реплике. Два года назад тот ляпнул, что у Обамы есть шанс выиграть выборы, потому что он «сравнительно светлокож и говорит без негритянского акцента». Рид не враг Обаме, наоборот; Хайлеман пишет, что еще в 2006 году, когда весь мир предполагал, что демократы выдвинут Хиллари Клинтон, он лично (и тайком) подталкивал молодого сенатора из Иллинойса к решению баллотироваться в президенты. Более того, он совершенно прав. Если бы Обама говорил на диалекте «эбоникс», не видать бы ему президентского поста – с этим очевидным утверждением соглашается, к примеру, темнокожий лингвист и обозреватель The New Republic Джон Макуортер, у которого я для подстраховки проконсультировался. Но генсек Республиканской партии Майкл Стил все равно на всякий случай призвал Рида уйти в отставку. С тех пор из уст Рида ничего скандального – или даже интересного – не доносилось.

***

Режиссер Джеймс Кэмерон пообещал себе новую планету, так как эта уже покорена. Человек, двенадцать лет назад во весь голос назвавший себя «королем мира», на съемках своего трехмерного блокбастера «Аватар» носил кепку с аббревиатурой HMFIC. Расшифровывается она как Head Mother Fucker In Charge («Самый охуенно главный босс»). Воображение ньюйоркцев фильм Кэмерона поразил точно так же, как и повсюду в мире; у одних полностью перевернулись представления о возможностях кинематографа, другие увидели на экране лишь глуповатый ремейк костнеровских «Танцев с волками». Но только здесь споры об «Аватаре» умудрились тут же перейти в политическое измерение: в первую очередь – либеральный это фильм или консервативный? Ведь нет ничего абсурднее фильма о «благородном дикаре», беспринципности капитализма и необходимости возвращения к природе, снятого за триста миллионов долларов гигантской корпорацией в полностью искусственной среде. Что любопытно – те же самые вопросы вызвал и фильм бывшей супруги Кэмерона Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури»: с одной стороны, про войну в Ираке, с другой – никакой гражданской позиции. И даже немногословным мачо в главной роли режиссер не то любуется сама, не то пугает зрителя. Такая вот загадочная пара. Судя по темпам работы Кэмерона, следующий его шедевр появится не раньше чем лет через двадцать. Его новый фильм будет, скорее всего, вставляться зрителю непосредственно в мозг и повествовать о неприкосновенности человеческого тела.

Некоторые жители города – включая уроженца Ташкента Владимира Авербуха – пообещали себе последовать заветам Кэмерона и вернуться в прошлое. В далекое прошлое. Палеолит, если быть совсем точным. Авербух, его друзья Джон Дюрант и Мелисса Макьюэн и еще несколько юных ньюйоркцев решили жить по диете первобытного человека. («Человек без следа» Колин Бивен, проживший год без электричества, нервно курит экологически чистую самокрутку в темном коридоре.) Они голодают по двое-трое суток, после чего накидываются на шмат оленины или говядины. В промежутках закусывают овощами (любыми, кроме помидоров и картофеля, уроженцев Нового Света, которые они всерьез считают отравой) и, в сезон, фруктами. Хлеб, будучи продуктом сельского хозяйства, исключается. Иначе говоря, получается что-то вроде диеты Аткинса (в России более известной в версии «диета Монтиньяка») с кислотно-хипстерским ребрендингом. Некоторые члены группы ежемесячно сдают кровь, руководствуясь соображением, что раны и царапины были привычны для первобытных людей и легкий недостаток крови держал их в тонусе. Авербух подошел к вопросу наиболее серьезно: он ест мясо сырым. Правда, вилкой. («Я не вполне понимаю, зачем он это делает, – комментирует его действия один соратник. – Вообще-то у первобытных людей был огонь».) Но термин «первобытный» большинство членов группы отвергают и предпочитают называть себя «палео». Всего палео в Манхэттене, судя по всему, человек десять, что не помешало отделу «Стиль» газеты The New York Times объявить пещерный образ жизни актуальной нью-йоркской тенденцией. Никого, пожалуй, не удивит, что почти все упомянутые в статье люди работают в интернет-компаниях или онлайн-маркетинге. Я не уверен, относится это поле деятельности в контексте первобытно-общинного строя к «охоте» или «собирательству», но на поприще маркетинга самих себя успехи неодикарей уже неоспоримы. А самую любопытную деталь The Times почему-то похоронила во второй половине статьи: в число приверженцев первобытного стиля жизни входит знаменитый финансист и автор нашумевшей книги «Черный лебедь» Нассим Талеб.

Сколько продержатся последователи первобытных людей на «палеодиете», пока непонятно. Подозреваю, что, как только отвернется репортер, все палео ринутся в Starbucks.

****

А двадцативосьмилетний аспирант Хайсонь Жень обещал себе не путать жизнь с романтическими комедиями. Дело в том, что в романтических комедиях (на ум приходят «Манхэттен» Вуди Аллена, «Реальная любовь» и как минимум три серии «Друзей»), когда девушка главного героя куда-нибудь надолго улетает, код чести предписывает прыгнуть в такси, вбежать в здание аэропорта, с разбегу поднырнуть под заграждения или перемахнуть через прилавок и в последний момент стиснуть ее в объятиях непосредственно у трапа. Все вышеописанное Хайсонь Жень и проделал в аэропорту Ньюарка. В кино сразу после этого пошли бы титры. В реальной жизни в пригородах запуганного и нервного Нью-Йорка через несколько дней после неудачной попытки взорвать авиалайнер происходит следующее: аэропорт закрывают, все рейсы откладывают (некоторые на два дня), тысяча шестьсот человек берутся под виртуальный арест в здании терминала, а виновного находят пять дней спустя в городке Пискатавэй, штат Нью-Джерси. Жень и не подозревал, что совершил что-то неподобающее: паника началась после того, как охранники просмотрели записи с камер видеонаблюдения, а к этому времени Жень уже давно покинул аэропорт.

Максимальный срок за поступок Женя (подпадающий всего лишь под статью «Мелкое хулиганство») – тридцать дней за решеткой. Так что у него есть шанс выйти на свободу к 14 февраля, Дню святого Валентина. Дню, когда мы перестаем наконец давать невыполнимые обещания себе и начинаем давать их другим.С