Я сама скажу, кто твой друг
Гадость завораживает. Грубость завораживает. Пошлость завораживает. Завораживает опасность. Вообще все нехорошее завораживает, особенно если ты хороший домашний ребенок.
Меня завораживал мальчик Митя во втором классе. У него были вечно обветренные губы, он рассказывал про брата в Мексике, ругался матом, на каждой перемене залезал в заброшенный дом во дворе школы, покупал жвачки, а еще плевался струйкой, как Бог. Может, он даже курил, ну, или это мое воображение дорисовывает ему все возможные пороки для полноты образа. В общем, мы начали дружить, и как-то слово за слово это уже я покупала ему жвачки на ворованные у родителей деньги, а он за это учил меня ругаться матом и плеваться струйкой.
Потом его выгнали из школы, а меня впоследствии завораживала одноклассница, рано начавшая жить половой жизнью, мальчик, который много дрался и ненавидел свою маму, две девочки из неблагополучного района, у которых друзья то попадали в тюрьму за наркотики, то кончали жизнь самоубийством, то удалбливались до беспамятства. Во взрослом состоянии я немножко повлюблялась в эгоистов и негодяев и довольно легко отделалась. Не ругаюсь матом, не пробовала страшных наркотиков, не подсела даже на нестрашные, не забеременела в 16, струйкой в общем-то плеваться не научилась, так что и не плююсь. Мне кажется, что я разбираюсь в людях — по крайней мере, мне не приходилось в них разочаровываться, друзья не оказывались предателями, возлюбленные не посылали меня однажды утром матом и не обкрадывали, никто не оборачивался ко мне неожиданной стороной. Естественно, этого же я хочу для своих детей.
Можно сколько угодно бороться за гражданское толерантное взрослое общество, но всему есть границы. И границы толерантности проходят примерно по границам собственной семьи.
Мне до некоторой толерантной степени все равно, с кем будут жить или дружить Лева и Яша. То есть все равно, пока мне нравится человек. А если он мне не нравится, я не посмотрю на его пол, общепринятую сексуальность (какой бы она на тот момент ни была), подходящий возраст, средний рост, неограниченные физические возможности и близкую национальность. И сделаю все, чтобы этого кого-то рядом с моими детьми не стояло.
Как часто бывает с волнующими меня вопросами, этот немножко преждевременный. На данном этапе я полностью и всецело контролирую Левины и тем более Яшины социальные связи. Они не ходят в детский сад и, соответственно, общаются только с теми, с кем я их сталкиваю, то есть с детьми знакомых. Но рано или поздно это изменится, и случится то, чего я боюсь. Им понравится кто-то, кто не понравится мне. И я говорю не о простом «не понравится», а о серьезном чувстве. О чувстве, что их увлеченность каким-то несимпатичным человеком угрожает подпортить их душу, характер, привычки, воспитание, интересы.
Вот, например, история моей сестры и ее старшего 7-летнего сына, хорошего, умного, тонкого, нежного домашнего мальчика. Летом на даче, на детской площадке у Темы появился друг Денис. Ну, Денис, и Денис, обычный дачный друг, заезжал на велосипеде в гости, немножко простоватый, матом не ругался, но иногда сестре все-таки приходилось ему объяснять, что в ее доме так не разговаривают. Потом Денис стал отказываться убирать игрушки после того, как они с Темой разносили их по всему участку, пришлось еще раз объяснять, как ведут себя в этом доме. Денис на это только разводил руками и говорил, что, когда его мама просит что-то убрать, он просто включает телевизор погромче. Свои разбитые коленки Денис тоже почему-то приходить лечить в дом моей сестры. В общем, сестре моей Денис совсем не нравился, но из каких-то тонких, нежных соображений, что это первый самостоятельно выбранный Темин друг, она ничего по этому поводу не предпринимала. К середине лета появилась Вика. Ее Денис тоже привел к моей сестре лечить разбитую коленку. Вика уже не понравилась моей сестре активно. Но и тут она смолчала. Пока однажды ее тонкий, нежный, интеллигентный, воспитанный семилетний сын не пришел к ней после прогулки с друзьями и не сказал: «Мам, дай сотку!»
Все в этой фразе не умещалось в душе моей сестры, но поскольку со всеми этими проблемами и друзьями она сталкивалась впервые, она ничего не сказала, а спросила только: «Зачем?» — «Мы идем в магазин», — сказал Тема и получил свою злосчастную «сотку». Вернулся Тема из магазина с сухариками. «Где сдача?» — спросила сестра. «Они ее забрали», — сказал Тема. «А кто попросил тебя взять у меня денег?» — спросила сестра. Они еще немножко поговорили о том, что Денис с Викой поступили нехорошо. В какой-то момент Тема решил, что больше не хочет об этом разговаривать. «Я понял, — сказал он.— Они специально попросили меня, чтобы забрать сдачу». И всем стало больно.
После этой истории Вика пропала навсегда, а Денис поговорил с моей сестрой, перевел все стрелки на Вику и тоже стал появляться все реже и реже, потом и вовсе исчез и теперь не здоровается при встрече.
В наше непростое психологизированное время почему-то не принято запрещать детям что-то в открытую. Якобы таким образом несовременные родители лишают детей свободы, теряют контакт, близкие отношения и доверие, подталкивают детей к протесту и все прочее. Нельзя запрещать им жениться на дуре, бросать школу, дружить с наркоманами. В наше время принято манипулировать детьми тоньше. Так вот я хотела бы знать как.
Я совершенно убеждена, что, пока мой ребенок маленький (ну, лет до 16-30), это моя непосредственная родительская обязанность — не дать ему свалиться в пропасть и связаться с плохими людьми. Я только хочу знать, как именно современная толерантная мать с представлениями о правах и свободах детей должна отваживать от своего ребенка этих самых нежелательных друзей?