Венсан Перес: Такова балетная жизнь

Кажется, с тех пор как был изобретен фото­аппарат, артисты балета никогда не выходили из зоны его объектива. Так смешно сейчас разглядывать на старинных дагерротипах упитанных барышень с крылышками и веночками на головах. Кто теперь поверит, что они когда-то парили, летали, сводили с ума публику, разоряли балетоманов, становились героинями газетных баталий, а много лет спустя – и серьезных исследований?

Нигде так не обнажены страсти, как в балете. Нигде нет такого яростного соперничества, такого противостояния воли и характеров, такого количества травм и выходов на пенсию по инвалидности. Но редко когда балетное закулисье оказывалось в объективе фотографа. Что тут снимать-то? Порванные связки, вывихнутые суставы, перетруженные, как у молотобойцев, мускулы? Даже когда великого Эдгара Дега впервые пустили в фойе и в классы Парижской оперы, он не испытал там ничего, кроме приступа острой жалости к усталым труженицам, приговоренным к своей палке и пуантам. Это потом, как и полагается великому художнику, он отыщет горькую поэзию в этих сумеречных классах, в этих корявых фигурках в белых тюниках, изо всех сил пыта­ющихся хоть как-то взлететь над грустной реальностью своей судьбы.

Начинающий фотограф Венсан Перес – это не Эдгар Дега. Хотя его тоже тянет за кулисы и в репетиционные залы. И подсмотренные детали или случайно выхваченные лица у него пока получаются лучше, чем постановочные портреты разных балетных этуалей. Может быть, потому, что кому как не ему знать, что скрывается за всеми этими постановочными эффектами, красивыми жестами и театральным гримом. Он и сам играл такие роли в кино, где важнее всего было умение носить костюм и принимать позы. Но, похоже, с прошлым романтического героя покончено. Перес женился, остепенился, обзавелся многочисленным потомством и вдруг вспомнил, чем он любил заниматься когда-то больше всего, а именно – профессиональной фотографией.

В юности он окончил колледж искусств в Швейцарии, мечтал стать художником. Ранний и бурный роман с кинематографом отодвинул, но, как выяснилось, не перечеркнул эти мечты. И все-таки, почему именно сейчас он решил стать фотографом?

– Если честно, мне трудно ответить почему. По природе я довольно медленный человек. Ненавижу спешить, суетиться, принимать быстрые решения. Мне необходимо время, чтобы понять, чего я хочу, без чего не смогу обойтись, а от чего можно отказаться. Когда целиком отдаешься актерской карьере или начинаешь сам снимать кино (а у меня на счету два фильма, где я выступил еще и как режиссер), то, разумеется, не до фотосъемок. Но мысль о фотографии не давала мне покоя все эти годы. Каждый раз, когда оператор выставлял кадр или фотограф наводил на меня объектив, я просчитывал про себя: нет, я бы это сделал иначе, или – с этой композицией надо бы еще поработать, или – нет, свет не тот. Конечно, каждый должен делать свое дело, поэтому я старался не вмешиваться в процесс. Но как только мне представилась такая возможность, я почувствовал себя абсолютно счастливым. Главное – все эти уроки, приобретенные в юности, никуда не делись.  Все, что я делал в кино, строилось на фундаменте моей бесконечной любви к фотографии.

Конечно, как любому фотографу-дебютанту, Венсану Пересу еще предстоит обрести свой почерк, собственный авторский стиль. Пока в его работах угадывается влияние то Картье-Брессона, то Доминик Иссерман, то Ричарда Аведона. Нет, Венсан им не подражает впрямую, но о них помнит. А помнить, в общем, не обязательно. Наверное, сказывается актерская привычка знать наизусть не только свои, но и чужие реплики. При этом в его балетных кадрах есть и что-то свое. Острый внешний ракурс, неожиданный внутренний монтаж. Есть холодная безжалостность общих планов. Улыбчивый, веселый шармер, Перес почему-то думает, что видит мир ­балета глазами неунывающего ­Фанфана-Тюльпана, а на самом деле он смотрит на него грустными глазами маркиза де Ла-Моля из «Королевы Марго».

Актерское прошлое Венсана тяготит. Он знает: публика, полюбив один раз, не прощает измен. Зачем отнимать хлеб у тех, кто не обладает ни твоей внешностью, ни актерским талантом? Зачем фотографировать самому, когда десятки профессионалов только и ждут того момента, чтобы направить на тебя свой объектив?

– У монеты две стороны: с одной я – актер и режиссер, с другой – фотограф. Ради того чтобы начать новую карьеру, может быть, даже придется придумать псевдоним. Какой? Я еще не придумал. Но наверняка он будет связан с Россией.

С Россией у Переса давние отношения. Он любит сюда приезжать. Было у него два российских фильма: «Линия жизни» и «Код апокалипсиса», не слишком украсивших его фильмографию, но он относится к этому спокойно. Важнее, что это был потряса­ющий опыт, который и подтолкнул его начать карьеру фотографа.

В 2011 году в московской галерее RuArts открылась первая большая выставка Венсана, которая называлась «Из Парижа во Владивосток», – что-то вроде путевого дневника, сделанного ироничным и любознательным иностранцем. А недавно состоялась премьера его нового проекта, посвященного исключительно балету.

За кулисы Большого театра Венсана привел Николай Цискаридзе. Туда ведь так просто не попадешь: Большой – режимное предприятие. Но под покровительством и при поддержке Николая многое стало более доступно и понятно.

– Нам всем время от времени снятся сны. Иногда их хочется запечатлеть на пленку, увидеть их наяву. Балет для меня и есть такой сон. В Парижской опере я работал с такими звездами, как Николя Ле Риш и Сильви Гиллем. Мне хотелось постичь суть этой профессии, уловить ускользающее движение. И знаете, что я понял, изведя километры пленок и тонны фотобумаги? Это невозможно. Сон останется сном. Чем прозрачнее, чем воздушнее танец, тем нереальнее его запечатлеть. Хотя я честно старался. И что-то, надеюсь, получилось.  И еще одна из ключевых тем моего проекта – женское и мужское начало в балете, границы которого так зыбки и изменчивы. Я очень люблю наблюдать за танцовщиками за кулисами, смотреть, как они разминаются, разогреваются. Многие из них выглядят как тяжелоатлеты, а потом какая-то доля секунды – и они вылетают на сцену невесомые, грациозные, изящные. Но я-то знаю, какой невероятный труд стоит за этой легкостью. Мне хотелось проследить весь процесс: ожидание перед выходом, сложнейшие пируэты и туры в воздухе, аплодисменты, и снова кулисы, возвращение к реальности… Работать с русскими танцовщиками было невероятным счастьем. И встреча с Николаем Цискаридзе и его учениками, и все наши съемки в Большом. Это ведь только на первый взгляд кажется, что речь идет о балете. А на самом деле это история про жизнь, которая продолжается, несмотря ни на что, которая неистребима как танец, как пламя. Остановить невозможно. Потушить нельзя. Можно только любоваться издали, не приближаясь слишком близко.С