Михаил Идов: Устричная рулетка
По идее это должно укреплять мою веру как в самих устриц, так и в скрупулезность ресторанов, где их подают. На самом же деле происходит обратное: я с каждым годом нервничаю на этот счет все больше и больше. Почему? Потому что в моем воображении устрицы представляют собой нечто вроде рулетки — каждый выигрыш умножает вероятность проигрыша. И согласно этой логике моя полоса везения явно затянулась. Вот-вот оборвется. Не на этой, так на следующей. Не на этой, так на следующей. При этом устрицы я теперь заказываю едва ли не чаще, чем раньше, в попытке убедить себя, что невроз надо мной не властен, что само по себе является метаневрозом. Но если я от них откажусь, то получается, что устрицы победили. А вот хрен вам. Ну или миньонетт.
Когда в субботний вечер меня догнала (в 150 милях от Нью-Йорка) новость о том, что на Таймс-сквер обнаружили неразорвавшуюся бомбу, первой моей реакцией было «ну наконец-то». Странно говорить это о городе, пережившем 11 сентября, но Нью-Йорк баснословно везуч. Учитывая, для какого количества людей он является — по самым разным причинам — сосредоточением мирового зла, девять лет без единого теракта представляют собой не что иное, как полосу грандиозного везения. Да, аэропорты США превратились в кафкианские лабиринты мелких унижений. Но мы все равно открыты, открыты настежь. Что стоит пройти в тоннель метро с цианистым калием в ранце, как это сделал три дня назад какой-то депрессивный студент? Что стоит пробраться к практически неохраняемому водохранилищу в Кэтскиллз (рядом с дачей, где я это пишу), из которого идет на юг вся питьевая вода Нью-Йорка? Что стоит отправить бомбу морем, когда меньше одного процента грузовых контейнеров в порту Элизабет досматриваются? И так далее.
Желающих тоже хватает. Бомба была заложена 1 мая. Коммунист? Или, наоборот, псих из тех, кто считает коммунистом Обаму? В 20 метрах к северу находится штаб-квартира компании Viacom, ответственной за «Южный парк». Мусульманин, обидевшийся на шутки про Магомета? В тех же 20 метрах, но западнее — вход в театр, где показывают The Lion King. Враг Бродвея, Диснея, мюзиклов, Африки, марионеток?
Кто знает. Мне, конечно, довольно сильно хочется, чтобы виновный, когда его поймают (а его поймают: концентрация видеокамер на Таймс-сквер приближается к паноптикону), оказался ультраправым боевиком с портретом Сары Пэйлин над кроватью. (Демократам бы это не помешало на ноябрьских выборах.) Примерно так, подозреваю, и выйдет. Что-то в самом наборе ингредиентов бомбы — бензин, пропан, петарды, удобрение, металлический футляр от ружья и два будильника — отчетливо отдает Средним Западом, а не Ближним Востоком.
Но главное, что это произошло. И произойдет еще. И одна из бомб, собранная более башковитой мразью, чем эта, когда-нибудь взорвется. И мы похороним жертв и будем жить здесь дальше, с еще одной мемориальной доской, еще одним мемориальным сквериком. Жизнь в больших городах — не только в Нью-Йорке, как знают теперь обитатели Лондона, Мадрида, Москвы, Мумбая, Токио, — представляет собой все ту же устричную рулетку. Мы нервничаем, но едим. Иначе победят устрицы.