Зачем корпорация «Открытие» скупает проблемные банки
C начала кризиса вы постоянно покупаете проблемные банки. Сколько уже?
Считая первый, который мы купили до кризиса, это четвертый.
И какая логика этих покупок? Что именно покупалось? Банки ведь разные.
Банки очень разные, это правда. Но у них есть одно общее свойство — они все, на мой взгляд, были не совсем банками, в моем, во всяком случае, понимании. А были они эдакими сборщиками денег с населения и компаний, аккумуляторами денег, которые потом отправлялись на финансирование проектов их собственников в других бизнесах, в недвижимости, например.
Я много раз сталкивался с такой моделью, в том числе и у успешных и крупных бизнесменов. Ведь собственно банковский бизнес тяжелый, низкодоходный, рискованный, а поэтому банк нужен только для того, чтоб в какой-то момент аккумулировать достаточную сумму и купить что-нибудь по-настоящему хорошее. Условно «Норникель» — хороший, приносящий деньги понятный бизнес. А банк — это такой промежуточный этап для того, чтобы собрать капитал.
Но для многих это окончилось печально — для кого-то совсем печально, для кого-то потерей банка. Вот такие банки мы и покупали. Есть старая шутка, что бизнес банкира строится по принципу 3–6–3: взял депозит под 3%, выдал кредит под 6% и 3 часа играешь в гольф. Вот там отсутствовала часть «6», то есть они не выдавали кредитов.
Что же тогда вы покупали?
Их систему расчетов, клиентскую базу и розничные сети.
Вы сами говорите, что клиентская база у них половинчатая: только депозиты, а заемщиков-то нет. Как же вы из этого будете правильный банк делать?
Другой базовый принцип банкира заключается в том, что давать денег в кредит можно только тому, кому они не нужны, потому что это единственный надежный заемщик, который их вернет. Как раз та клиентская база, которая несет деньги в банк, она потенциально-то и есть лучшие заемщики.
В том же банке «Петровском» в месяц самотеком, без рекламы, открывается порядка тысячи счетов юридических лиц. У него уникальная сеть в Петербурге, порядка 160 точек (для сравнения: у Банка Москвы в Москве их 110). Причем эта сеть на банковском жаргоне «легкая», то есть там большинство отделений — всего три человека, то есть она дешевая в обслуживании.
Когда остановитесь покупать и начнете консолидировать банковский бизнес?
Когда суммарный баланс (или оборот) всех наших банков станет достаточно большим, не менее 130-140 миллиардов рублей. Дело в том, что настоящими банками в России можно считать максимум (не дай бог кого обидеть) первые 50. Почему? Простая математика.
Банк зарабатывает в среднем 2-3% от оборота, то есть при балансе в 100 миллиардов рублей (а это где-то тридцатый банк в рейтинге) это 100 миллионов долларов в год. Из них нужно оплатить всю стоимость инфраструктуры (а она немаленькая, потому что это сеть), другие издержки, создать резервы. И если у банка баланс меньше 100 миллиардов рублей, то он на самом деле не очень-то жизнеспособен.
Я знаю один московский банк, маленький, но он занят только банковской деятельностью. У них достаточно большое количество счетов, но они на грани выживания, хотя по-честному работают: невысокие зарплаты и жесткий мониторинг издержек. Такие банки могут существовать, но только в регионах.
У вас это осознанная стратегия поведения в условиях кризиса или «так получилось»?
Это продуманная стратегия от начала и до конца. Конечно, первая история во многом свалилась с неба. Но когда мы ее просчитали, стало понятно, что нужно быстро увеличивать объем активов, иначе банк неустойчив. Но и это не панацея, поскольку увеличение объема влечет за собой другие риски, например, риск неуправляемости, риск того, что мы не сможем все эти активы объединить, заставить их работать.
Почему не сможете?
Банки очень разные: один в Москве, другой в Санкт-Петербурге, третий в Екатеринбурге. Это нужно все суметь поженить и заставить слушаться.
Ровно год назад ваш партнер Борис Минц говорил, что пора вкладываться в недвижимость, жилье. Оказался прав?
Я всегда к недвижимости относился очень настороженно. Я считаю, что это отдельный большой и очень сложный бизнес с массой специфических рисков. Поэтому мы в какой-то момент договорились, что выделяем это направление в отдельную структуру в нашей группе и до конца года продаем. Это офисный центр на Павелецкой, жилой дом «Трилогия» на Пресне и еще проекты помельче.
Недавно у нас на сайте Андрей Шаронов рассуждал о Международном московском финансовом центре, которым занимается Волошин. Вы в курсе этого проекта?
Да, конечно.
Как вы полагаете, несовершенство нашей судебной и правовой систем не поставит ли заведомо крест на хорошей идее?
Не поставит, потому что, насколько я в курсе, там может быть создана, по сути, отдельная внероссийская юрисдикция.
Как это? Где?
В «Москва-Сити».
Такой наш маленький внутренний Кипр?
Скорее, маленький Лондон. А как же? Эти ребята иначе не придут. Я думаю, что это очевидно всем. Быстро поменять всю правовую инфраструктуру невероятно.
А есть люди, которые смогут эту юрисдикцию организовать, а потом поддерживать?
Я думаю, что есть, конечно. Это все очень узкая прослойка, но их хватит. Это вообще довольно быстро все можно сделать. Но это очень политически завязанная история, причем на международном уровне.
Почему? Как здесь международная политика? Имидж?
Вовсе нет. Это же гигантские денежные потоки, которые могут прийти или не прийти. Это изменения глобальной мировой карты финансов. Ну, например, Лондон, говорят, быстро теряет свою привлекательность из-за налогов, там уже уровень изъятий 50% и даже больше. И многие уменьшают объемы операций, перенося их куда-то в другие места, где нет таких налогов. Люди будут уезжать. Что такое финансовый центр? Это, в первую очередь, концентрация определенных людей, определенных мозгов.