Патрик Демаршелье: Фотография — это хобби

В гардеробе мы стояли вместе. Я хотел пропустить его вперед, но он непреклонным жестом отклонил мое предложение. Как и все в той очереди, Патрик Демаршелье скромно ждал свой номерок за сданный плащ. Потом подошел к зеркалу, неуверенно провел рукой по тронутым сединой волосам, поправил оттянутый ворот водолазки и двинулся в сторону эскалатора, где его тоже почему-то никто не встречал.

Когда он появился в зале Манежа, фотографы радостно щелкали Ульяну Сергеенко в ультрамини. Вдоволь налюбовавшись на новую диву русского couture, Демаршелье готов был и дальше проследовать неузнанным и незамеченным, но кто-то из сотрудников дома Dior радостно вскричал: «O, Patrick!» — и тогда внимание снимающей и пишущей братии, как по команде, переключилось c коленок г-жи Сергеенко на главного виновника торжества, создателя ключевой фотовыставки московской биеннале «Мода и стиль в фотографии» Dior Couture.

Патрик Демаршелье — это, конечно, грандиозное имя. Его всегда было так много, что иной раз казалось, будто под этим именем орудует целая артель высококлассных фотографов, выдающих в бесперебойном ритме модные фотосессии во все главные глянцевые журналы мира. Моду он снимает уже лет сорок, не изобретая слишком затейливые сюжеты и не перегружая манекенщиц трудными заданиями. Девиз Демаршелье — естественность. Его основной принцип — успеть сделать основную работу до священного для всех французов часа dejeuner, ну а все остальное до five o’clock, когда обязательно, пусть и ненадолго, просияет солнце. А оно, будьте уверены, обязательно просияет, словно у Патрика с ним договор на почасовую аренду.

Вообще у него веселый, здравый и какой-то очень правильный взгляд на жизнь. За это его любят дома моды и серьезные тиражные издания. Усталый возглас главного редактора: «Мне хочется чего-то радостного» — в переводе на общепонятный язык означает одно: закажите съемку Демаршалье, чего бы это ни стоило. Стоит, как правило, дорого. Он считается одним из самых высокооплачиваемых фотографов в мире, обогнавшим по своим гонорарам всех своих главных конкурентов. В нервном глянцевом деле превыше всего ценятся мастеровитая стабильность и ровный, дружелюбный характер.

По этим же причинам у Демаршелье хотят сниматься самые капризные звезды и самые занятые политики. Все знают: Патрик не подведет. Сделает все как надо. И никаких мучительных погружений в подсознание, никакой трудной работы мысли на утомленном от грима челе. Лица у него по большей части всегда свежие, как после прогулки по альпийским лугам, улыбки белозубые, как после сеанса airflow у дантиста, глаза сверкают задорным, молодым блеском. И как ему это удается? Невероятно! Наивные журналисты по привычке выпытывают, почему его модели всегда такие естественные, живые, улыбчивые? Что он для этого делает, как ставит свет, какие истории им рассказывает, какую технику использует? Но Демаршелье лишь хитро улыбается из-под колючих бровей. Да если бы он и хотел поведать свои секреты, все равно бы ничего из этого не вышло. По-английски он бурчит так же, как по-французски, то есть весьма неразборчиво. На это сетовала в предисловии к его альбому Анна Винтур, главный редактор американского Vogue. Мол, убейте меня, ничего не понимаю из того, что говорит Патрик. Но за тридцать лет привыкла не столько вслушиваться в его речи, сколько доверять тому, что он делает. Все равно лучше него никто не снимает.

Вот и сейчас в Манеже, когда он отвечал на вопросы с просветленной улыбкой сельского пастора, я не мог не восхититься находчивой импровизацией Ольги Свибловой, лихо переводившей его немудреные мысли на язык изящных афоризмов и точных формулировок.

«Мои любимые модели — те, с кем не надо говорить. Они все понимают без слов… Главное — добиться эффекта внезапности, спонтанности, кадр должен получиться “случайно”, а что скрывается за этой случайностью, не должен знать никто… Сфотографировать — это значит обладать...»

На месте ассистентов Демаршелье я бы это снова все перевел на французский язык и использовал в качестве его официального пресс-релиза. Но никаких помощников он с собой в Москву не привез: за пиар его визита отвечает Dior. В каком-то смысле и всю выставку можно рассматривать как один сплошной рекламный билборд великого дома моды. Последний памятник Haute Couture, исполненный грандиозного размаха и одновременно какого-то грустного совершенства, столь же мало пригодного для обычной жизни, как и длинные вечерние платья, которые по такому случаю надели московские красавицы, чтобы украсить вернисаж в Манеже, а заодно подтвердить верность дому Dior. Рената Литвинова в черном, Катя Мухина в алом и розовом, Елена Перминова в черно-белом. Очень красиво и…немного нелепо, особенно по контрасту с джинсами и черной водолазкой самого Демаршелье. Но в этом и есть отличительная особенность настоящих профессионалов моды: ее создатели, как правило, никогда не пытаются выглядеть как те, для кого она предназначена. Они скромные служители сцены, они всегда за кулисами. И если на них направлен прожектор, чувствуют себя довольно неуютно.

Патрик мне сам об этом говорил, когда мы встретились на следующее утро в отеле «Ритц-Карлтон».

— Меньше всего мне бы хотелось кого-то наставлять уму-разуму. По большому счету, фотография — это хобби. Идешь и снимаешь. Повезло — у тебя есть хороший кадр. Не повезло — идешь дальше. Не надо только делать ставку на непременный успех, добиваться вселенского признания. Лучше радоваться своим небольшим победам и не слишком огорчаться, если твои снимки пока никуда не берут. В конце концов их сейчас всегда можно выложить в сеть и обзавестись кучей фанов. Почему нет? Знаю, что так многие поступают. Конечно, мне повезло. Столько лет я занимаюсь только тем, что доставляет мне удовольствие. Времена меняются, и я вместе с ними. А как же? Но если вдуматься, то не слишком. Мода — это что-то очень эфемерное, непостоянное, а твой стиль — навсегда. Изменять ему нельзя, даже если тебе со всех сторон объясняют, что ты уже не в тренде. Поразительно, но я сейчас нахожу фотографии, сделанные сорок и тридцать лет назад, которые смотрятся так, как будто я снял их вчера. Наверное, дело в естественном свете, который я так люблю, в какой-то спонтанности, непредвзятости. Сколько раз бывало, что приходишь в студию или на площадку. Помощники уже выставили прожекторы и лампы, а ты вдруг говоришь: «Уберите все это». Вот сколько будет света, столько и будем работать. На самом деле красота разлита во всем, ее не надо режиссировать, стилизовать, подсвечивать как-то особо. Ее надо просто видеть. Конечно, наш проект Dior Couture — это сон. Прекрасный сон, но это еще и реальность. Все эти платья, на которые угрохано столько сил и времени. Глупо, если они будут только висеть в чьих-то шкафах, пусть уж лучше останутся на моих фотографиях.

Нынешняя экспозиция в Манеже разыграна, как пьеса, в шести эпизодах с длинным прологом в виде коридора, где развешены фотографии, стилизованные под строгую графику диоровского New Look. Следом идет «Ателье»: от первого эскиза художника и кропотливых рук закройщиц до финальной примерки и репетиции дефиле. Затем экскурсия в «Сады Диора» — роскошная фотосессия, сделанная Демаршелье прошлой осенью во время премьеры первой коллекции Рафа Симонса для Dior. Короткая и внезапная, как вспышка, история «От розового к красному» — два главных цвета нынешней весны. И наконец «Бал Диора», задуманный как грандиозная фреска под стать балу в «Спящей красавице»: обилие золота самых разных оттенков, длинные шлейфы, высокие парики, фижмы, как будто скопированные с портретов XVIII века… А присутствие на вернисаже лучшей принцессы Авроры российского балета — Дианы Вишневой лишь еще больше усиливало театральный эффект от самой экспозиции.

Конечно, можно было бы посетовать на чересчур скучное бытовое освещение — для подобной истории и свет должен был быть более таинственный и рельефный. И на какую-то будничную тесноту развески — такие фотографии требуют дворцового простора. Те, кто видел монографическую выставку Демаршелье в Petit Palais четыре года назад, наверняка запомнили эффектный контраст, на котором та была выстроена: его работы на равных соседствовали с полотнами Моне, Дега, Матисса и при этом ни секунды не проигрывали им. Напротив, существовали в каком-то очень органичном и содержательном диалоге.

Но, в конце концов, Манеж — не Версаль и даже не Pеtit Palais. Тут, как известно, в течение сорока лет был кремлевский гараж, о чем не устает напоминать нынешняя хозяйка главного выставочного пространства Москвы Марина Лошак. Так что порадуемся тому, что до мая там теперь поселился месье Патрик Демаршелье со своими диоровскими красавицами. Очень советую вам их там навестить.