Елена Титова: У нас будет «трогательный» музей

СВы с самого начала хотели кардинальных изменений, что и привело к конфликту с сотрудниками. В частности, планировали изменить название на Музей дизайна. Почему отказались?

Мы еще шлифуем окончательную редакцию. Дело в том, что подобные музеи в Европе уже в конце XIX века были одними из самых посещаемых. А это ровно то, что нам нужно: музею отчаянно не хватает внимания публики. Мы государственный музей – денег на глобальные переделки у нас нет; и только эффективность музея поможет нам встать на ноги.

При этом в музее огромная коллекция, которая изначально досталась нам от музея кустарных изделий, основанного Сергеем Морозовым, выходцем из купеческо-меценатской династии. Это весь пласт красивых вещей, которые создавали люди в прошлом и позапрошлом веках. В конце ХХ века хранилища пополнились работами всех хоть ­сколько-нибудь значимых русских художников, которые со­здавали дизайн упаковок, то есть работали на советских промышленных предприятиях. Так что наша заявка была тщательно продумана, чтобы привлечь внимание и посетителей, и меценатов, и специалистов.

СПолучилось?

Да. При этом как бы я ни переживала, но даже конфликт с работниками сыграл на руку музею – к нам стало больше приходить людей. Что же ­касается названия, то сейчас в тендере участвуют два: «Всероссийский музей искусств и ремесел» и «Национальный музей ­декоративного искусства и дизайна».  

СВозвращаясь к конфликту с работниками – почему, если уж говорить откровенно, вы вообще всех этих старушек не уволили?

Во-первых, это непорядочно. Люди отдали музею много лет, смогли сохранить невероятной красоты и ценности вещи в тот момент, когда вся страна участвовала в гонке за деньгами. Они же продолжали получать мизерные деньги и ходить на работу, преисполненные любовью к музею и чувства особой миссии. Во-вторых, музей ­государственный, у нас нет установки выгонять людей на биржу труда. Но я серьезным образом пересмотрела административный штат в музее. Все специалисты (а они, поверьте, уникальные) сохранили свои места.

Зато я смогла пригласить на работу молодых креативщиков, которые, собственно, помогли сформулировать ядро рекомендаций для музея. И я горжусь, что, когда мы вывесили первую порцию предложений на сайте (я очень волновалась, что будет вал критики), мы не получили серьезных редакторских правок. 

СА какой сейчас средний возраст сотрудника музея?

Пятьдесят лет.

СПочему вы не привлекаете молодежь?

К сожалению, наш штат невозможно увеличить. И если честно, те деньги и условия, что мы предлагаем, неинтересны молодежи. С другой стороны, мы придумали хороший ход: зовем на практику студентов, чего раньше в музее не было. Но в целом ситуация четко обозначает главные проблемы музейщиков сегодня: с одной стороны, недостаточно современное оборудование, с другой – нет квалифицированных, обученных молодых сотрудников, готовых и умеющих с этим оборудованием работать.

СКажется, что проблемы в музее совсем иные: допотопные стеллажи, цвет стен, отсутствие кафе и магазина. Кстати, с магазином вы могли бы стать местом паломничества не только туристов, но и обычных горожан. Футболки с надписью «Водка», наборы с керамическими игрушками и красками – чтобы дети раскрашивали под дымку, стеклянные украшения к выставке прибалтийского стекла, русские музыкальные инструменты, ложки и кокошники, ­наконец!

Абсолютно согласна. И это все будет, обещаю. И кафе, и магазин. Еще раз повторю: музей государственный, и без одобрения концепции по его развитию в Министерстве культуры мы ничего сделать не можем. Верно и в отношении стеллажей и цвета стен – на ремонт, во-первых, нужны деньги, а во-вторых, здание музея – это памятник архитектуры ­ XIX­–XX веков, по­этому здесь нельзя взять и просто покрасить ничего: нужен художественный проект и бережное отношение к каждой архитектурной детали, будь то наличник, обычная, казалось бы, труба или дом целиком.

СС кем вы обсуждали концепцию развития музея? Кто эксперты?

У нас читал лекции Майкл Хейзер, американский художник, ученый, который занимается ленд-артом – это когда огромные пространства целиком превращают в удивительные произведения искусства. Приезжал директор знаменитого венского MAK Петер Нойвер. Говорил, что надо бороться с посредственностью. Мы сотрудничаем с основателем «Винзавода», нынешним куратором курса «Арт-менеджмент и галерейный бизнес» в RMA Николаем Палажченко, экспертную поддержку нам оказывают коллеги из ­музеев Царицына, Кремля и Манежа.

СВы находитесь между молотом и наковальней: с одной стороны, госсобственность и классическая модель музея, с другой – желание привлечь новую аудиторию.

Мы пойдем по четко намеченному плану, благо ориентиры есть: МАК, Музей Виктории и Альберта, Британский музей, от которых мы отстаем лет на пятнадцать. С другой стороны, в некотором роде нам даже повезло: все те ошибки, которые они совершили, мы не допустим. В нашей новой концепции есть очень много вещей, которым может позавидовать Еврейский музей Москвы или Выставочный зал «Манеж». Речь идет об обуча­ющих программах. Мы будем создавать интер­активные экспозиции, когда можно в вир­ту­альной примерочной посмотреть, как на тебе сидели бы костюмы знаменитого русского модельера, соперницы Шанель Надежды Ламановой или Вячеслава Зайцева, который подарил нам свои коллекции. Мы также делаем «трогательные» залы, когда можно брать в руки вещи, крутить, играть в них, и большие экскурсии для детей и взрослых, цель которых не только развлечь, но и обучить.

Между прочим, внимание человека в XXI веке претерпело серьезные изменения. Если в 1970-е годы на осмотр картины или работы посетители тратили семь-девять минут, сейчас – двадцать секунд. Удержать это внимание музей может несколькими способами: устраивать бесконечный интерактив и серьезно продумывать настоящее путешествие по экспозиции, работать с гидами, причем имеются в виду не только живые люди, но и электронные устройства.

СПо пути в ваш кабинет мы видели детей, которые сидели и лежали на полу перед экскурсоводом в зале, где стоят деревянные расписные сани.

Это большое искусство – удержать внимание детей. Где-то надавить, где-то пошутить, где-то поиграть. Причем в конце экскурсии каждый ребенок получает задание – нарисовать в той или иной технике рисунок.

СЕсли говорить не о детях, а о другой публике: кого из мировых звезд вы хотели бы привезти в музей?

Я веду переговоры с Жан-Полем Готье. Надеюсь, в 2014 году мы привезем выставку его костюмов. Это будет очень большое событие.

СА что касается другой части музея – а именно русской народной: есть ли уверенность, что вся эта «посконность» интересна современному посетителю?

Очень интересна, и чем дальше, тем больше. Четыре раза в год мы отмечаем праздники: осенины, закликание весны, масленичные гуляния, зимние забавы. Они, конечно, уже объезженные, устоявшиеся, мы точно знаем, в какой момент зрители будут визжать от восторга, в какой – немного поскучают. Но каждый раз посетителей на этих мероприятиях все больше и больше. К тому же обратите внимание, как популярны стали поездки в Суздаль или фестивали, которые по дате привязаны к солнцестоянию или перелому времени года. Просто креативщики перестали их делать в духе советских традиций, а создают по-настоящему модные и веселые вечеринки с ­тонной активностей, куда не жалко поехать самому и привезти с собой детей. Мы начали работать с этими же организаторами.

Ведь раньше в музее не было ни одного человека, который бы работал с аудиторией. Был только детский центр, который ни шатко ни валко делал свои программы. С конца прошлого года заработал отдел развития, у которого очень интересный руководитель с современным видением – Екатерина Рычкова. К сожалению, некоторые ее предложения я по-прежнему вынуждена отклонять. В музее нельзя делать отвязные классные громкие вещи: на нас лежит множество ограничений. Вот 18 мая будет «Ночь музев» – конечно, мы бы хотели пригласить выступить супербэнд, но не можем, потому что акустика для этого не предназначена. С другой стороны, это подтолкнуло нас придумать отличное ночное путешествие по музею.

Вот так, лавируя между нашими возможностями и мечтами, мы и работаем. Остается только надеяться, что это не сильно отразится на моей психике и восприятии мира.С