Сергей Полотовский: Где подают историю

Граучо Маркс написал однажды: «Я не хочу быть членом клуба, в который приняли бы кого-то вроде меня». Знакомо, да? Безупречная моральная позиция, популярным антонимом которой служит как раз широко распространенное желание попасть туда, куда тебя почему-то не берут.

Есть рестораны слишком дорогие и слишком дешевые, безумно удаленные и излишне популярные, но самое обидное, что в универсальном множестве всех ресторанов на свете обязательно найдутся те, куда могут просто не пустить. Либо честно: «Извините, это частное заведение, вы нам не нравитесь», либо иезуитски: «Мест нет», когда вот же они есть.

Когда друг-одноклассник по моей наводке пришел в парижское Brasserie Lipp в обеденное время (а то, что вечером туда соваться не имеет смысла, понятно и младенцу) и обратился к метрдотелю по-английски, ему предложили прийти через час. А через час — еще через час. Невесело смекнув, что здесь поесть не удастся, мой друг отправился в соседнее заведение.

Сложней, чем получить столик в Brasserie Lipp, только поступить туда на работу официантом. «Брассери» исторически означает пивную, то есть не ресторан, хоть и с белыми скатертями. Однако «Брассери Липп» такая же пивная, как «Пушкинъ» — кафе. Это храм, агора, Ленинская библиотека — место хтонической силищи. Когда Де Голлю в 1965-м надо было зачем-то помириться с правыми — Жоржем Попмпиду и Жискаром Д’Эстеном, — он позвал их на ужин именно сюда. Начиная с импрессионистов, в «Липп» приходили все, кто что-то значил в этом городе: от Сартра до Синьоре, от Шагала до Шэрон Стоун. Только Марсель Пруст по медицинским показаниям сам на Сен-Жермен-де-Пре не наведывался, а заказывал на дом эльзасское пиво с каким-нибудь «шукрутом»: основатель «Брассери» Леопольд Липп был родом из Эльзаса, и заведение до сих пор сохраняет этот акцент. И со времен belle epoque метрдотель здесь строже, чем Паша Фейсконтроль, и даже, может быть, влиятельней.

У этого влияния несколько уровней. Вас могут просто развернуть. А могут пустить, но посадить на втором этаже. Первый — для постоянных и уважаемых клиентов.

Когда А. А. Гилл, главный ресторанный критик на Земле, заявился сюда по профессиональной нужде, его отправили в «бельэтаж». Желчный и саркастичный громовержец, провокатор и грубиян не смог придумать ничего лучше, чем в следующий раз заявиться под ручку с Хью Грантом и Джулией Робертс. В тот вечер он ужинал «в партере». И радовался, как ребенок, маленькой победе над французской строгостью.

Какое счастье, что я всего этого не знал, когда, утомившись от прогулок по Сен-Жермен-де-Пре, моя парижская подружка предложила там пообедать.

Мы зашли, я улыбнулся и обратился к метрдотелю по-французски, привычно сымитировав вальяжность и благодушие. Седовласый месье, одетый по моде вековой давности, бросил на нас один острый взгляд, промедлил доли секунды и едва заметно кивнул. Нас повели наверх мимо того самого столика, где потом на старых фотографиях я видел Антуана де Сент-Экзюпери. В тот день вместо писателя там сидел пожилой француз габеновского склада и медленно ел печенку под красное. Одного этого кадра — с зеркалами, деревом, плюшем, медлительным буржуа — было достаточно, чтобы догадаться, как этот француз ходит сюда обедать уже лет пятьдесят. Как меняется что угодно, только не «Липп». Как клиента с метрдотелем связывает то, что крепче иных дружеских и супружеских уз. История.

То есть сразу стало понятно, почему иностранцев если и пускают, то только наверх. Brasserie Lipp стоит на фундаменте из гордости, спеси и чувства истории. Гордость может переходить в грубость. На просьбу принести выбранное нами вино кельнер не сказал ни слова, но через пять минут вернулся к столу, быстро откупорил бутылку и не то что не дал попробовать и изобразить минутное раздумье, а даже не налил. Просто метнул на стол. Это не ресторан. Это брассери. Вам что-то не нравится? Так вас никто здесь не держит.

А как еще должно быть во Франции? В важнейшем парижском заведении.

Глупо обижаться. Нужно радоваться. Что мы и делали, наворачивая закуски по проверенным десятилетиями рецептам. И тут вот какая удивительная штука. Я точно помню, что ел на завтрак 30 июня 1984 года (сырники с вишневым вареньем и сметаной), я приблизительно помню, сколько блюд сервировалось на мое тридцатилетие, кто пришел, кто не пришел, кто пришел неожиданно, я могу напрячь синапсы и восстановить в голове вкус давно попробованного вина, но я абсолютно не помню, что ел в тот день в «Брассери Липп». Возможно, устрицы. Вероятно, тартар. Скорей всего, доел свое и помог девушке. Но вкусовых воспоминаний нет. Стерлись. То есть они — не такие, получается, важные — были подавлены в мозгу чем-то другим, более значительным — самим фактом обеда в этом удивительном труднодоступном месте. Чувством истории.

А у вас так бывало?