Москва — мировая столица ненужной науки
Двое теоретиков науки, Лоэт Лейдесдорф из Университета Амстердама и Лутц Борнманн из Мюнхенского отделения Общества Макса Планка, выяснили, где делают самые востребованные научные исследования. Свои карты научной эффективности городов они построили на основе цитируемости статей по физике, химии и психологии. Москва оказалась местом, где на одну нужную статью приходится рекордное число никому ненужных — такая мировая столица абсурда.
Считали вот как. Если взять только общее число статей и ссылок на них (без уточнения, на какие сколько приходится), выйдет слишком расплывчатый индикатор уровня науки в городе. Это как с богатством: валовой внутренний продукт страны мало говорит о соотношении богатых и бедных. (Бразилия — седьмая экономика мира, но мы все помним про фавелы.) Исследователей интересовала как раз «научная нищета»: ведь может быть так, что статей много, а наука все равно неблагополучна.
Исследовать «нищету» нужно так, как это делают экономисты. Зная, сколько денег у 10 процентов самых богатых людей, они делают первые выводы о том, как распределены доходы в целом. Следуя этой логике, Лейдесдорф и Борнманн сделали два шага:
1. Проанализировали 10 процентов самых цитируемых статей, опубликованных в 2008 году. Увидели: чтобы статья по физике попала в «самые цитируемые 10 процентов» в мире, надо, чтобы на нее сослались восемь раз или больше.
2. Посмотрели, много ли в каждом городе производится таких классных, восьмиссылочных статей.
Московские физики в 2008 году отправили в печать 759 статей. Будь российская физика на среднем мировом уровне, естественно было бы ожидать, что хотя бы 75 из них наберут восемь и больше ссылок — но этот барьер преодолели всего 18 работ. Для сравнения: в Сингапуре — городе-государстве меньше Москвы, которое не претендует на статус научной сверхдержавы, — в «лучших» оказались 34 из 157 статей.
Хотя с китайским ядерным центром Хефеем правильней сравнивать только Дубну, а не всю Москву, Москва проигрывает ему тоже: в Хефее опубликовали 112 статей по физике, а в число «самых цитируемых» попали 28 из них.
К слову сказать, пригороды-наукограды могли бы слегка поднять рейтинг Москвы: у Дубны, где, как мы уже рассказывали, открывают новые химические элементы, — вполне «мировые» 10 топовых статей из 45 опубликованных за год. Протвино, где стоит еще советский коллайдер, добавило бы к рейтингу Москвы еще 4 (из 12 сделанных там за год) активно цитируемых статьи.
Но часть наукоградов и так посчитали Москвой — и это не помогло. Например, Черноголовку с ее Институтом теоретической физики имени Ландау (он стоит на втором месте по цитируемости во всей стране). Или Троицк с его сетью знаменитых физических институтов. Оба наукограда на карте никак особо не отмечены: для внешнего мира это Москва. Поэтому их достижения и тонут среди дежурных работ ни о чем ста тысяч аспирантов.
Планку всему миру задает университетский городок Кембридж, штат Массачусетс. На 100 тысяч жителей тут приходится 152 статьи, и 50 из них — среди лучших по мировым меркам.
Допустим, Кембридж — исключение: в MIT, как-никак, учились или работали 63 нобелевских лауреата. Но в Гонконге в топ попадают 19,8 процента статей, в Буэнос-Айресе — 21 процент, и даже в Калькутте — 12,2.
Все эти рассуждения — только про физику, «визитную карточку» советской науки. На второй, химической карте ядерные наукограды пропадают, и территория России откровенно пустеет — здесь просто не остается точек, откуда присылают статьи в международные журналы.
В работе можно найти упоминание еще одной карты научной активности: для нее авторы решили ужесточить критерии, ограничившись одним процентом лучших статей. Например, по нейрофизиологии — и на этой карте ни одного российского города нет вообще.
Поэтому в следующий раз, когда захотите назвать чудака с невнятным исследованием «британским ученым», подумайте дважды. Возможно, «российский» будет звучать уместней. А аномалии вроде Перельмана, Арнольда или Громова нам придется считать внезапными небоскребами среди научных фавел.