Макао. Найти нельзя потерять

Можно провести неделю в Кембридже и не посетить ни одной университетской лекции. Можно за месяц в Гамбурге не съесть ни одного гамбургера. Одна моя знакомая красавица, наследница великой лимонадной империи, за полгода в Италии не сделала ни глотка вина: компании не было. То есть теоретически можно слетать в Макао и не пойти играть в казино. Проявить нечеловеческую выдержку. Со смаком рассказывать потом, как был и не играл. А что? Я вот ни разу не был в Мавзолее, и, по-моему, это гораздо круче, чем там побывать. Для моего поколения ни разу не видеть мумифицированного основателя Советского государства на расстоянии вытянутой руки — очень редкое переживание. То есть можно не играть в Макао, не заходить под своды пародийно-барочного казино, не обменивать валюту на фишки, не делать ставки, не сражаться с рулеткой или с живыми противниками. Не мечтать о конкретной карте или определенном числе.

Можно, но как-то глупо.

Безусловно, в Макао и без того есть чем заняться. Поглазеть в зоопарке на панд. Сломя голову удариться в скайдайвинг с телекоммуникационной башни. Поужинать или пообедать в три-мишленовском Robuchon au Dome — в куполе Grand Lisboa. Сводить ребенка в маканский Музей науки. Можно покататься на гондоле по торговому центру в Venetian — там канал квартала на полтора, «венецианские» фасады и расписное синее небо с облачками. Китайцы, с одной стороны, изобрели порох, бумагу и массу других полезных вещей, с другой — великие имитаторы, способные скопировать что угодно. Маканский Venetian Resort — копия лас-вегасского, который в свою очередь копировал Венецию, которая тоже где-то копировала Византию, но не один в один, и там другая история. Venetian в Макао — производная производной, симулякр плагиата, подделка копии. И в этой бесконечной вторичности есть своя подлинность. Честность. Нельзя обмануться в кукле, не может эстетически покоробить вкладыш от жевательной резинки. Сакральное искусство не знает критики, а тут налицо культ удачи и легких денег.

В общем, можно ограничиться занимательной культурологией, но ноги сами несут в казино.

У входа охранник в униформе и смешной знак вроде дорожного — перечеркнутые фигуры женщины с двумя детьми. Это не значит, что не пускают женщин; это про детей.

Маленьких сюда не пускают из воспитательных соображений, хотя кажется — чтобы не портили праздник взрослым, которые на счет раз превращаются в детей. Карточные игры — на деньги, на что угодно — это прежде всего игры. То есть атрибут детства. Оттого и казино оформляются под стать Диснейленду. Фальшивое золото, дворцовые своды, тысячи огней, ярмарочный шум, крики крупье и стрекот автоматов.

Все слишком ярко и громко. Ночью можно не спать. И играть берут в любую песочницу. Подходи, плати и играй. Главное — плати. Вот оно, счастливое детство.

Правда, с последним пунктом не все так гладко. Макао — даром что мировой центр лудомании — прежде всего китайская территория. И кругом Китай, и тут тоже, в общем-то, он. Большинство китайцев не любят и не знают покер. У них на уме сплошная баккара. Оно и понятно, кого это может удивить, если один из синонимов баккары — макао? А за техасским холдемом необходимо пробираться через улицы рулеточных столов и кварталы игровых автоматов. И ждать своей очереди, пока не загорится на табло внесенная в компьютер фамилия. Тут вообще все технологизировано, колоды мешают не вручную, а машинками-шафлерами.

Я дождался очереди, сел за стол, заявил свои 2000 гонконгских долларов (200 евро).

Оппонентов я видел первый раз в жизни, они меня тоже. То есть можно было творить за столом все что угодно, но и реакция могла быть непредсказуемой.

За несколько сдач я осмотрелся, понял, кто склонен платить, а кто — сбрасывать, оценил среднюю агрессивность стола.

И тут мне пришла пара валетов — одна из лучших стартовых рук, четвертая по силе среди тысяч.

К тому же поздняя позиция давала мне возможность принимать решения последним — серьезное преимущество в покере.

Передо мной была ставка. Я перекрутил, повысил. Мой оппонент, китаец лет 50, заплатил.

Открылся флоп — три общие карты, с которыми надо составлять комбинации.

На флопе лежал валет.

Теперь у меня был сет — птица-тройка валетов. Не карта, а бомба — такую поди победи. Впрочем, теоретические шансы на это у противника оставались. Мы еще не видели четвертой карты на доске — терна и пятой — ривера.
Китаец дал 200. Я перевернул его ставкой в 600. Он заплатил.

Черт, мало дал, подумал я. Когда стоишь лучше, надо грузить. Как писал гроссмейстер Нимцович по другому поводу: имеющий преимущество обязан атаковать.

Открылся терн — еще один, последний в колоде валет!

Теперь у меня было каре, комбинация избыточной силы. Проиграть этот банк я уже не мог. Но вставали другие вопросы: как забрать у противника побольше? Разыгрывать каре агрессивно и тихонько заманивать? Броситься в атаку, замаскировав таким образом невероятную силу своей руки, или ждать в засаде?

Мои тревожные, но приятные мысли были прерваны лучшими словами, которые я мог услышать в той ситуации: «All-in». Китаец поставил в банк все свои фишки. Мне не составило труда ответить ему.

Благодаря другим мелким банкам вышло так, что за 15 минут я утроился.

Можно было встать и уйти. Просто встать из-за стола, обменять фишки на деньги и подняться в номер, шлифуя в голове историю про то, как я гастролировал в Макао и порвал местных лохов.

То есть можно прилететь в Макао, выстоять час в очереди, поиграть четверть часа и уйти. Можно, да. Но глупо как-то.

Естественно, я остался и вскорости все спустил.