Геннадий Онищенко объявил петрушку наркотиком
Это не первый тревожный звоночек той вечной борьбы, которую ведут разные биологические виды за место в пищевой цепочке: этой весной мир овощей перешел в наступление. Только-только мы отбили атаку огурцов — и вот новая напасть. Прямо как писал Алексей Цветков: «Третий день человек растерян, / И прогноз деловито прост: / Ожидается бунт растений, / Древесины попятный рост».
В социальных сетях, как нетрудно догадаться, стон стоит. Издатель и ресторатор Александр Гаврилов указывает на опасность, которой чреват новый запрет: «На каждую нормальную кухню имеют полное право ворваться бойцы госкомдури для изъятия шкафчика с пряностями. Главная опасность — буниум персидский, в просторечии зира. Та самая пряность, без которой невозможна большая часть индийской и среднеазиатской кухни. Видите хороший, ароматный плов — все, попались голубчики». Если вас накрыли с петрушкой, еще можно отбрехаться: у ней вставляют только плоды, и даже только выделяемое из них эфирное масло, а чубчик кучерявый вполне невинен, говорит нам Роспотребнадзор. Но если застигли за приготовлением чечевичного супа с зирой, ваше дело табак: угрозу для общества представляют «все части растения».
И это, очевидно, не пустые слова. Большой русский поэт и зираман Федор Сваровский уже создает в «Фейсбуке» комплот: «Мы должны организовать подпольные притоны и тайные ЗИРНЫЕ или КУМИННЫЕ вечеринки, где будут подавать плов, суп пити, барашка с зирой и эти дико вкусные бобы с зирой по-болгарски. А потом нас посадят. Но мы организуем ГАСТРОНОМИЧЕСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ. Гастрономические диссиденты в застенках путинского режима. Ценой невероятных усилий и жертв к 2021 году мы добьемся легализации любимых специй или... уедем в Азию. <...> Авторов рецептов с петрушкой и зирой начнут САЖАТЬ. Сталик Ханкишиев — узник гастрономической совести. Зимин — на поселении. Джейми Оливер арестован в Москве во время гастрономического шоу».
То есть прямо у нас на глазах становятся явью самые мрачные предсказания сторонников легалайза чего бы то ни было: законодательный запрет немедленно толкает добропорядочного прежде гражданина на путь криминала. Движимый своей болезненной аддикцией, он уже готов открыть притон и, возможно, даже кормить там детей галлюциногенным пловом и бобами по-болгарски.
Федору Сваровскому (а вместе с ним миллионам мучимых зирной ломкой бедолаг и десяткам миллионов старушек, создающих гигантский петрушечный наркотрафик на своих приусадебных участках) я хочу сказать: остановись, Федя! Остановись и загляни в свое сердце. Подумай, что ты делаешь.
Уж ты-то должен был бы понять, что происходит вокруг. Не ты ли когда еще создал провидческую картину Апокалипсиса: «Ужасные приходят дни: / морковь, редис, кровавый авокадо/ гоняются за жалкими людьми / и убивают, убивают / над городом струится ядовитый дым,/ Яновский повторяет:/ победим / мы победим / Яновский с откушенной крыжовником рукою». Как сообщают мне мои корреспонденты, на московских помойках из-под земли уже показались шампиньоны. Шампиньоны, Федя! Пока они маленькие, но что-то будет. Зира и петрушка уже пустили корни в наших душах, да только ли они.
Вот вам все Геннадий Онищенко нехорош. То «Боржоми» запретит, то шпроты, то петрушку курчавую. А ведь Онищенко-то, может быть, наша последняя надежда. Да, его поступки иногда кажутся нелепыми. Иные решения главного санитарного врача большой страны наводят на мысль: интересно, что он курил, принимая их? Не злоупотребил ли, дескать, курчавой петрушкой. Не перебрал ли зиры. Но что он может один против взбесившейся пищевой цепочки? С откушенной крыжовником рукою? Отбиваясь сразу на всех фронтах, поневоле покажешься заполошным.
Ну все, некогда мне тут с вами. Пока москвичи несутся на свои приусадебные участки уничтожать плантации курчавой смерти, я пойду погляжу, нет ли в хозяйстве зиры, и использую ее как-нибудь по-новому. Кажется, я ее недооценивала. А за петрушку я не беспокоюсь: отбились от огурцов, поборем и петрушку: «…Но тревога была учебной,/ И ячмень аккуратно зрел.// Человек воскрешен из праха,/ Сеет новые семена./ Но живет в ожиданье страха/ И дает ему имена».