Раф Шакиров: Фото не бывают более жестокими, чем сама жизнь

«И обязательно напишите, что фотография не должна кого-то там воспитывать, она над моралью», — говорит Георгий Пинхасов, стоя спиной к трем снимкам, на которых по всем законам шариата последовательно забивают камнями неверного мужа. Вот он еще жив и его тащат, вот он в яме и окровавлен, а вот то, что от него осталось.

Мы на выставке World Press Photo 2010. В Москве она проходит далеко не первый раз, но пропустить нельзя. Мы и не пропускаем. 101 960 снимков от 5847 фотографов из 128 стран. Жюри выбрало снимки 63 фотографов. Пока ничего не понятно, понятно только, что тексты к фотографиям придется читать, иначе понятно так и не станет.

Спрашиваю, как вообще отличить хорошую фотографию от плохой.

— Да никак, — легко говорит фотограф агентства Magnum Георгий Пинхасов, который несколько раз был в жюри World Press Photo. — Это все субъективное мнение. Ну вот смотрите, вот фотография цапли, которая ловит рыбу, — мне она нравится, тут схвачен момент. А вот фотография пингвинов банальная. А кому-то, может, нравится... Девушка, погодите, я как раз вас хотел снять. У вас рыжие волосы и оранжевый свитер, а тут на фото с цаплей тоже оранжевое, вы так хорошо сочетаетесь... (Фотографирует. Фотографирует айфоном. Айфоном?! А как же специальные объективы, куча фототехники? Нету ничего.)

Да ничего и не нужно, совсем сбивает меня с толку фотограф. Снимать, по его мнению, можно чем угодно. И все фотографы, представленные тут, могли снимать хоть на микроволновку, это неважно. Впрочем, «Кэнон» тоже с собой.

Мы стоим около снимков, получивших третье место в номинации Contemporary issues («Современные проблемы»? «Проблемы современности»?). Вообще-то на снимке изображен человек, который держит отрезанную бычью голову. Он весь в крови, смотреть на это люто неприятно, и я все время отворачиваюсь. Это съемка с бойни в итальянской Умбрии, читаю я, но тут Пинхасов немедленно замечает что-то в моих движениях — и вот уже никакой беседы:

— Голову чуть повыше. На миллиметр. Просто тут такой свет хороший... Назад. Еще чуть-чуть назад. Стоп.

«Кэнон» тут никого не удивляет, люди покорно пригибаются и обходят.

Идем дальше, после фотографий бойни я выпытываю про критерии. Пинхасов ожидаемо говорит, что критериев нет, как хотите, так и понимайте. А пояснения к фотографиям нужны, но лучше, когда их тоже нет.

А вот это хороший снимок, смотрите, говорит мой собеседник. На первый взгляд это похоже на рой, заснятый в странном орнаментальном узоре. Оказывается, это такая грандиозная стая скворцов. Красиво невероятно.

Может быть, все-таки есть общие критерии? Но Пинхасову нравится снимок хиппи с фестиваля «Радуга», а мне не нравится совсем.

— Как не вмешаться, — спрашиваю я. — Вот человек снимал то, как мужчину забивают камнями. Почему он не побежал его спасать?

— А это не его дело. Его дело в том, чтобы показать это. Чтобы показать мир. Я видел те фотографии, которые присылают в журналы, на самом деле там куда больше насилия, войны и страха, чем нам это показывают потом, после отбора.

На фотографиях World Press Photo есть и страх, и война, и насилие. Ирак, Палестина и Африка, кажется, главные и любимые темы.

Вот серия снимков, как голодающие в Зимбабве едят слона. Сначала целый слон, через два часа только остов, а еще через час — пустое место. Третье место в номинации «Истории». Пинхасов специально идет сюда — говорит, что это отличная фотографическая история.

И тут я влипаю в снимок, в котором женщина обнимает мужчину. Женщина старая, мужчина молодой, это явно больница, мужчина явно живой, только у него одна половина головы. Последствия иракской гранаты, удалили 40 процентов мозга, читает мне вслух Георгий Пинхасов. Это снял Юджин Ричардс (Eugene Richards), получивший первый приз в тех же Contemporary issues. В дни открытия выставки он и другие фотографы прочтут в Москве публичные лекции.

Зачем, зачем это снимают, допытываюсь у Пинхасова.

А он отвечает: — Главное — это событие, заснятый исторический факт. Вот я вам сейчас покажу, минутку. Понимаете, я просто проезжал мимо, а там авария, три трупа. Потом даже по телевизору показывали. Я сначала проехал, а потом подумал: ну как же я это не сниму? Вернулся, снял. Это тоже история.

На экранчике «Кэнона» фотографии, в которых все то, что мне только что рассказали. И чуть-чуть больше. Но никакой морали. Просто история. Такая же, как и на всех фотографиях выставки.