Линор Горалик: ...Например, сожаления
...Например, с писателем Л. случился очередной умеренной яркости нервный срыв, на какой почве — бог весть, певучая душа, «нервы как сопли», любила говорить бабушка писателя Л. о своем муже и всех его порождениях. «Боже мой, дети, — говорил писатель Л. своим знакомым, седым хмурым людям, тоже каким-то творческим инвалидам сердца, — дети, боже мой, меня всё ранит. Всё, всё причиняет мне боль, я человек без кожи, я вывернутый наизнанку труп, я воздух трепетный», — ну, и что-то там еще, что положено говорить нам, людям, у которых сопли как нервы, и мы ими шмыгаем-шмыгаем. И тут вернулась домой племянница писателя Л., совместно с ним проживающая, так как вся семья писателя Л. убеждена, что он годится только для присмотра за 16-летними переростками, сосланными из провинции в Москву за избыточный интеллект: поступать на биофак, блистать, сдавать два семестра за один, доводить до истерик преподавателей, забеременеть на третьем курсе, все бросить, любить мужа, спать со своим бывшим профессором и с бывшим профессором своего бывшего профессора, мучиться совестью, давить интеллектом фурий из сообщества «Малыши.ру» — словом, жить, как все нормальные люди с избыточным интеллектом, когда их, наконец, попустит. Так вот, вернулась домой племянница литератора Л., не беременная еще ничем, никаким своим неизбежным будущим, и принесла в банке сверчка, которым следовало кормить двух принадлежавших ей скорпионов. И три дня, ожидая своей участи, сверчок кричал. И больше писатель Л. никогда, никогда не говорил глупостей, никогда, никогда.
...Например, сценаристка А. оказывается в печально хрестоматийной ситуации: муж ее внезапно возвращается из командировки раньше срока и т. д. Соучастник во грехе успевает скрыться, но собственное тематически ориентированное нижнее белье сценаристки и другие постановочные реквизиты присутствуют так явно, что места для сомнений нет. Сценаристка А. очень огорчена, друзья утешают ее как могут. «Сказала бы, что это кошка раскидала все вещи», — с сожалением замечает кто-то из присутствующих. «И перемерила все презервативы», — грустно подхватывает сценаристка А.
...Например, красивый молодой английский полицейский так смотрит на другого красивого молодого английского полицейского, что пешеходы не смотрят ни на дорогу, ни на светофор, а только стоят и смотрят на этих двух полицейских.
...Например, политтехнолог К. рассказывает, что в молодости, в скудные годы, не мечтал он ни о доме на берегу, ни о «ягуаре» в гараже, ни о дорогих костюмах в шкафу, но одна идея фикс у него была: он хотел огромный, как в американских фильмах, холодильник, который, среди прочего, сам изготавливает лед. Такая у политтехнолога К. была ментальная картинка, суженный до металлической коробки образ преуспевания: вот он подходит к холодильнику со стаканом виски, p-р-раз — и такой сладостный грохот, и падают в стакан неровные, влажные кубики. Или вот он подходит к холодильнику со стаканом «куба либре», p-р-раз — сладостный грохот, влажные кубики, последний штрих. Или, скажем, old-fashioned. Или простой сауэр. Ну, понятно. И вот политтехнолог К. окончил свой филологический факультет в своем естественно-научном институте, переехал в Питер, работал в штабе того, в штабе сего, потом еще раз переехал, потом вступил куда положено, поднялся, купил холодильник. Через год понял, что использовал к своему сороковому дню рождения ровно три кубика: два жена рассосала во время токсикоза, один он сам прикладывал к щеке, за которую его ребенок укусил. Так вот, на почве этого осознания политтехнолог К. и спился, а все остальные версии являются злой клеветой и к предвыборным событиям никакого отношения не имеют.
...Например, на борту самолета, направляющегося в сложную, но теплую страну, представитель русской интеллигенции печально отмахивается тонкопалой ручкой от стюардессы, предлагающей пассажирам свежую российскую прессу. Стюардесса, с состраданием: «Может, коньячка? Может, водочки?..»