Полигамный апокалипсис

Одна моя знакомая подала на развод, как только узнала, что ее супруг пригласил коллегу по работе на ужин в тот же самый ресторан, где семь лет назад сделал ей предложение руки и сердца. Он пытался было объяснить, что планировал лишь деловую встречу, а выбор места связан исключительно с географической близостью к офису, но моей знакомой это было не важно. Ни его клятвы в любви и верности, ни увещевания подруг, ни мольбы родственников не могли ее переубедить. «Он мне изменил», — на все отвечала она, признавая, однако, что никакой измены в общепринятом смысле этого слова, может быть, и не было. «Для меня это измена», — сказала она и понесла заявление в загс.

Сразу скажу, что они так и не развелись, а заявление забрали. Муж моей знакомой — идеальный муж, это понимают все, кто видел его хотя бы раз. А она сама — девушка эмоциональная и вспыльчивая. В прошлый раз она собиралась расторгнуть брак, когда он доел шоколадку, не оставив ей ни кусочка. Они быстро помирились, все вздохнули с облегчением, а другая моя подруга только пожала плечами — в том смысле, что ее муж меняет любовниц как перчатки, но она это изменой не считает и даже особенно из-за этого не расстраивается.

Что считать изменой — вопрос сугубо личный и внутрисемейный: главное, чтобы всем участникам процесса было комфортно и не обидно. Во все времена и во всех странах найдутся те, для кого изменой становится даже эротический сон, и те, кто готов закрывать глаза на любые вольности супруга. А вот некое общественное представление о том, что же такое измена и как к ней стоит относиться, вполне может меняться вместе с нравственными установками, системой ценностей и социокультурными реалиями.

В принципе мы все, конечно, понимаем, что адюльтер — это сексуальная связь с другим партнером, и вообще-то это плохо. Но недавно социолог Эрик Андерсон из университета Винчестера провозгласил конец эпохи ясности в отношениях между мужчинами и женщинами. Мол, мы должны признать, что вся терминология в этом вопросе безнадежно устарела: понятия «ухаживание», «брак», «семья» и даже «любовь» обозначают совсем не то же самое, что 50 и даже 30 лет назад. То же и с оценками: еще в середине XX века девушку, решившуюся на секс до брака, ругали плохими словами, в 1980-х близкие отношения до свадьбы стали нормой, а нынче те, кто хранит невинность для будущего супруга, и вовсе считаются чудаками и не от мира сего.

Андерсон занимается социологией отношений уже несколько десятилетий. Он утверждает, что за время его наблюдений серьезно пошатнулся последний форпост консерваторов и традиционалистов — моногамное устройство западной цивилизации. По большому счету, писал он в своей книге The Monogamy Gap: Men, Love and Reality of Cheating, мы стоим на пороге полигамного общества, в котором наличие нескольких сексуальных партнеров перестанет считаться порочным. Де-факто это уже случилось: по самым разнообразным национальным и международным опросам, приблизительно каждый пятый признается в том, что состоит в близких отношениях с несколькими людьми одновременно. По словам психолога Элеонор Кромвель из Чикаго, члена Американской академии клинической сексологии, в ее практике все чаще встречаются случаи, когда человек заводит легкие отношения на стороне и искренне удивляется недовольству партнера. «Это же просто секс», — говорят одни. «Я же не против, если он тоже будет встречаться с кем-то еще», — недоумевают другие. Или: «Что плохого в том, что я люблю их двоих?»

Это как со взятками. Теоретически мы еще помним, что давать взятки плохо, но все их даем. Иногда оправдываем себя устройством системы, но на самом деле уже редко задумываемся об этом и еще реже рефлексируем. А, например, коньяк врачу и конвертик за операцию — это вообще уже не зазорно.

Недавно Андерсон написал любопытную статью в The Washington Post, в которой сконцентрировался именно на трансформации самого понятия «измены» как ключевого для понимания сути взаимоотношений людей.

Он выделил несколько «мифов» об измене: так он назвал наши представления об адюльтере, которые еще недавно были справедливы, но теперь не имеют отношения к реальной жизни. Итак, по мнению Андерсона, в современном мире потеряли свою актуальность следующие народные мудрости: «Если изменяет, значит не любит»; «Если смотрит на сторону, значит не хватает секса дома», «Мужчины изменяют чаще женщин» и «Богатые исповедуют более свободные взгляды, чем бедные».

Психолог Кромвель с ним во всем согласна. «Я считаю, само слово "измена" уже не соответствует смыслу процесса, который оно символизирует, — говорит она. — По большому счету, отношения с другим человеком все реже ассоциируются с предательством или обманом». По ее словам, многие американские исследования фиксируют рост лояльности к изменам как таковым: все чаще партнеры ставят друг друга в известность о параллельных отношениях и даже не пытаются их скрывать. Сексолог Вилли Пасини тоже считает, что прощать измены стали гораздо проще и чаще. И хотя мужчины и женщины до сих пор относятся к изменам по-разному (по результатам недавнего исследования, жены готовы простить физическую измену, но тяжело смиряются с влюбленностью мужа в другую, а мужья, напротив, болезненнее всего воспринимают именно интимную близость). Пасини считает, что эта разница — всего лишь вопрос времени. Такого равноправия, как сегодня, во взаимоотношении полов не было никогда.

Так получилось, что наши родители боролись за либерализм в любви, а теперь пришло время эдакого любовного социализма, когда каждому по потребностям, а от каждого... терпимость и понимание. Хотя по мне, так это не социализм, а апокалипсис.

Кстати, социопсихолог Омри Гиллат недавно доказал, что количество мужских измен связано с тяжелой экономической или политической ситуацией в стране. Мол, в критических ситуациях мужчинам необходимо доказывать свою способность выживать, а это напрямую связано с подсознательным продолжением рода с максимальным количеством партнерш.

Если поверить Гиллату, но пойти от обратного, то пора откладывать деньги: не сегодня-завтра ударит тяжелейший экономический кризис.