Сергей Николаевич: Дома и люди

Она радостно распахнула ворота, как будто давно ждала меня.

– Avanti, avanti, – повторяла она, тараторя быстро-быстро.

В неистовом потоке итальянских слов я с трудом улавливал те немногие, которые знал по-русски. Например, vandalismus. Она произнесла его несколько раз, каждый раз воздевая руки к небу. Vandalismus! Как дежурное проклятие или призыв об отмщении.

Накануне совершенно случайно я оказался в маленькой лавочке Serpico в той части острова Искья, которая зовется Форио. Ко всем купленным ликерам и бутылкам с оливковым маслом прилагался красочный проспект, расписывающий достоинства местной продукции. Был там список и клиентов, в разные времена отоваривавшихся в Serpico. Под №1 значился граф Лукино ­Висконти.

– Как? И он? – поинтересовался я у хозяина лавочки.

– Ну конечно, ведь у него был дом неподалеку.

– А что там теперь?

– Ничего. Что-то вроде музея. Но, кажется, он закрыт. Не сезон.

Ладно, думаю. Все равно поеду. Хотя бы взгляну на забор, за которым жил великий режиссер. Водитель знал адрес виллы La Colombaia, хотя тоже выражал некоторую неуверенность: пустят ли туда? Пустили. Кончитта, беззубая старуха в черном, уже стояла на стреме, чтобы обрушить на меня заученный монолог гида-профессионала. Поняв, что больше половины слов я не понимаю, она стала сыпать звучными именами.

– Helmut Berger… Claudia Cardinale… Burt Lancaster… Alain Delon…

– А Роми Шнайдер?

– Si, si, Romy Schneider!

В смысле все они здесь бывали, ходили по этим тенистым дорожкам, выгуливали свои Gucci и Pucсi, распивали кампари и дайкири на террасе, может быть, даже репетировали сцены из ­будущих фильмов прямо в этом маленьком амфитеатре, выстроенном полукругом среди древних камней и вековых пиний. Сам дом сверкал на солнце белым куском рафинада, закрытый и неприступный. Ключей от него у Кончитты не было. Или она не решалась меня туда пустить. Vandalismus, – со значением повторяла она.

Как я понял, какие-то уроды несколько лет назад забрались на виллу Висконти и сокрушили здесь все, что могли. И старинные скульп­туры, украшавшие сад, и голубую плитку, которой вымощен пол террасы, и синее стекло в окнах. Кто это был? Неизвестно. Зачем? Непонятно. Только мечта о музее Висконти на Искье стала еще более нереальной, ведь, кроме Кончитты и глухого сторожа, никакой охраны. Да и далековато от главных туристических маршрутов. В какой-то момент Кончитта исчезла, чтобы вернуться с бумажным мешком, доверху набитым какими-то осколками. С торжествующим видом она подала его мне.

– Allora!

Я вздрогнул. Мне показалось, что она предлагает заглянуть в урну с прахом Висконти. Видя мое замешательство, она проворно высыпала все содержимое на каменный парапет и стала быстро перебирать какие-то кусочки фаянса, стекла, дерева – все, что осталось после памятного визита вандалов.

– Se vuole... – она протянула кусок плитки.

– Сколько стоит? – поинтересовался я.

Кончитта сделала презрительный жест, небрежно махнув черной шалью, мол, о чем разговор. Бери что хочешь, только не задавай глупых вопросов. Я взял три осколка, и мы двинулись дальше в глубь сада. Она продолжала свой рассказ, из которого я понял, что тут можно организовать пикник. Она и сейчас готова сварить мне кофе. Такой крепкий, крепкий кофе, какой любил маэстро.

– Он пил ваш кофе? – недоверчиво поинтересовался я.

– А чей же? – возмутилась старуха. – Я ему его и варила.

И в подтверждение своих слов она ткнула пальцем в каменный обелиск, внезапно выросший у нас на пути. Это была могила. Его могила. На камне было высечено: Luchino Visconti di Modrone, даты жизни и смерти. Голова шла кругом, я не верил своим глазам.

– Но он же похоронен на кладбище Campo Verano в Риме?

– Да, да. И в Риме тоже. Но так захотела его родня. А сам он завещал себя похоронить здесь.

Для большей убедительности Кончитта жестами показала, как кучку праха делят на две части, а потом одну закапывают в Риме, а другую – на Искье.

«О Господи, как совершенны дела твои, думал больной…» Даже сейчас, вспоминая визит на виллу Висконти, перебирая в памяти все эти стеклышки и камешки, я думаю о том, что любой чужой дом – это всегда могильная плита, и тайна, и окна, горящие в ночи, или, наоборот, черные, непроницаемые, за которыми тебя никто не ждет. Когда мы задумывали очередной литературный номер, нас в меньшей степени интересовали стены и интерьеры, а больше – люди, судьбы, отношения. Выбор Дома – это как брак, который совершается на небесах. Или не совершается, и тогда получается тягомотная история очередного развода. Конечно, мы рисковали получить множество ностальгических вариаций на тему коммунального детства, но, к счастью, истории, на которых мы остановили свой выбор, несут яркий отпечаток индивидуальности авторов, что делает их, кроме всего прочего, правдивыми документами времени и эпохи. Не скрою, что зачастую нами владело и любопытство: заглянуть в переделкинские владения Бориса Пастернака, увидеть своими глазами самую элегантную виллу сталинского времени – подмосковную дачу Григория Александрова и Любови Орловой во Внукове, пройтись по комнатам пасторского особняка в Хауорте, где жили и умерли сестры Бронте. Собственно, это те случаи, когда Дом становился не просто местом проживания, а абсолютно достоверным портретом своих хозяев, разглядывать который можно бесконечно. Впрочем, должен сразу предупредить, что среди героев и авторов этого литературного номера не так уж много знаменитых людей. Мы намеренно хотели свести к минимуму экскурсионный жанр «прогулки по памятным местам». Нас интересовала «просто жизнь», догорающая в чьих-то воспоминаниях и рассказах, сохранившаяся хотя бы в виде осколков, которые мне достались на вилле Висконти, или сувенирной «коллекции дряни», которую собрала Майя Иосифовна Туровская. Ну и, конечно, «квартирный вопрос». Как же без него! Какая история Дома в нашей стране может быть без уплотнений, расселений, чудом доставшихся ордеров, сложно выстроенных обменных цепочек и т. д. Все это тоже в каком-то смысле «уходящая натура». Но кто ее подзабыл, пусть вспомнит, читая прозу Маши Слоним, Татьяны Рудиной, ­Евгения Водолазкина. И может быть, тогда нынешние тяготы не покажутся такими уж безнадежными. Могло быть и хуже. Тем более что авторы «Сноба», вспоминая череду своих временных и постоянных адресов, делают это с насмешливой улыбкой людей, хорошо усвоивших простую истину: домов может быть много, а жизнь-то одна! 

…Уже почти на выходе с территории парка виллы Висконти я оглянулся. Дом, куда меня не пустили, таинственно белел сквозь зеленые ветви, почти зависнув в воздухе и готовый в любую минуту оторваться от земли, как космический корабль перед стартом.

– Красивый, – вздохнул я.

– Si, bella casa, – отозвалась Кончитта, – и если бы не вандалы!..

Она простерла руки к небу и с тихим стоном захлопнула за мной ворота.С