Алексей Тарханов: Диван, чемодан, саквояж
Дом Луи Виттона, он же музей, находится под Парижем в Аньере, маленьком городке, куда однажды переехали главные производители парижской роскоши. Он стоит в большом саду на улице, которая, конечно же, называется улицей Луи Виттона. Пушкины жили на Пушкинской. Лермонтовы – на Лермонтовской.
Аньер-сюр-Сен – рабочая окраина люкса. Правнук Виттона, Патрик, курит в саду трубку и объясняет мне, почему его предки выбрали это место: «Магазин в Париже открылся в 1854-м, раньше ремесленники работали при магазинах, но Луи Виттон решил, что здесь будет спокойнее. Рядом река, по которой привозили древесину, ткани, кожи. А готовые вещи отправляли в Париж по новой железной дороге».
Луи Виттонов разных поколений звали собственно Луи, Жорж, Гастон, Клод. На первом этаже рядом с лестницей их усатые бюсты и огромная, почти семейная фотография мастеров и подмастерьев возле лавки, на которой проверяют журналистов: «Найдите Луи, Гастона и Жоржа».
Мой собеседник Патрик, Луи Пятый, когда-то тоже жил в этом доме, плавно переходящем в фабрику. Ее спроектировали для прадеда два знаменитых инженера, Гюстав Эйфель и Виктор Бальтар (тот самый, что строил «чрево Парижа», Ле-Аль). Во дворе фабрики – памятный знак. 21 марта 1915 года четыре германских цеппелина прилетали бомбить столицу и попытались нанести удар в самое сердце будущего французского люкса. Бомба не взорвалась. Власть Гогенцоллернов пала, власть Виттонов окрепла.
Патрик вырос при фабрике и в свободное от школы время учился, как сын любого мастерового, у станка. Свой первый чемодан он сделал еще в юности, таков был семейный экзамен. Теперь он гордится тем, что все члены династии могли, если надо, встать к верстаку и сделать вещь от и до. Когда я спрашиваю его, каково было жить рядом с цехами, он отвечает, что в его детстве общение с рабочими и мастерами было весьма патриархальным.
– По праздникам все собирались в саду, чтобы выпить вместе по стаканчику. Каждый говорил о своем, всем было интересно со всеми. Но на этих «корпоративах» не было никакого панибратства. Каждый из нас понимал свою роль и соблюдал свое место, на дедовской фабрике работали только очень умные люди, надо признать.
Сам Патрик вовсе не мечтал занять место дедов и прадедов в семейном чемоданном деле. Он предпочитал живопись, любил природу и животных. Как ни упрашивали его домашние, он сопротивлялся до последнего и возглавил фабрику только после смерти деда, Гастона Луи Виттона, когда бабушка взмолилась о помощи.
Теперь, когда некогда семейная марка принадлежит Бернару Арно и LVMH, Патрик командует особым производством, выпускает багаж с человеческим лицом. Аньер – лишь одна из двенадцати виттоновских фабрик, в которую входят теперь и часовые мастерские в швейцарском Ла-Шо-де-Фон, и кожевенные возле Венеции. Но если говорить об образе марки, это одно из главных, самых известных предприятий Louis Vuitton.
Здесь делают чемоданы по специальным заказам и для очень специальных людей. Список клиентов – для биографического словаря ХХ века. Эти люди приходят в бутики Louis Vuitton по всему миру или приезжают непосредственно к Патрику и просят сделать для себя нечто особенное. Мастера Аньера проектируют багаж вместе с ними и угождают их причудам, а то и капризам за рекордные четыре-пять месяцев. На фабрике этим очень гордятся и подчеркивают, что конкуренты затягивают такие работы на год и два.
Из гостиной, потолки которой расписаны по рисунку Жоржа Луи Виттона, мы идем в мастерские. Сначала – столярные работы. Деревянные основы для чемоданов выполняются на обычных верстаках, а вот тонкие рамки-нервюры напоминают скорее о кружке авиамоделистов, чем о мебельной фабрике.
Дерево приходит из Африки, кожа – из Северной Европы. Чем севернее, тем она лучше, потому что южный скот как-то меньше опасается за свою шкуру, а даже мельчайшие царапины или укусы насекомых снижают ее ценность. Там, где работают с кожей, постоянная температура двадцать три градуса и обязательные семьдесят процентов влажности. Из кожи шьют сумки четырех классических виттоновских форм, далее возможны варианты. По чистоте и аккуратности все это напоминает скорее часовое ателье, нежели кожевенное. Над сумками работают в основном женщины, я гляжу на них с особым интересом. Сколько раз я видел женщин, которые эти сумки покупали и наполняли, но впервые я вижу женщин, которые их шьют.
Чемоданами распоряжаются все больше мужчины, набивают специальные боковинки, укрепляют замки, номера которых сохранятся в виттоновских книгах – мало ли, вдруг кому-то понадобится запасной ключ. Важна обтяжка и обклейка кожей или тканью. У Виттонов свой стиль, цвет и рисунок, знакомый на всех широтах: гладкий, в полосочку, в клеточку, с монограммой. Рисунок должен быть идеально подогнан и переходить с одной плоскости на другую без изменений узора. Кожу на сгибах закрепляют специальными гвоздиками – на чемодан уходит от семисот до тысячи. Это стандарт, от которого не отступают. Зато у каждого мастера свой ритм ударов и свой порядок – забивать ли гвозди через один или последовательно. И за всем этим просматривается, конечно, тайная комната, где сидят дизайнеры и инженеры, разрабатывающие чертежи и спецификации.
Им есть на что опираться, виттоновский дизайн замечателен. В Аньере хранится часть коллекции знаменитых мест багажа, которую начал собирать еще Гастон Луи Виттон. В том числе сундук-гардероб, который в каюте парохода превращался в платяной шкаф. Или корабельные чемоданы высотой тридцать три сантиметра, которые должны были точно вставать под корабельную койку. Рядом – список всего, что нужно было носить за путешествующим джентльменом, весь его джентльменский набор: шесть костюмов, один плащ, одно пальто, пять пар обуви, восемнадцать рубашек, носовые и шейные платки, галстуки, зонтик.
Отделение спецзаказов, которым управляет Виттон-правнук, это целый институт индивидуального проектирования багажа, так что многие их современные вещи достойны коллекции. Любимый заказ Патрика – багаж человека, который ни при каких обстоятельствах не желал отказываться от привычки пить кофе перед телевизором: «Мы сделали для него сундук с телевизором, спутниковой антенной, кофеваркой и солнечными батареями – где бы он ни оказался, кофе и утренние новости ему обеспечены».
В истории заказов – гримировальный столик для актера театра кабуки. Сундук на сто моделей часов для одного швейцарского господина. Сундук на тысячу сигар для господина американского – со встроенными хьюмидорами. Набор инструментов для американского мастера татуировки.
– Единственное наше ограничение – мы не делаем мебель, – уточняет Патрик. – Сундуки должны оставаться багажом, чтобы их переносили максимум два человека. И это должен быть Louis Vuitton, узнаваемый с первого взгляда.
Все остальное – пожалуйста. Чемодан музыки для Карла Лагерфельда с бархатными гнездами для его многочисленных iPod и самоиграющая сумка для Софии Копполы – панцирь ее музыкального центра, который не надо распаковывать, чтобы включить. Один ученый китаец заказал мини-библиотеку с мировой классикой издательства «Плеяды». Араб – чемодан для любимого и драгоценного кальяна. Дама потребовала футляр для двух хрустальных бокалов, чтобы пить шампанское в бизнес-классе из своей посуды. Заказ из России – чемоданчик на сто самых любимых колье, ожерелий и диадем из тех, что всегда должны быть под рукой. И наконец, истинный шедевр: футляр для пластмассового утенка, который имеет право путешествовать с комфортом, прожив десятилетия бок о бок со своим хозяином. Драгоценный и единственный прибыл для обмеров, застрахованный на десять тысяч фунтов, которые, впрочем, едва ли покрыли бы тяжелый моральный ущерб владельца в случае его утраты.
Теперь понятно, почему символом и оболочкой московской выставки стал огромный чемодан. В Louis Vuitton не забывают, с чего они начинались, хотя у них есть сейчас и одежда, и обувь, и даже книги – отличные путеводители по городам мира. Выставочный павильон на Красной площади был выстроен в виде чемодана шесть метров высоты и тридцать метров длины. Внутри – вещи из музея марки, многие из них прямо связаны с Россией. Чемодан Матильды Кшесинской с ее сценическими нарядами, пропутешествовавший в Париж, Нью-Йорк и Монако, и дорожные вещи великих князей Кирилла и Владимира впервые почти за век вернутся в Москву, чтобы представить своих бывших хозяев. Рядом – чемодан Айседоры Дункан, деливший с ней московские годы. Это история. Среди современных вещей – художественные объекты для выставки «Иконы»: сумка, спроектированная Захой Хадид, или ящики Дэмиена Хёрста с хирургическими инструментами. И еще более интересные сундучки и сумки, сделанные не ради искусства, а по заказу женщин, которые хотели, чтобы их культурный багаж был единственным. Тут и Франсуаза Саган, и София Коппола, и Шерон Стоун, и Диана Вишнева.
Московская выставка одновременно и парад вещей и собрание биографий. Чемодан – замена дома, который мы везем с собой по свету, не зря Виттоны гордятся чемоданом-кроватью, сделанным для смелого исследователя Конго итальянского графа Пьера Саворньяна де Бразза. В этом смысле построенный на Красной площади чемодан выглядел просто реализованной метафорой. Но чемодан не просто хранилище – он символ движения почище колеса. Я знал людей, для которых собирать чемоданы мучение. И тех, кто годами сидел на чемоданах. Но я знаю и многих других, у которых при одном виде чемодана поднимается настроение. Выставка – точно для них. Это напоминание и драгоценное свидетельство того, что мир снова для нас открыт, что меридиан, связывающий благодаря виттоновскому багажу самые разнообразные города, проходит и через Москву.
Марка, производящая все, что мы носим с собой, понимает, что содержимое багажа лучше всего описывает нашу профессию и наши склонности. Она готова придать им форму, обтянуть кожей, запереть на ключ для пущей сохранности. У Сергея Довлатова «фанерный, обтянутый тканью с никелированными креплениями по углам» чемодан много лет спустя рассказывает хозяину всю его историю: «На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь».
Жизнь, как известно, рабски следует литературе. Точно так же в виттоновском чемодане обнаружилась история Эрнеста Хемингуэя. В 1956 году Чарльз Ритц, сын Цезаря Ритца, отдал писателю (и любимому завсегдатаю ритцевского бара) чемодан, пролежавший почти тридцать лет в гостиничной кладовой. Хемингуэй оставил его в Париже в тридцатых. В одном из блокнотов были черновики «Праздника, который всегда с тобой», книги, увенчавшей жизнь и карьеру писателя. Неплохое вышло бы название для книги о виттоновских чемоданах – A Moveable Feast, жаль, что оно уже занято.
P. S. Пока этот номер журнала «Сноб» готовился к печати, пришло печальное известие, что выставка Louis Vuitton «Душа странствий» на Красной площади не состоится. Великолепный сундук графа Орлова, увеличенный до размеров двухэтажного дома, демонтирован по требованию российской общественности, обеспокоенной «французской интервенцией» под предлогом празднования 120-летнего юбилея ГУМа. О причинах и возможных последствиях этого решения можно прочитать в материале Николая Ускова «Площадная брань». Что касается самой выставки, то сейчас при активном участии правительства Москвы и лично Сергея Капкова подыскиваются разные варианты, чтобы задуманное состоялось и в новом, 2014 году москвичи смогли увидеть «Душу странствий» в интерпретации мастеров и художников Louis Vuitton. Редакция проекта «Сноб» продолжает следить за развитием событий.С
Автор — парижский корреспондент ИД «Коммерсант»