Ольга Свиблова: Фотография — это не вид искусства, а отражение времени

Вопрос о качестве фотографии, хорошая она или плохая, праздный. Такой же вопрос можно задать относительно любого вида искусства, а фотография — это всего лишь медиум. Хорошее и плохое можно различить только с помощью интуиции и знания, потому что у искусства, как и у науки, есть логика саморазвития. Оно движется вперед, и на этом поступательном пути его никто не может остановить. Когда мы пересматриваем историю искусства, а мы это делаем постоянно, нам все равно понятно, что историю напишет тот, кто родится последним. Это верно и применительно к фотографии: мы постоянно обращаемся к истории, вытягивая из нее то, что для нас становится актуальным. Фотография живет во времени и со временем.

Нынешняя Венецианская биеннале была полна работ аутсайдеров: непрофессиональных художников или художников, о которых забыли. В частности, там было творчество Штайнера, который изначально самоутверждался в философии, но при этом его хобби было рисование. Сейчас его работы, конечно, искусство. Мы переоткрываем историю искусства, но и оно не стоит на месте, оно прирастает огромным количеством художников.

В разные эпохи у нас было искусство передвижников, Ренессанс, импрессионизм. В эти особенные для искусства периоды творит большое количество художников. От каждой из этих эпох у нас остается множество мастеров, которые впоследствии становятся нарицательными, своеобразными брендами. Как, например, произошло с Караваджо. Он всегда был известным художником, но потом в какой-то момент возникает караваджомания, потому что в современности появляется необходимость что-то открыть заново.

Мы ценим фотографию из-за того, как она соотносится со временем, потому что она сделана сегодня. В каждом времени борются и сосуществуют разные эстетические системы, и время всегда выбирает то, что с ним созвучно. Люди физически живут в одном времени, а ментально существуют в разных временах. Сегодня есть и шестидесятники, и восьмидесятники: некоторые живут в этом времени, некоторые его опережают, а кто-то остался в том времени, когда сформировался. У них душа к разному лежит.

Люди, которые работают в профессиональном искусстве, как я, просматривая большое количество материала, выбирают, основываясь на опыте. Если сегодня кто-нибудь будет снимать, как Родченко, они премии не получат. Мы смотрим на художественный мир автора, на его message, на то, какую художественную форму он выбирает.

Фотография многолика, в ней есть документальная составляющая. Есть система Тома Вуда, Инди Шерман — и у каждого свой художественный мир. Если можно было бы все это объяснить, нам не нужен был бы художник как носитель индивидуального взгляда. Люди, идущие в нашу сферу деятельности, руководствуются прежде всего интуицией. Когда знания накапливаются и ты ими пользуешься, ты становишься экспертом. Но твои вкусы меняются, потому что искусство — неисчерпаемый фактор развития личности. Был момент, когда мне казалось, что работы Фонтана совершенно неинтересно смотреть, потому что есть «Черный квадрат», и я помню, что в 80-е годы я это говорила. Через полгода после этого у меня открылся «третий глаз» и я влюбилась в минимализм.

Не нужно бояться того, что твои вкусы меняются, нужно иметь «широко отрытые глаза». В советское время в наших музеях современное искусство заканчивалось работами Пабло Пикассо. В 1988 году начали выставлять русский авангард. Невозможно любить то, что тебе незнакомо, но у русских людей есть одна замечательная черта: они могут удивительно быстро учиться. Когда люди начали ездить по миру и встречаться с современным искусством, оказалось, что у нас чудесная публика, очень продвинутая. Наша система образования мертва, но сама ценность образования до сих пор не убита. Русские люди стремятся познать больше. Десятилетия назад Щукин и Морозов опередили своим вкусом европейских коллекционеров, то же самое делают и современные русские коллекционеры. Российская интеллектуальная публика очень быстро формируется. Пример этого — первая большая выставка Ребекки Хорн в Москве, на которую не пойти — почти совершить преступление. Это величайший, системообразующий мировой художник, и русская публика это осознает и ее ценит.

Появились новые площадки: Гараж, Музей современного искусства, Манеж. Времена изменились, и если 20 лет назад на Венецианской биеннале было максимум трое русских, то сейчас в Венецию приезжаешь, а там русских больше всех. Как только открыли доступ к искусству, люди и потянулись.