Антон Носик: Гитлер, Хаббард и fank.ru

Недавнее решение райсуда в Комсомольске-на-Амуре заставило нашу прессу вновь вспомнить про «китайскую модель» интернет-цензуры. И совершенно зря: мы идем другим путем. И в автопроме, и в контроле за Сетью. Попробуем разобраться в особенностях национальной охоты за интернет-экстремистами на примере последнего постановления Центрального райсуда.

Вердикт его вынесен по иску городской прокуратуры. Та руководствовалась результатами «проверки Интернета на экстремизм», проведенной местным УВД. А милиционеры, в свою очередь, были вооружены Федеральным списком экстремистских материалов, который поддерживается и обновляется на сервере Министерства юстиции. На сегодняшний день в нем насчитывается 686 пронумерованных наименований. Это книги, газеты, брошюры и статьи, плакаты, листовки, видеоролики, сайты, доменные имена, блоги, песни и музыкальные альбомы, которые в разное время были признаны «экстремистскими» по решению того или иного российского суда, как правило — районного или городского. В частности, 28 пунктов, касающихся книг и лекций покойного американского фантаста Л. Рональда Хаббарда, были туда добавлены после того, как 26 марта с.г. Сургутский горсуд Ханты-Мансийского автономного округа объявил эту литературу экстремистской. Новичком в этом грандиозном списке является и Адольф Гитлер со своим бестселлером «Майн Кампф»: экстремистом фюрера признал Кировский районный суд города Уфы с подачи городской прокуратуры, и тоже в марте нынешнего года, за два дня до Хаббарда. Легко убедиться, что в версии Федерального списка за декабрь 2008 года (доступной на «экстремистском», по мнению дальневосточного райсуда, архивном сервере Archive.Org) трудов Гитлера не содержалось. Всего к концу 2008 года официальный список запретных материалов насчитывал 218 позиций. Зато в последние полтора года губерния пошла писать, и реестр увеличился в три с лишним раза — в частности, за счет таких персонажей, как Гитлер и Хаббард.

Расскажи об этом какому-нибудь иностранному корреспонденту, и он тут же напишет, что в России под флагом «борьбы с экстремизмом» негласно вводится широкомасштабная общенациональная цензура. Отчасти он будет прав: изначально задумка в том и состояла. Инициаторы всего того цирка, который называется у нас в стране «борьбой с экстремизмом» по одноименному закону и 282-й статье УК, вполне отдавали себе отчет, что федеральным списком запретных книг и идей они создают механизм политической цензуры и инструмент идеологического контроля. 8 лет назад, на стадии прожектов, на бумаге все было, как обычно, гладко.

А дальше грандиозный замысел опустился на уровень исполнителей, у которых в общем случае никакой собственной мотивации насчет идеологического контроля не было. И система принялась отрабатывать начальственный указ по своим привычным бюрократическим законам отписки. У милиции и прокуратуры появился «план по валу», предусматривающий выявление и запрет экстремистских материалов на подконтрольной территории, физической и виртуальной. Составился график «проверок на экстремизм» окружающей ноосферы, подобрались «эксперты», готовые штамповать по заказу прокуратуры заключения об экстремистском характере любого поступившего от заказчика материала. Устаканилась процедура вынесения судебных решений. Идею требовать от уездных провайдеров фильтрации запретных серверов по IP обкатало УФСБ по Новосибирской области четыре года назад, в суде Советского района.

В результате этой суеты по всей стране оформился внушительный и нелепый конвейер, продуктами работы которого являются и сам Федеральный список запретных материалов, и недавнее постановление о запрете YouTube в Комсомольске-на-Амуре, которое на нем основано. В работе конвейера задействованы тысячи милицейских, прокурорских и судейских работников по всей стране. Которые в гробу видали и свободу слова, и борьбу с ней, но у них у всех есть разнарядка, и нужно ежеквартально отчитываться о проделанной работе. На выходе имеем то, что имеем: нагромождение нелепых и неэффективных запретов, с нулевым практическим выходом — будь то для реальной борьбы с экстремизмом или даже для локального ограничения доступа к цензурируемым произведениям. Весь этот мартышкин труд осуществляется строго для галочки, для отчетности. А главный стимул, которым объясняется высокий уровень активности уездных бюрократов по этому направлению, — чрезвычайная простота всех процедур, позволяющих затем рапортовать об успешно проделанной работе, в условиях нулевого контроля сверху за ее полезностью или эффективностью.

Те же самые милиционеры, которые могли бы не смыкая глаз выслеживать активистов националистических организаций, вести в их отношении оперативную работу, внедряться в их среду, добывать доказательства, пресекать совершение вполне реальных преступлений на национальной почве, вместо этого получили счастливую возможность зайти в поисковик, набрать «Майн кампф», и первые пять адресов (из 84 тысяч) оформить в виде отчета о проделанной титанической работе. Почему именно пять? Видимо, таков их квартальный план. Отчет свой о выявленном «экстремизме» они сдают в прокуратуру, у которой тоже есть свой план. Она составляет иски, направляет их в суд, тот штампует запретительные решения — и все при деле. Никого при этом не должен волновать ни полезный результат всей этой бурной деятельности, ни даже конкретные обстоятельства дела. Мало того, что в решении судьи Айзенберг адрес одного из запрещенных серверов (lib.rus вместо lib.rus.ec) указан неверно: это в конце концов банальная опечатка. Так ведь и тот текст «Майн кампф», по поводу которого вынесен вердикт о блокировке целого сервера Zhurnal.Ru, по указанному в исковом заявлении адресу отсутствует. Как с опечаткой, допущенной в судебном решении (где написано librar вместо library), так и в правильном написании (которое помнят поисковики). Очевидно, проверка фактической стороны искового заявления в задачи суда не входила.

Нетрудно догадаться, что и сам Федеральный список, на указаниях которого основываются в своей кипучей деятельности УВД, районные суды и прокуроры, изобилует такой же чушью, как решение судьи Айзенберг и иск прокурора Пахомова, на котором оно основано. Невооруженным глазом можно заметить в этом списке и несуществующие интернет-адреса, и доменные псевдонимы, по ошибке принятые истцом и судом за отдельные сайты, и ресурсы вроде fank.ru, не имеющие даже самого отдаленного отношения к теме списка. Очевидно, никто из составителей списка никогда не пытался применить к его формированию головной мозг — поскольку правилами той бюрократической игры, в какую выродилась вся эта затея по казенной «борьбе с экстремизмом», использование серого вещества не предусмотрено.

Как видим, нашу интернет-цензуру (в отличие от китайской) постигла участь пресловутой системы тотальной слежки СОРМ-2, предусматривавшей неограниченный доступ спецслужб ко всей переписке и файлам граждан в интернете. СОРМ-2 тоже задумывался 10 лет назад как грандиозный план по контролю силовых ведомств за мыслями и взглядами граждан — а после вся затея спустилась на уровень исполнения, и выяснилось, что скопировать нашу переписку легко (этим занимаются бездушные машины), а читать ее некому. В результате за много лет, прошедших с публикации приказа Минсвязи, мы так и не услышали ни об одном полезном (борьба с преступностью) или вредном (борьба с инакомыслием) результате внедрения оборудования СОРМ-2 на площадках провайдеров. Грандиозный национальный прожект, о котором критики тоже много писали как о явном свидетельстве введения в России «китайской модели интернета», обернулся пшиком, дежурной имитацией бурной деятельности у бюрократов в погонах и судейских мантиях.

Отрадно сознавать, что наша бюрократическая машина в состоянии без лишнего шума похоронить любые мерзкие тоталитарные задумки, будь то цензура под флагом «борьбы с экстремизмом» или тотальная слежка за гражданами. Но жаль, что эти игры отнимают весь тот ресурс — полицейский, прокурорский и судебный, — который в других странах (включая, кстати сказать, и Китай, при всем его тоталитарном устройстве) задействован для борьбы с настоящей, невыдуманной преступностью.