Алексей Бердюгин: Как я стал нейрофизиологом и вылечил свою жену

Жизнь заставила меня изучить специальную литературу по неврологии, нейробиологии и эпилептологии. После продолжительных безрезультатных поисков я случайно натолкнулся в короткой статье из журнала «Наука» на загадочное словосочетание «нейробиологическая обратная связь»: терапию, при которой пациент может контролировать судорожную активность своего мозга, глядя на экран энцефалографа. О том, как это работает, позже. Вначале я расскажу о том, почему мне, выпускнику мехмата МГУ, пришлось этим заняться.

Я хорошо помню тот вечер, когда мы с моей будущей женой сидели в кафе и я сделал ей предложение. После моих слов: «Выходи за меня замуж» — она вдруг сильно разволновалась и сказала мне: «Ты должен знать, что у меня эпилепсия». При принятии любых важных решений я не люблю долго взвешивать все шансы на аптекарских весах, мучительно раздумывать и тянуть время. Я полагаюсь на интуицию, да еще на свои силы. Поэтому я тотчас ответил: «Это неважно». Надо сказать, я знал про эпилепсию только из романов Достоевского и научно-популярных статей, случайно просмотренных краем глаза. Через месяц мы поженились. И спустя буквально пару недель я узнал, что такое большие судорожные приступы.

Например, пару раз жена в мое отсутствие теряла сознание в ванной комнате, а один раз она упала, неся в руках горячую сковороду с блинами. Хорошо, что все обходилось без серьезных травм. Однажды, 23 февраля, жена проснулась рано и, желая угодить мне, пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак в постель. Проснулся я от ужасного крика, внезапно раздавшегося из кухни, и звука падения ее тела; к сожалению, раннее пробуждение часто действует на эпилептика как провокатор приступов. Я стоял на кухне и плакал от бессилия, видя ее судороги. И тогда я дал себе слово найти способ задавить эту болезнь.

Самое же главное заключалось в том, что с такими частыми приступами планировать ребенка было невозможно. Большие судорожные приступы (grand mal) смертельно опасны для плода и для матери. Для подавления приступов можно увеличивать дозы лекарств, однако это значительно повышает опасность пороков развития плода. Мы попали в западню: приступы мешали жить и не давали возможности завести ребенка, лекарства в больших дозах могли серьезно ему навредить. Но надо сказать, что и лекарственные схемы жене не помогали. Нужно было найти решение. Постепенно на смену отчаянию пришла спортивная злость. Я начал читать медицинскую литературу и вскоре наткнулся на статью о нейробиологической обратной связи.

В статье говорилось о некоем докторе Барри Стермане из лос-анджелесской университетской клиники, который более 30 лет назад проводил опыты с кошками. Смысл экспериментов заключался в обучении кошек произвольному регулированию электрической активности мозга.

Мозг является генератором слабых электромагнитных колебаний. Эти колебания на поверхности скальпа головы можно регистрировать при помощи специального прибора — энцефалографа. Ритмы бывают разных частот: дельта-ритм (1–3 Гц), тета-ритм (4–7 Гц), альфа-ритм (8–12 Гц), бета-ритм (12–30 Гц), гамма-ритм (32–40 Гц). На этом приборе тестируют летчиков, операторов и всех тех людей, профессия которых категорически противопоказана эпилептикам: их ненормальные импульсы хорошо видны на экране прибора.

История открытия Стермана была поистине драматической. Он был классическим нейрофизиологом, специализирующимся в области проблем сна. Точнее, он изучал так называемые «сонные веретена» — особый режим работы мозга во время медленной фазы сна, когда на энцефалографической записи можно видеть характерные веретенообразные колебания бета-ритма.

У кошки на энцефалограмме такие «веретена» возникали и в бодрствующем состоянии, когда она мирно лежала на полу, внимательно следя за окружающей обстановкой. Стерман вживил в череп кошки электроды и подсоединил их к энцефалографу. Прибор улавливал появление «веретен» и, когда они возникали, подавал сигнал на специальное устройство управления бутылкой с молоком — «награду» для кошки.

Сперва «веретена» в мозге кошки возникали случайно, и кошка неожиданно для нее получала молоко, но постепенно кошка начинала понимать, что молоко ей дают не просто так, а в связи с каким-то событием. И через непродолжительное время кошки начинали произвольно вызывать у себя в мозгу этот особый режим «веретен».

По результатам исследования Стерман написал статью в научный журнал и забыл об этой работе. Вспомнить свой старый эксперимент его заставил случай. Однажды по заданию НАСА его лаборатории было поручено изучить влияние гидразина (ракетного топлива) на организм человека. Гидразин является сильным ядом, в малых дозах он вызывает судороги, а в больших приводит к смерти.

Стерман для экспериментов опять взял кошек и начал регистрировать симптомы отравления в зависимости от дозы впрыскиваемого гидразина. Его ждал сюрприз: часть кошек умирала, но были и такие, на кого гидразин почти не действовал. Стерман стал искать причину резистентности к гидразину и вспомнил, что именно этих кошек он обучал произвольно вызывать всплески «веретеновидного» бета-ритма. Стало быть, умение вызывать у себя этот ритм помогало кошкам противодействовать судорогам! Последующие довольно сложные эксперименты подтвердили связь между интенсивностью бета-ритма и устойчивостью к судорогам.

Это открытие легло в основу лечебной методики, которая круто изменила нашу жизнь. О том, как это произошло, я расскажу в следующий раз.