Захар Прилепин: Между свободой и родиной я выбираю родину
Многие шли именно «на писателя», ожидая, что Захар прочтет что-нибудь свое, а потом все чинно зададут культурные вопросы о творческих планах — ну как обычно проходят встречи с писателями. Читать Захар наотрез отказался, сославшись на то, что ему совершенно не нравится читать самого себя: «Сразу начинаешь морщиться: тут слово не то написал, там не то», да и о литературе вообще говорил без особой охоты, зато подтвердил свою репутацию яркого политического активиста.
При этом Прилепин постоянно открещивается от звания политика и говорит, что как только его «хороший приятель Леша Навальный» создаст жизнеспособное политическое объединение, которое победит на следующих выборах, он тут же все это бросит и уйдет жить в лес. Но это лукавство, конечно. Прилепин-политик и Прилепин-писатель слились, как Ока и Волга на нижегородской Стрелке, причем второй явно выполняет роль притока. О писательстве Захар говорит как-то с ленцой, как будто оно вдруг само вышло, он и сам не знает как. Я пытался выяснить у Захара, как именно он пишет свои книги: сначала придумывает персонажей и подпирает их завязкой-кульминацией-развязкой, или берет готовый сюжет из жизни (любой рассказ из сборника «Ботинки, полные горячей водки» я лично могу перенести в декорации родного поселка Тарасовка, и там практически ничего не поменяется, даже имена по большей части те же). Ведь структуризация своего опыта — совершенно обычная вещь для западного писателя, на этом построены многочисленные мастер-классы по писательскому мастерству, руководства по написанию чего угодно: от таких же руководств до толстых романов, колонки Мартина Эмиса «Как я пишу» в «Таймс» и прочее. Прилепин же лишь безразлично хмыкает: как-как, просто сажусь и начинаю писать. Удалось разве что выяснить, что лучше всего Захару пишется утром.
Зато о политике он готов говорить много и с удовольствием. Для начала Захар рассказал свою версию того, почему его так долго мурыжили с британской визой, из-за чего встреча чуть не сорвалась. Консульские работники, считает он, получив его заявку на визу, полезли в интернет, набрали в поисковике «Захар Прилепин», наткнулись на вот эту идиотскую историю и испугались: дескать, экстремист, националист, ну его...
Дальше Прилепин уверенно перешел к своей любимой теме — русскому национализму — и произнес спич почти на час, который целиком можно разобрать на афоризмы и газетные заголовки («Народ — это данность, а нация — это задача»), похвалил Навального, Константина Крылова и Александра Проханова («для кого-то он одиозный, а по мне — так отец родной») и заявил, что Национал-большевистская партия — это практически Ноев ковчег, в котором есть члены всех мыслимых народностей, от русских до одного вполне себе нигерийца. Да и многие лидеры российского националистического движения, мягко говоря, не прошли бы арийские чистки — тот же Александр Белов-Поткин. Поэтому бояться русского национализма не стоит, считает Прилепин: он не про бить морды всем, у кого кожа темнее или нос кривее, а про любовь к родине.
У части зрителей это вызвало активный протест. Жужа Добрашкус потребовала объяснить «нам, девочкам» попроще: чего он добивается со своим национализмом? Кого из страны-то высылать? Прилепина такое радикальное упрощение вопроса явно не устроило, и они еще долго препирались с Жужей. Зарождавшийся конфликт погасила Люси Вильямс, переведя, наконец, беседу на литературу.
Двух часов, выделенных на встречу, не хватило. И Захар, и члены «Сноба» явно не наговорились, так что все большой толпой отправились в ближайший паб обсуждать Серебряный век, национальный вопрос, проблему русского языка в Латвии и другие животрепещущие темы. Из паба нас тоже выгнали практически силой, когда все остальные посетители уже разошлись!