Сергей Полотовский: Роджер Уотерс и борщ

Все началось с Боба Дилана. Стало известно, что он приедет в Петербург и даст единственный в России концерт.

Тут надо отметить, что у меня в голове работает разветвленная система принципов и убеждений. Например, не покупать книжки и диски друзей — пусть дарят. Или, скажем, в ресторане вдвоем с другом никогда не платить пополам — пусть либо один угостит, либо другой, так приятней на круг. Ну и важнейший принцип — не работать забесплатно. Что для вас скаредность, для меня — протестантсткая этика и профсоюзная солидарность.

Однако принципы особенно хороши, когда от них с постыдным наслаждением отказываешься. Предательство входит в арсенал людских удовольствий, чего уж там. И гораздо лучше предать не человека, не группу людей, не дело жизни, а собственную заморочку.

Жизнь сложней правил, везде должны быть исключения — что-то такое я говорил про себя, когда набирал номер промоутера и предлагал свои абсолютно безвозмездные услуги. Ну очень хотелось Дилана попереводить!

Предложение было принято.

Когда Дилан ступил на русскую землю, он решительно отказался от переводчика, потому что ему «не с кем здесь разговаривать». Я предал принципы впустую. Как дед Мазай из анекдота: «И зайцев не спас, и с ребятами нехорошо получилось». Утешением послужили два билета на трибуны: «Ты ж рассчитывал, мы ж понимаем».

Вопрос был закрыт. Временно.

Минут через десять мне снова позвонили из промоутерской конторы. Через три дня намечалось шоу Роджера Уотерса на Дворцовой. Попросили «просто перевести пресс-конференцию». Отказаться я уже не мог.

И тут выяснилась страшнейшая подробность. Как раз в день встречи с экс-лидером Pink Floyd я отвечал в «Подпольном» ресторане за вечернее угощение внушительной группы товарищей, составлявших фан-клуб борща. Я никак не мог их подвести.

По счастью, все располагалось в центре.

Я закупил продукты с утра и пришел в «Подпольный» заранее. Я натер несколько свекл и поставил их вариться. Параллельно, как в постгриффитовском монтаже финала «Крестного отца», я натер морковь, нашинковал лук и начал их пассировать на огромной сковороде в компании с рыночной квашеной капустой. Параллельно же я запустил вариться бульон. Это основа борща. Приготовить бульон надо так, чтобы, если обстоятельства необоримой силы не позволят вам довести совокупное произведение искусства до сияющей полноты иероглифа, если враги отнимут все остальное, если обрушится потолок и на конфорке останется всего одна кастрюля, этот бульон можно было подавать отдельным блюдом. Для этого надо пойти на рынок в мясные ряды к проверенным тетенькам и взять реберную часть говядины (можно толстый филей). С косточкой, понятное дело. Целая морковь, целая луковица, лавровый лист — это потом понятным образом летит в мусор. И чеснок без счета. Вообще, чеснок в борщ я добавляю на всех этапах. Стоите вы мечтательно на кухне, что-то там без вас варится, тушится, выдалась у вас свободная минутка, чем бы себя занять — возьмите и залимоньте куда-нибудь чесноку. Не ошибка.

Разумеется, на начальном этапе приходится снимать с бульона накипь — так называемый «плохой белок».

Как только свекла закипела, я снял ее с огня, достал шумовкой бордовые волокна и отправил их на сковороду к остальной ботве. Проверил бульон. Пропустил рюмку. Еще раз проверил бульон. Добавил и в бульон, и в сковороду измельченные корешки кинзы. Достал сварившееся мясо, отделил от костей, нарезал на кусочки размером с полтора перепелиных яйца и вернул в бульон. Еще раз попробовал его. Остался доволен. Пропустил рюмку.

Затем переместил содержимое сковороды в десятилитровую кастрюлю с бульоном. Поварил. Засандалил туда две банки итальянских консервированных помидоров в собственном соку — в южных краях даже варят борщ на томатном соке. Натер туда яблоко. Выжал несколько лимонов. Посолил, что делал и раньше. Ювелирно добавил сахару. Заправил, в общем.

И уже у последней черты, когда все сложилось, залил туда свекольный отвар. Для цвета. Не только, конечно, для него, но именно так достигается благородный пурпурный оттенок. Можно было праздновать.

Я еще дернул ледяной, под первую тарелку со сметаной, мелкой порубленной кинзой и ржаным хлебом.

Пора было ехать на пресс-конференцию.

Доверенные лица на всякий случай получили все необходимые указания относительно подачи. Я рассчитывал, что к ужину обернусь.

Перевод прошел на ура. Я дирижировал залом как Леонард Бернстайн в лучшие годы, то есть при помощи бровей. Шутил, смеялся. Роджер Уотерс выглядел удивленным, но не раздосадованным. Последний вопрос — и вот я мчусь к такси. У выхода меня остановил седовласый джентльмен. Прочувствованно поблагодарил за перевод. Я был вежлив, но стремителен. Меня ждали гости. И борщ.

Уже в такси мне позвонили с просьбой приехать на ужин к Уотерсу. Надо было решить, какими лозунгами расписать свинью, которая по сорокалетней пинкфлойдовской традиции будет парить над Дворцовой во время концерта. Требовался перевод. Как Примаков над Атлантикой, я совершил крутой разворот.

Весь ужин я сидел на иголках. Мобильный телефон разрывался от звонков. Телом я был рядом с лидером одной из величайших рок-групп в мировой истории, автором любимых песен, мысленно же я разливал борщ гостям и выслушивал восторженные комплименты.

Я перевел все что надо и при первой возможности, извинившись, откланялся. Большие глаза Роджера Уотерса снова округлились от удивления. Я не стал ничего объяснять.

На выходе меня опять поймал тот самый седовласый джентльмен, уотерсовский продюсер. «Вы нам так помогли, спасибо». — «Ну что вы». — «Знаете что, как вас зовут? Я внесу вас в список на after-party.

Какая надменность, подумал я. Какая спесь. Этот человек приезжает в мой город и «вписывает» меня на after-party, куда я, конечно же, прошел бы и без его помощи. Ну где они могут устроить вечеринку? В каком из трех-четырех ночных клубов?

Подчеркнуто вежливо я поблагодарил его и оставил свои координаты. Меня ждал борщ, еще не разъехавшиеся гости, слушатели.

С утра мне позвонили и попросили захватить паспорт. After-party была на яхте Абрамовича Pelorus.