Уже можно говорить «можно»

Когда я смотрела фильм «Убить пересмешника», у меня замирало сердце: 10-летние дети бегают по улице в темноте, одни, без родителей, и никто не обращает внимания. То, что казалось обычным делом в нелегкие годы Великой депрессии, сегодня кажется безрассудством. Дети до совершеннолетия сидят по домам, никто не умеет играть в прятки, «телевизор им природу заменил». 

Гевер Талли, автор книжки Fifty Dangerous Things (You Should Let Your Children Do), придумал специальный термин dangerism, чтобы доказать: это не времена изменились, это изменились представления о том, что опасно, а что безопасно для детей. Оказывается, границы между родительскими «можно» и «нельзя» довольно подвижны. На них влияют: социум, личность, история семьи, культура и даже место жительства. Так, у эскимосских детей с трех лет в личном распоряжении охотничий нож: суровая необходимость. 

Кажется, это общемировая тенденция: с каждым годом количество запретов в семьях увеличивается. Теперь уже детям нельзя гулять во дворе, ездить на автобусе, ходить к друзьям в гости. Например, в 1972 году 87% американцев ходили в школу пешком или ездили на велосипеде. Сегодня лишь 13% добираются до школы самостоятельно. С каждым годом детей в семьях становится все меньше, а чем меньше в семье детей, тем большим грузом валится на них родительская опека. Стоит только малышу появится на свет, как родители моделируют миллион опасностей, которые вот-вот настигнут кроху. Со временем начинает казаться, что ребенок питается родительскими страхами: набирается сил и взрослеет именно тогда, когда мы больше всего за него переживаем. 

Я даю своей 20-месячной дочке ножи. Разрешаю стоять на подоконнике. Иногда сажаю на шкаф. Учу держать ножницы. Позволяю играть с бусинками и самой ходить по лестницам. Моя мама назвала бы мое поведение безответственным сумасшествием, но только я знаю, сколько ответственности требует разрешение. Чтобы позволить ребенку держать нож, придется потратить время: встать рядом, медленно показать и очень подробно объяснить. Потом еще раз и еще раз. И еще раз. На запрет же уйдет всего пара родительских секунд: «Нож — нельзя!»

Когда мы гуляем на детской площадке, я чаще всего слышу слово «нельзя»: «На горку не лезь — мокро», «На асфальт не ходи — грязно», «На снег не садись — холодно». Моя подруга Юля Ахтямова, психоаналитик Центра лечебной педагогики, объясняет, что родители так воспринимают свою роль — запрещать. «Мы даже расстраиваемся больше всего, когда ребенок нас не слушается: "Я не справляюсь с ним", — говорит она. —  А запреты вводятся не для ребенка, а для родителя: меньше всего мы бы хотели за него волноваться». 

Но откуда берутся родительские страхи и почему их становится все больше? Может быть, виноваты желтые СМИ, смакующие подробности издевательств над несовершеннолетними? Или производители детских товаров, уверяющие, что ребенок младше трех лет обязательно подавится спасательным кругом, стоит только отвернуться? Родители дезориентированы и кидаются из крайности в крайность. Кто-то готов на самые рискованные эксперименты, а кто-то стремится стать helicopter-parent — не отпускать дитя ни на секунду. Те родители, которые ставят задачу максимально защитить ребенка («береженого Бог бережет»), не допускают, что можно переусердствовать в этом вопросе. Они закрывают острые углы в доме, запирают балконы, замуровывают розетки и ставят замки на шкафы. Существует целая профессия — консультант по детской безопасности: они помогают спланировать домашние меры предотвращения малейшего риска. 

Их виртуальные оппоненты — сторонники детских свобод. «Даже если мы все станем страховыми экспертами и будем по таблицам решать, что именно можно делать детям, не уверен, что от этого станет лучше, — пишет Гевер Талли. — Потому что каждая ситуация — это уникальная комбинация факторов окружающей среды и социума. Как и личность. То, что безопасно для одного, опасно для другого...»

Да и какой вызов детской фантазии — придумать что-нибудь такое, чего не предусмотрит ни один взрослый. Повисеть на шторах, расплавить полиэтиленовые пакеты, сварить джинсы (это все случаи из моего собственного детства). 

В летнем лагере Гевера Талли Tinkering School городские ребята в возрасте от 8 до 17 собирают летательные аппараты, строят дома на деревьях, запускают самодельные лодки, самостоятельно орудуя молотком, пилой и стамеской. Он предлагает тепличным детям испытать радости, больше известные их родителям. В своей книжке Талли пишет, что к 9 годам каждый уважающий себя ребенок должен хоть раз склеить пальцы суперклеем, лизнуть батарейку, взорвать бутылку в морозилке, расплющить монетки на железнодорожных рельсах, засунуть CD-диск в микроволновку, смастерить рогатку, поменять колесо, покопаться в мусорном баке и сделать тарзанку. (И лучше их научат этому родители, чем друзья по лестничной клетке, когда мамы с папой не будет дома). А в своей лекции поясняет, что, призывая детей играть с огнем и кидать копье, он тем самым в первую очередь заботится об их безопасности.

Гевер Талли уверяет, что наши дети к этому готовы. Но готовы ли родители? Смогли бы вы разрешить своему ребенку лизать батарейки? Отпустили бы сколачивать дом на ветках старого каштана? Позволили бы самостоятельно добраться от дома до школы на метро?