Смешно?

Как заметил редко, но едко смеявшийся Ницше, смех – последний бастион раба. Благодаря вечной армии природных весельчаков и холопов всех мастей страна наша богата смеховой культурой невероятно. Эти залежи повнушительней нефтегазовых пластов и иссякнут только вместе с русской метафизикой. А покуда она вокруг нас – хохот, хихиканье, насмешки, ерничество, зубоскальство, ржание, глум, подкалывание, пересмеивание, хмыканье, прысканье, ухохатывание, смешинки будут наполнять наше жизненное пространство. Да и слава богу! Жизнь вообще не сахар, а в России тем более, выживать здесь без смеха и водки архитрудно. Я знал стариков, ровесников «века волкодава», прошедших сквозь мясорубку сталинского времени и сохранивших бодрость духа благодаря своему умению посмеяться над всем, в том числе над русской метафизикой. Они не были холопами, скорее наоборот. Смех для них был щитом, не давшим веку-мясорубке превратить их в бессловесно-послушный фарш. Как тут не связать смех с божественным промыслом, хотя известно, что ангелы не смеются.

Россия была и остается страной гротеска. Смеяться у нас любят и умеют профессионально. Посмеются иногда так, что мороз по коже дерет. И наш смех все-таки чем-то отличается от смеха западных людей. Когда в брежневско-андроповские восьмидесятые в московский андеграунд зачастили западные слависты, мы с друзьями столкнулись с их непониманием советских анекдотов. Один немец признался, что «русский анекдот разрушителен психологически». Почему? Да потому что, оказывается, он «злой по сути». А что же такое добрый анекдот? Немец пояснил: добрый анекдот – это когда ты, начиная его рассказывать, сам заранее смеешься. Такого заранее смеющегося человека у нас назовут дебилом. Значит, русские могут смеяться только зло? Иван Грозный, как известно, хохотал во время пыток. Естественно, с ним хохотала и вся опричная свора. Наверное, и москвичей они заставляли смеяться во время показательных казней. А может, и заставлять-то не ­приходилось? Неистовый Владимир Ильич часто хохотал. Сталина сатрапы довели до хохота, изображая рыдающего перед смертью Зиновьева. Берия был веселым человеком. Злыми, анархистскими были крестьянские частушки всех советских времен: «Как у нас в родном колхозе зарезали мерина, всю неделю кишки ели, поминали Ленина; разнесу всю избу ­<цензура> до последнего венца, ты не пой военных песен, не расстраивай отца!» В достопамятные три августовских дня, когда рухнула советская империя, освободительный хохот сотрясал многих. Как тут не вспомнить хлебниковское: «О, рассмейтесь, смехачи!»

Заклятие смехом – это ли не рецепт национального выживания? Как признался один блатной, в лагере выживают злые или ржущие. Злоба подавляет окружающих и, по сути, разрушительна для носителя, а вот хохот благотворно действует если не на окружающих, то хотя бы на психосоматику хохочущего. Медицина одобрительно отзывается о смехе: насыщается организм кислородом, выделяются эндорфины, укрепляются кровеносные сосуды… Главное, чтобы смех не перешел в истерический хохот со слезами и притопыванием. Поводов для этого предостаточно. Русская жизнь как будто создана для высмеивания. Для литераторов, ценящих смеховую куль­туру, она – Эльдорадо. Барков, Пушкин, Гоголь, Щедрин, Булгаков, Хармс, Олейников, Ильф с Петровым, Зощенко, Высоцкий, Довлатов, Пригов были старателями этих золотых приисков, при этом им не пришлось копать слишком глубоко – их герои обитали не в подземельях. Гротеска у нас навалом – бери не хочу. Но и ужаса – тоже. Как призналась одна новая русская в начале девяностых: «Жить в Москве страшно и весело». Это мерцание, балансирование нашей жизни между ужасным и смешным и есть суть русской метафизики. Как у Мамлеева: «Похороны прошли трогательно, но походили на хохот».

Вертикаль власти всегда отсверкивала двумя гранями: пугающей и веселящей. Зловещий Грозный, комичный Павел, кошмарно-великий Петр I, опереточный Николай II, страшный Сталин, смешной Хрущев, пародийный Брежнев, угрюмый Андропов, ничтожный Черненко, над которым и смеяться-то уж как-то неловко было. Ельцин процентов на тридцать восемь был смешнее Горбачева. В тандеме все распределилось достаточно очевидно: злой Володя, смешной Дима. Хотя, если приглядеться к нынешнему правителю, не все так очевидно. Тоже мерца­ющий образ: субтильность, полет с журавлями, амфоры, тигрята, ГТО… Вообще, нынче смех в обществе нарастает, снежной лавине подобно. Все как бы смешно. Включишь телевизор – разница между Думой и «Юрмалой» измеряется лишь интенсивностью и оттенками смеха. Смешна власть, смешна оппозиция. Смешны новые законы. Смешны судебные процессы. Смешны судьи и подсудимые. Смешны ток-шоу и дебаты политиков. В телеюморинах все идет вразнос, налицо яростное желание вызвать у зрителей смех как искусственную рвоту, два пальца лезут с экрана в миллионы ртов. Смешна криминальная хроника: внук зарубил бабушку из-за банки кока-колы. Ха-ха-ха! Звонит приятель: «Слышал про демарш Шишкина?» Слышал. «Смешно, да?» И чего же здесь смешного? Взял человек и озвучил свою гражданскую позицию. «Чего? Какую позицию?! Ну не смеши!» Вот оно как. Граждане, да здравствует здоровый смех над гражданской позицией!

Россию нынешнюю сотрясает хохот. Напоминает мне это начало века XX. Тогда тоже хохотали до упаду и над всем. Распутин, Цусима, Дума, Пуришкевич, кадеты, велосипеды, ананасы в шампанском. Все было смешно. Вспомним Сашу Черного: «Все мозольные операторы, прогоревшие рестораторы, остряки-паспортисты, шато-куплетисты и бильярд-оптимисты валом пошли в юмористы». Смех нарастал до 1917-го. Вот когда юмористы-любители взялись за маузеры, стало не до смеха: «Я Лева Задов, юмор-р-рист и куплэ-этист! Со мной шютить нэ надо! А ну, сволочь, выходи в коридор!» Профессионалам пришлось выйти в коридор или эмигрировать. Аверченко в Париже выпустил не очень-то веселую книжку «Дюжина ножей в спину революции». Ильич, читая ее в Кремле, хохотал над автором: ох, и уморил еси! Ему смешна была бугжуазная интеллигенция. Вскоре ее стали отстреливать, а самых «смешных» отправили на пароходе куда подальше, чтоб серьезные большевики не поумирали со смеху…

Смех в сегодняшней России – что-то среднее между фитнесом и психбольницей. Он востребован населением. Граждане активно хохочут: борются со стрессом, изгоняют страхи, сбрасывают калории. И как-то неудобно войти в это просторное помещение с санитарами, фикусами и тренажерами, чтобы произнести нечто старомодное: дамы и господа! Судя по всему, родная метафизика собирается преподнести нам очередной сюрприз. Может, хватит ржать?С