Названия цветов и оттенков — памятник умению договариваться

Оказывается, цветовая модель мира — памятник человеческой способности договариваться. Физик из Рима и математик из Турина вместе с коллегой из Индии вдохновились идеей лингвистов и антропологов о единой иерархии цветов для всех культур. Эту идею они строго обосновали в статье, вышедшей в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences. Их математическая модель описывает, как люди, поколение за поколением, выбирают из всего многообразия красок условные цвета, чтобы принять их за понятные окружающим точки отсчета.

Человеческий глаз обладает способностью заметить «еле различимую разницу» (это термин из статьи) между соседними полосами радуги. На краях — в красной и фиолетовой зонах — это дается сетчатке с большим трудом, зато на границе зеленой полосы с желтой и синей ее чувствительность на пределе. Казалось бы, те цвета, которые ни с чем не спутаешь, должны получить свое название первыми. Но в действительности все наоборот.

Как у цвета появляется имя? Из тысяч и тысяч диалогов, которые проходят по одинаковому сценарию. Представим себе отца, который рассказывает сыну, как выследить какого-нибудь зеленого попугая. Отец говорит про «птицу цвета лимона». Почти наверняка при встрече с попугаем сын не заметит в нем ничего лимонного: в желто-зеленой зоне глаз слишком хорошо различает оттенки. А вот если отец сравнит цвет граната с цветом крови, сын не придет домой с пустыми руками: сетчатке ничего не стоит перепутать один оттенок красного с другим. Если смотреть на такой диалог как на игру, у нее возможны три исхода. Ноль очков, если сын ничего не понял. Одно очко, если сын просто опознал попугая по цвету. Два очка, если он разобрался, какие другие предметы можно назвать «лимонными», а какие нельзя. То есть начал пользоваться абстрактной категорией цвета. Прокрутив такую игру миллиарды раз, исследователи сделали парадоксальный вывод: быстрее всего люди договариваются о тех цветах, которые восприятие не в состоянии точно ухватить.

Это кое-что проясняет в работе сознания в целом. Точнее, в умении мозга делить реальность на категории. Возьмем, например, эмоции. Одно дело — понимать, что чувствует другой человек: это как способность сетчатки распознать конкретный оттенок. И другое дело — найти для этих эмоций правильные слова, понятные другим. Психологические романы, появившись в XIX веке, радикально поменяли отношение самых просвещенных людей друг к другу. Осталось дождаться, чтобы нейрофизиологи придумали схему эмоциональных состояний, которая представляет все их многообразие так же наглядно, как радуга — цвета. Тогда мы, может быть, поймем, где у нас в этой схеме «белые пятна» и каким из переживаний нужно срочно дать имя.