Андрей Шаронов: Что может и чего не может Москва как финансовый центр
Андрей Шмаров. Лет десять назад Нурсултан Назарбаев съездил в Сингапур, и автор тамошнего экономического чуда Ли Куан Ю посоветовал обратиться к Майклу Портеру, специалисту по кластерам. Тот исследовал Казахстан и сказал: надо в Алма-Ате делать центральноазиатский финансовый центр. А у нас исследование делали или просто так решили начать? Есть предпосылки для формирования в Москве финансового кластера?
Андрей Шаронов. Не слышал, чтобы Портер этой темой занимался, хотя он работал для России тоже — года 3-4 тому назад. Однако, как мне показалось, его выводы тогда оказались довольно предсказуемыми, не контринтуитивными.
Конечно, предпосылки для формирования финансового центра в России существуют, и одна из ключевых — размер экономики, который позволяет говорить о том, что такой финансовый центр мог бы, по крайней мере, обслуживать внутреннюю экономическую активность. Это сходно с логикой южнокорейских чеболей, когда они вырастают до определенного размера: «Зачем нам отдавать деньги другим банкам? У нас такой большой оборот, так много расчетов, что мы могли бы загрузить кэптивный банк».
К тому же Россия по-прежнему остается центром притяжения для части бывших советских республик, в первую очередь для Казахстана, Белоруссии, Украины и Узбекистана. Туркмения тоже готова выходить на наш рынок за долговым капиталом.
Важно и то, что географически мы занимаем промежуточное положение между азиатскими и европейскими площадками. Российская площадка позволит инвесторам не прерывать торги, когда одни площадки уже не работают, а другие еще не открылись.
И наконец, у нас все-таки есть рабочая сила и инфраструктура. Их качество пока невысоко, но, тем не менее, они существуют. Вот, наверное, и все основные плюсы.
То, чего как огня боятся иностранцы, а именно наша история под названием «legal» — нормативная база, правоприменение, непрозрачность. Она не затопчет этот зеленый росток на корню?
Это сильнейший негативный фактор, который может перевесить все плюсы. Фондовые спекулянты и инвесторы к этому менее чувствительны, а вот иностранные эмитенты, которые согласились бы проводить IPO в России, чрезвычайно восприимчивы к качеству среды. Если в Москву придут размещаться чешские, узбекские, болгарские компании (не говорю про компании с развитых рынков) — вот это для меня будет сигналом для реального запуска международного финансового центра.
Шанхай, например, это огромный финансовый центр, но он все равно региональный, потому что там никто не размещается, кроме китайских компаний. Туда приходят международные инвесторы покупать только китайские компании, хотя потенциально он может стать международным.
Недавно украинцы пошли в Россию за рублевым долгом…
Пока это только долг, но это очень важно. Банки прорабатывают возможность синтетического долларового финансирования через рублевый бонд: они приводят иностранного эмитента, которому рубли не нужны, размещают его бумаги на рублевом российском рынке и затем свопуют этот долг в доллар. На нашем рынке из-за девальвационных ожиданий по отношению к рублю так называемый non-deliverable forward (NDF) стоит достаточно высоко. И выходит, что если получать рубли и делать своп в доллары, то это, как правило, дешевле на 100-150 базисных пунктов, чем напрямую размещать долларовую бумагу.
Какой горизонт создания МФЦ? Вопрос очень важный. Приезжаешь, например, сейчас в Казахстан на встречу с каким-нибудь тамошним начальником, и оказывается, что на одном курсе учились в университете. А вот поколение, сейчас входящее в бизнес, уже учится не в МГУ, а в Лондонской школе экономики. И уже не «привет, Марат!», а «хэллоу, Майк!». Не опоздаем ли мы, не пойдут ли наши бывшие сателлиты в более привычную их нынешнему, входящему в бизнес поколению западную среду?
Здесь две темы. Первой ты коснулся: очень важно сохранять такой инструмент влияния, как образование лидирующих кадров национальных элит, вне зависимости — финансового центра, не финансового… Я был в Африке и видел, как люди, занимающие там достаточно высокие посты, пели русские песни. Такое до сих пор можно встретить и в Китае. Если человек пять своих лучших лет провел в России, завел там друзей, то это на всю жизнь, и это придает персонифицированный позитивный характер отношениям между странами. Поэтому это очень важная тема, и ее надо развивать.
Другой вопрос: успеем или нет. Ответа нет. Можем и не успеть. Мы уже видим, что многие компании из Казахстана котируются в Лондоне, в Торонто. Они хотят себя позиционировать как глобальные игроки, им кажется, что если они пойдут в Лондон, то их с большей вероятностью воспримут как глобальных игроков, чем если они пойдут на московскую биржу.
А разве это не так?
База инвесторов, которые покупают, например, те же майнинговые компании, на 90% одинакова в Москве и в Лондоне. Существует такое заблуждение среди эмитентов: они думают, что если придут не в Москву, а в Лондон, то откроют для себя совершенно новых инвесторов, которые их гораздо лучше оценят.
Оказывается, неправда — на них прежде всего смотрят не как, к примеру, на горнодобывающую или нефтяную компанию, а как на компанию из СНГ. Поэтому класс инвесторов, которые инвестируют в такие компании, — это прежде всего те, кто имеет exposure на этот географический регион, а не на эту отрасль.
У нас уже есть РТС и ММВБ, которые нормально работают. А что еще из числа ключевых составляющих нужно создать для международного финансового центра? Начнем с того, что не все финансовые инструменты доступны в российской юрисдикции. То есть очень часто инвесторы структурируют сделку за пределами России просто потому, что они не могут сделать этого по нашим законам. Нет прецедента, это не прописано в законодательстве.
Второй момент. У нас другая расчетная система. Во всем мире рассчитываются по системе «t+3». То есть если ты сегодня заключил сделку, то рассчитываешься на третий день, когда ты даешь деньги, а против денег тебе дают акции. У нас господствует система «t+0», то есть если ты сегодня заключил сделку, то сегодня же должен заплатить и сегодня получишь свои акции.
Это ведь лучше.
С одной стороны, может показаться, что лучше. Но с другой — это означает, что инвестор должен преддепонировать деньги. То есть если рассчитываться по системе «t+0», то инвестор, пришедший на рынок, должен завезти сюда деньги, иметь в кармане миллион или миллиард и заплатить эти деньги хотя бы за день. То есть он может ничего не купить, но при этом понести издержки. Система «t+3» более комфортная, она позволяет сначала купить актив, а потом уже мобилизовать деньги и расплатиться.
Это техническая проблема?
Нет, вопрос доверия. К тому же через эту площадку торговать будет дороже.
Еще одна проблема: существует глобальная ассоциация кастодианов, банков, которые являются держателями акций, и они не признают наши депозитарии, точнее, признают их как бы второсортными, что сразу увеличивает риски, транзакции и т. д.
Проблема языка по-прежнему актуальна. Например, в Сингапуре английский, на котором работают все инвесторы, — один из государственных языков. У нас же не все говорят по-английски.
Научатся. Это не проблема. Чего еще нет?
Если говорить бинарно «да-нет», то почти все есть. Но когда начинаешь верифицировать каждый инструмент, оказывается, что он компромиссный, что его качество низкое, что некоторые вещи нельзя формализовать и что на некоторые вещи нельзя положиться, как, например, на судебную защиту в российской юрисдикции и т. д. И здесь мы очень сильно проигрываем.
А какой тогда должна быть миссия Александра Волошина, которому поручили создавать МФЦ? Он что должен сделать?
Я предлагаю прежде всего посмотреть на текущее состояние системы под названием «финансовый центр», особенно в сравнении с международными лидерами… Существует много систем оценок финансовых центров, есть показатели, по которым они сравниваются. И Москва там тоже отградуирована. Мы можем оценить, где выигрываем, а где проигрываем.
Москва стоит там на…
На 74-м или на 71-м месте, а в некоторых номинациях на 10-м, на 8-м, то есть достаточно высоко. И это не выглядит натянуто, это выглядит справедливо.
А что нужно сделать, чтобы улучшить позиции города? Предложения на этот счет я бы разделил на специальную и на общую части. Специальная часть — это то, что нужно поменять в законодательстве о рынке ценных бумаг, в антимонопольном законодательстве, в законодательстве о банках и банковской системе, в налоговом законодательстве. А более широкая общая часть — это то, что нужно поменять в миграционном законодательстве, в судебном законодательстве и т. д.
Наша проблема в том, что, чем бы мы ни занимались — финансовым центром, нанотехнологиями, инновациями, — мы нарочито отгораживаемся от фундаментальных проблем. Да, правильно, что нужно концентрироваться на узких проблемах, но неправильно недооценивать вклад институциональной среды, которая на самом деле девальвирует специальные меры, о чем уже сто раз говорилось. Поэтому закончить список мер необходимо тем, что мы должны сделать в сфере законодательства, правоприменения, показать, какие фундаментальные факторы в миграционной политике, в судебной системе, в защите прав собственности снижают статус и потенциал Москвы как финансового центра.
Волошин это знает?
Да. И это очень влиятельная фигура, которая востребована высшим руководством страны и пользуется его доверием, которая имеет личную историю отношений с фондовым рынком. И он общается с профессиональным сообществом.
Какой следовало бы установить для этого проекта разумный срок?
В течение 2-3 лет мы можем получить заметную разницу в качестве услуг финансового центра «Москва». Но при этом я не очень верю, что за два года можно исправить какие-то фундаментальные вещи, связанные с качеством инфраструктуры.
В течение этих 2-3 лет проблема трафика от Шереметьево до Московского финансового центра будет решена?
Многие, в том числе и CEO глобальных компаний, спокойно пользуются электричкой. Они знают, что за 30 минут с Белорусского или за 45 с Павелецкого вокзала они точно приедут к регистрации без всяких проблем.
А если говорить про проблему в целом, то отмечу, что конкурентоспособность Лондона как финансового центра больше заботит лондонскую мэрию, чем правительство Великобритании.