Креативный продюсер «Москвы 24» Тимур Валеев: Коты в эфире, рэп в новостях

СТелеканалу «Москва 24» осенью этого года удалось пробраться в московскую подземку и начать вещать в вестибюлях некоторых станций. Кто это придумал?

Идея исходила от нашего главного редактора, но она витала и в мэрии. Городские власти искали способ оповещения пассажиров метро в чрезвычайных ситуациях, мы предложили, наверное, самый лучший вариант. Уже за первые месяцы вещание в метро показало себя с хорошей стороны.

СРейтинг скакнул?

Не в этом дело. Это же социальная нагрузка. Мы не собирались начинать вещать в метро просто так. Этот проект изначально делается для того, чтобы с помощью автоматизированной системы оповещения оперативно выдавать на экраны информацию о сбоях в работе метро. На экранах в таких случаях появляется то, что не идет в эфире «Москвы 24»: причины сбоя, что случилось и что делать. Когда месяц назад были сбои работы метро, я читал отзывы в блогосфере: люди говорили, что информация, которая появлялась на экранах в метро, очень помогла. Люди хотя бы понимали, что происходит, что это не теракт, не взрыв, а просто сбой на одной из веток и можно добраться куда нужно на общественном транспорте — мы рассказывали обо всех путях объезда.

СНасколько приросла аудитория после того, как люди стали замечать в углу экранов в метро логотип «Москва 24» и включать телеканал дома, если до этого не включали?

На рейтинги Gallup Media это никак не повлияло. Может быть, узнаваемость бренда возросла. Но вот когда мы запустим вещание и в вагонах метро, совокупная аудитория нашего телеканала в Москве будет выше, чем у всех федеральных каналов, вместе взятых. Потому что количество пассажиров в метро очень велико. Когда ты идешь по станции и буквально на тридцать секунд задержал взгляд на экране в вестибюле, получил какую-то информацию — это одна история, но когда ты едешь тридцать-сорок минут в вагоне, и у тебя перед лицом вещает телеканал — это совсем другое дело, разница в продолжительности контакта колоссальная.

СТо есть вся история с началом вещания в вестибюлях метро изначально подразумевала дальнейший запуск вещания в каждом вагоне?

Конечно. Проект организации вещания «Москвы 24» в метро изначально создавался как долговременный. Потому что начать вещание на станции метро довольно сложно с технической точки зрения, а запустить онлайн-вещание в поездах в режиме прямого эфира вообще практически невозможно. Мы же сейчас в метро не с дисков крутим контент, он тот же самый, что идет в прямом эфире. Идемте, я покажу, как это работает.

Мы выходим из кабинета; остановившись сразу за дверью, Тимур показывает вверх. Подняв глаза, вижу две небольших плазменных панели, обе показывают, как на дороге маневрирует грузовик, с той лишь разницей, что на одной из плазм под картинкой идут жирные титры, а сбоку дается информация о точном времени, погоде и курсах валют.

Разница сюжетов есть? Никакой! Тезисное сопровождение сюжета в реальном времени для зрителей в метро и боковой ньюсбар — это наше ноу-хау. Человеку достаточно нескольких секунд просмотра, пока он ждет поезд, чтобы понять, что происходит на экране. Когда была авиакатастрофа в Казани, я прилетел из другого города и ехал из аэропорта в метро, потому что были пробки. Я спустился и видел, как на станции стояли люди, смотрели нашу прямую трансляцию с места происшествия и читали титры. На каждые две минуты видео делается по шесть пояснительных титров, практически в реальном времени. Когда мы запустимся в вагонах метро, можно будет не только смотреть сюжеты, но и слушать их в наушниках через специальное приложение на телефонах. Звук будет передаваться и по интернету, и на FM-частоте.

СМосквичей раздражает шум. Не только звуковой, а медийный вообще: звуковые объявления, музыка и реклама в метро, баннеры, которыми облеплены вагоны изнутри, — некуда деть глаза. А вдобавок и экраны с видео добавятся.

Мы же не рекламу будем крутить. Реклама будет та же, что и в эфире «Москвы 24», каких-то дополнительных роликов в метро мы докручивать не будем. Мы же не деньги на этом делать собрались. У нас информационный канал, поэтому мы в первую очередь даем информацию, а во вторую — развлекательный контент. К тому же мы даем гарантию, что этот контент интересен и ярок. Я могу целый день смотреть «Москву 24» без звука и все понимать. Думаю, что и москвичи позитивно воспримут это новшество.

СКто задает тон на новые форматы и формирует тенденции телерынка? Каковы сейчас эти тенденции?

На всех телеканалах разные тренды. Федеральные каналы любят запускать похожие проекты друг за другом. Во-первых, у нас на это нет таких бюджетов, а во-вторых, мы можем чаще ошибаться без каких-либо последствий. «Москва 24» постоянно находится в поиске, мы экспериментируем каждый день. Давайте погуляем, сами все увидите.

Сперва мы заходим в комнату к моушн-дизайнерам, где доделывают тизеры программы «Бабушка Пушкина».

В этом проекте молодые поэты читают свои стихи. Он три сезона шел в интернете, их звал «Дождь», но они пришли к нам. Почему? Не знаю. Делаем это все не мы, снимаем тоже не мы, но мы их сейчас направляем.

Идем мимо павильона, внутри которого сплошь белое на белом — студия телеканала «Москва Доверие», заходим в ньюсрум к спецкорам программы «Утро», затем в затемненное помещение с огромным, разбитым на множество секций экраном, в центре которого таймер ведет отсчет времени сюжета — именно здесь пишутся титры к программам, которые идут в метро. Отмечаю навыки людей, работа которых связана с прямым эфиром: умение довольно выразительно здороваться затылком со всеми входящими в кабинет, а также комментировать все действия соседей по столу, не отрывая глаз от того, что происходит в прямом эфире.

Вот, девушки прибегают за две минуты до выпуска новостей, но успевают все. Сейчас в прямом эфире будет выпуск новостей, и в той же студии, где будут читать новости, сейчас пишется одна из топовых программ «Правда 24». Студия настолько функциональна, что в ней можно одновременно писать несколько программ, и они никак не будут между собой пересекаться. Круто еще то, что находящиеся этажом выше студии радиостанций «Москва FM» и Moscow FM могут делать прямые включения с нашими телевизионными студиями. Когда в утреннем эфире радиоведущий говорит, что сейчас он подключится к студии «Москва 24», наши говорят, наоборот, что сейчас будет связь с радиостанцией. Потому что два этих медиа постоянно общаются между собой по видеосвязи. Такого никто не делает, только мы.

Попадаем в двухъярусную студию «Москвы 24». На площадке верхнего яруса диктор в эфире выпуска новостей говорит о правовом статусе народных дружинников, а прямо под ним актриса Вера Алентова рассказывает о личной жизни Евгению Додолеву, у которого на коленях сидит новый кот из кошачьего приюта. Ни перегородками, ни стеклами, ни стенами эти ярусы не разделены. Сбоку один на другом стоят несколько кубов без передних и задних стенок с простейшими декорациями внутри для записи небольших программ.

При желании прямо сейчас вот сюда (показывает на кубы) можно поставить ведущего, чтобы еще и «Афишу» записать. А когда здесь проходят большие пятничные концерты в рамках программы «Живой звук», студия трансформируется, все лишнее отсюда убирают. В эту пятницу в 19.30 концерт будет транслироваться из парка Горького. Сначала у нас там была летняя студия, но потом мы решили сделать и зимнюю. Она выезжает прямо на середину катка. Представьте себе картинку оттуда: вечер, огни, идет снег, играет живая группа. Мы стараемся не делать то телевидение, к которому все привыкли. Мы очень много экспериментируем, поэтому и ошибаемся опять же много. Но нам удается сделать много того, что потом становится трендом для прочих. Главное, «Москва 24» — абсолютно живое телевидение. Вот вы прямо сейчас можете ворваться вон туда (кивает головой на ведущего новостей) и сорвать прямой эфир.

СС кем вы конкурируете в таком случае? С телеящиками для couch potatoes (люди, которые по много часов в день смотрят телевизор. — Прим. ред.), которые все равно хотят смотреть, как Лариса Долина катается на коньках, или с телеканалом, в эфире которого идут дебаты кандидатов в Координационный совет оппозиции, Навальный интервью дает?

Мы ни с кем не конкурируем. Мы конкурируем сами с собой. «Москва 24» стала самым цитируемым СМИ в Москве. У нашего контента огромное количество просмотров в интернете, которого, я уверен, нет у федеральных каналов. Мы делаем телевидение для себя, для читателей журнала «Сноб», для посетителей кафе «Маяк» и парка Горького — для молодых москвичей, не сидящих дома, которым не все равно, что происходит в этом городе. Если нам что-то интересно, это идет в эфир. Если не интересно, то не идет. Понятно, что если бы мы запустили какой-то проект, который напоминал бы контент федеральных каналов, например, РЕН ТВ с его мистикой или «скандалы-интриги-расследования», это принесло бы нам большую цифру. Но от нас просто ушла бы та аудитория, на которую мы работали изначально. Возможно, мы сами не стали бы смотреть то, что сделали.

СНовые программы и форматы появляются вследствие расчета и анализа того, на что бы зритель сейчас клюнул, или возникают из воздуха, дескать, давайте мы сейчас возьмем и обкатаем тот или иной формат и посмотрим, что из этого выйдет?

По-разному. У нас есть верстка телеканала, которая разрабатывается на год вперед. Вот мы этим занимаемся как раз сейчас. Когда мы ее делаем, мы думаем о том, какой процент развлекательных программ у нас должен быть, какой процент социалки — мы должны осветить все стороны жизни Москвы. Сначала мы собираем все вещи, о которых нам нужно рассказать москвичам, а потом, исходя из этих событий, которые можно разнести по разным сегментам общественной жизни, мы составляем различные направления программ. После этого мы придумываем, как нам рассказать обо всех этих сегментах городской жизни так, чтобы вышло не в лоб. Мы придумываем программы, исходя из наших личных потребностей, либо когда наметился какой-то очень мощный тренд. Больше года назад, когда была летняя Олимпиада, у нас не было разрешения транслировать Олимпийские игры, так как мы маленький московский канал, не было разрешения использовать в оформлении олимпийскую символику, так как это было связано с большими деньгами. Мы придумали выход: новости Олимпиады у нас читали два известных рэпера. Может быть, этот ход сыграл не так хорошо, как должен был, но это была попытка, которую нельзя назвать ошибкой. Это опыт. Когда шли судебные заседания, на которых нельзя было снимать видео, в том числе и новостные, наш главный редактор придумал фишку — рисовать комиксы из зала заседаний, как рисуют политические комиксы в США. Мы показали в эфире скриншоты комиксов. Такого ни один из наших телеканалов не делал, а мы просто использовали зарубежный опыт.

СКстати, про зарубежный опыт. В этом смысле российский рынок довольно удобно формировать: берешь то, что хорошо идет за рубежом, но чего нет у нас, и адаптируешь. «Вконтакте» — это русский Facebook, а «Москва 24» у какого канала позаимствовала самое себя?

Ну вот вы и скажите, на какой из зарубежных каналов он похож. Потому что я не знаю. Наверняка изначально рассматривали какие-то заграничные форматы, но когда все стали адаптировать под российские реалии, то все существенно изменилось. У нас нет ни одной срисованной под кальку программы. Разве что программа про татуировки «Сделай мне красиво» похожа на Miami Ink, и то у нас этот формат стал жить абсолютно своей жизнью. Нельзя у нас запускать что-либо, взятое на Западе, без адаптации. Хотя «Голос» — удачный проект, да.

СЕсть ли какие-то программы, которые на Западе становятся хитами, а у нас их ни в какую не хотят смотреть, не понимают, не считывают? Можете привести пример успешной программы, которая провалится в России?

Неправильно обвинять коллег, но «Жестокие игры» на Первом канале не получились. Хотя их зарубежная версия идет на ура, кажется, до сих пор. У нас же люди более закрыты и менее эмоциональны. К нам приезжала коллега из Голландии, которая вспоминала, как они делали телепроект в аэропортах: ведущий обращался к людям, спрашивал, кого они ждут, зачем приехали, показывались счастливые сцены встреч. Если в Голландии это живой проект, то на одном из наших федеральных каналов это выходило как подстава, все персонажи были заранее известны. Я не ручаюсь, что там все были подсадными утками, но, глядя на картинку, можно было сказать именно так. Сначала ты начинаешь обманывать себя, придумываешь и продюсируешь эти истории, которые не имеют ничего общего с реальной жизнью, — тебе кажется, что все красиво, актеры хорошие, сыграют идеально. Но зрители видят подставу. Наше телевидение, на мой взгляд, страдает в первую очередь именно из-за этого. Мы не боимся показать в прямом эфире все как есть. Пусть местами будет какой-то брак, зато это будет искренне. Я уверен, что если бы большинство федеральных каналов решили запустить одну из программ, которые идут на «Москве 24», они бы заработали неплохие рейтинги при должном позиционировании. Мы маленький нишевый канал, и наша доля на телерынке в общем довольно небольшая. Но в своей нише мы при этом первые. Мы росли постепенно и проверялись на куче городских событий. В прошлом году было много событий, начиная от Болотной площади 6 мая и пожара в башнях «Москвы-Сити» до падения самолета Red Wings. Эти городские события привлекли к нам зрителей. Они видели, что мы работаем на них, что мы там первее всех и готовы оттуда выйти в прямой эфир.

(в сторону) Заберут кота в этот раз?

Запись «Правды 24» окончена, и кот перекочевывает с колен ведущего Додолева в переноску.

Вот, у Жени Додолева есть такая фишка: ему приносят котов из приюта, и любой человек может позвонить и забрать кота. Точнее, не любой — важно, чтобы кот был дальше счастлив.

Женщина, забирающая переноску, рассказала, что в год телепрограмма пристраивает до 150 котов, по поводу каждого кота бывает до 70 звонков в день.

А казалось бы, цель программы — интервью. Но со зрителем тоже нужен контакт — вот такой придумали контакт. Хипстерский проект?

СВполне. С котиками. А кто придумал приносить кота?

Спросите у Жени. (Додолеву) А кто котов придумал?

Евгений Додолев: Я и придумал. Я целую борьбу выиграл. Говорили же, что это ужасно негуманно и кот в эфире мучается. Они не понимают, в чем заключается кошачье счастье, которое к ним потом, после эфира приходит.

Он демонстрирует нам одежду, основательно покрытую шерстью, и покидает студию.

СХочется еще немного о рейтингах и цифрах. Говорят, пиплметры и фокус-группы — прошлый век.

Совершенно верно.

СКак тогда рейтинг определяется?

Пока что так и определяется. Но сейчас, насколько я знаю, крупнейшие федеральные телеканалы готовят новую систему телеизмерения и запустят ее в следующем году. Впервые они отойдут от TNS Gallup Media, которой многие очень недовольны. Система еще в разработке, поэтому многого о ней я сказать не могу. Может быть, в ближайшее время можно будет установить на телефон приложение, которое будет, как Shazam, собирать информацию о том, что слышит телефон, и, если он услышит один из телеканалов, приложение отправит отчет. Но надо либо убедить людей установить это приложение, либо платить им за это деньги. К тому же не каждый человек захочет, чтобы его телефон записывал все, что происходит вокруг.

СМногие молодые люди подчеркнуто не смотрят телевизор, особенно после того, как НТВ назвали «сурковской пропагандой». Или смотрят «Дождь», который говорит о том, как городские чиновники осваивают средства, выделенные на городское озеленение. А «Москва 24» — это рупор чего и чей? И рупор ли?

Информацию всегда можно извратить. Когда какой-то из оппозиционных каналов делает сюжет о распилах, они никогда не выслушивают вторую точку зрения. Когда на каком-то из федеральных каналов кого-то мочат, они не приглашают вторую сторону. То же делает и «Дождь» — это две крайности. Почему-то железное правило того, что должны быть озвучены как минимум две точки зрения, в России стали забывать. Нужно давать возможность высказаться второй стороне, а лучше третьей и четвертой. Не знаю, насколько «Москве 24» удается соблюдать это правило. Мы показывали дебаты кандидатов в мэры Москвы в прямом эфире. Это говорит о том, что мы свою журналистскую задачу выполнили. Почему многие из них не сказали то, что они хотели сказать, — это уже другой вопрос.

СА до и после дебатов?

Наверное, мы в первую очередь отстаиваем интересы москвичей. А москвичей очень много, и интересы у них разные. Мы даем слово мэрии, Собянину — все-таки мы государственный телеканал, мы понимаем, что в первую очередь мы должны доносить информацию, которую дает мэрия. Но при этом никто не запрещает нам давать точку зрения обычных москвичей на то, что говорит мэрия.

Ситуации, однако, бывают разные, и некоторые темы в городе раздуваются специально. В таком случае мы должны понять, чего хотят добиться эти люди. Например, все помнят историю о вырубке сада около МГУ. Сначала от активистов пришла информация о том, что деревья вырубают незаконно, позже говорили, что деревья поражены жуком-короедом, позже сказали, что там разлили какие-то химические реагенты. Задача журналиста — собрать максимум информации, а не кидаться сразу грудью на амбразуру. Если реагировать на все общественные протесты, не обсуждая что-либо с людьми, которые не против чего-то, а за, то в городе вообще ничего делаться не будет. Потому что люди, которые за строительство метро и даже за введение платных парковок, никогда не выйдут на улицы и не начнут кричать: «Мы за!» А вот люди, которые против чего-либо (они чаще всего бывают в меньшинстве), будут кидаться под трактор.

СВы чувствуете государственный контроль?

В чем он должен выражаться? Цензуры у нас нет.

СНе бывает такого, что к вам приходят и говорят, что чего-то в эфире не нужно было говорить?

Когда ты пытаешься быть объективным, всегда найдутся люди, которые говорят: «Вы не правы». На любое СМИ всегда были попытки давления. Вопрос в том, насколько СМИ может позволить себе не поддаваться ему. Для этого мы и стараемся быть объективными, чтобы никто не попытался сказать, что мы кого-то валим или продвигаем.

СЗа что вас ругает начальство?

За плохие проекты и за отсутствие цифр. Руководство всегда хочет, чтобы цифры у канала были больше.

СОткуда вы пришли на «Москву 24»?

Я пришел работать на телеканал «Москва 24» через два месяца после его открытия (запуск вещания состоялся 5 сентября 2011 года. — Прим. ред.), до этого я работал на «Коммерсант FM», запускал эту радиостанцию с нуля. Меня заставили по-особенному относиться к журналистике события, которые происходили во времена моей работы на «Коммерсанте», — это два теракта в метро, взрыв в аэропорту Домодедово, падение самолета президента Польши. Все эти события прошли через эфир «Коммерсант FM». Промежуток с 2010 по 2012 год был информационным пиком в стране за последние лет тридцать. И на этом пике воспитались очень много интересных и ярких журналистов. Наша команда сделала эту радиостанцию такой, какой она была до ухода Солопова и Воробьева — на тот момент это была лучшая информационная радиостанция в России. Та команда научила меня работать. Для меня до сих пор важны принципы открытой журналистики, согласно которым ты, не скатываясь в «Эхо Москвы», даешь всем возможность высказываться и дискутировать. Нужно лишь стараться делать это интересно.

СА почему вы живете там, где живете? Многие говорят, что жить в Москве стало невыносимо, пора валить...

Мне 29 лет, и у меня есть определенные амбиции и глубокое убеждение в том, что я могу что-то сделать здесь. Люди, которые говорят, что надо валить, не видят плоды своих трудов, а я вижу. Я отвечаю за все форматы и программы, творческое наполнение всего канала, кроме новостей. Сегодня я что-то придумал, а завтра это уже может быть в эфире. Я не думаю, что мог бы так реализоваться в каком-либо другом городе мира.С