«НОС» повелся на «Мотыльков»
За пять лет у «НОСа» сложилась особая репутация. Премия-провокация, премия-розыгрыш, когда непосвященному зрителю-читателю и не въехать сразу: что это такое? Спектакль? Публичный диспут? Странноватый перформанс с непременной загадочной фигурой, облаченной во фрак и с головой в виде скульптурно вылепленного носа.
Нос, как и полагается, безмолвствует, зато члены жюри и эксперты говорят беспрерывно. Наверное, это самое говорливое и публичное жюри за всю историю литературных премий в России. И правильно! Знатных критиков и литературоведов позвали сюда не для того, чтобы скучать в президиуме, а спорить, убеждать, отстаивать свой выбор на глазах у всех. То, что на других премиях происходит за закрытыми дверьми, в строжайшей тайне, «НОС» беззастенчиво предъявляет публике — вот мол, смотрите, это ваши судьи, это ваши самые профессиональные читатели. Можете им верить, можете — нет, но этот опыт публичной полемики, наверное, самое интересное, что есть в премии «НОС».
Как и любая полемика, не отягощенная долгой традицией, носовские дебаты вокруг главной книги года не лишены даже скандального привкуса коммунальных разборок. Я сам свистел и топал ногами, когда жюри посчитало не достойной первой премии прекрасную книгу Ирины Ясиной «История болезни». И дело даже не в том, что не наградили, а в том, как со сцены Политехнического музея здоровенный мужик с нескрываемым удовольствием объяснял Ире, сидевшей в инвалидном кресле, что ее болезнь — недостаточное основание для того, чтобы ее премировать. Это была такая тошнотворная мизансцена, что невольно закрадывалась мысль: а может, и не нужна нам такая публичность? Не готовы мы к ней. А той, что имеется, вполне хватает и на экранах ТВ, и в нашей блогосфере. Но сопредседатель фонда Ирина Прохорова не отступает от своих принципов и даже в самые острые моменты сохраняет улыбчивое хладнокровие, утверждая, что уникальность премии именно в ее публичности. А то, что мы видим, — это вовсе не литературные ристалища, а «занимательная демократия», уроки которой нам всем еще предстоит выучить.
Впрочем, на этот раз ничто не предвещало скандала и даже каких-то столкновений. Сам шорт-лист мне показался даже слишком выверенным. Обласканный и увенчанный в течение всего прошлого года «Лавр» Евгения Водолазкина, бесспорный биографический бестселлер «Гумилев сын Гумилева» Сергея Белякова, замечательная мемуарная проза Эдуарда Кочергина «Записки Планшетной крысы», мощный роман «Дознаватель» Маргариты Хемлин… Да и само жюри, представленное такими авторитетными именами, как Галина Юзефович, Николай Александров, Андрей Аствацатуров, Максим Кронгауз, предложило практически беспроигрышную концепцию, которую председатель жюри литературный критик Константин Мильчин сформулировал как «попытку разговора с собственной историей».
Некоторое оживление в этот разговор привнесли юные танцовщицы, которые начали свои пластические экзерсисы еще в фойе, а продолжили на сцене во время церемонии. Девушки в белых тюниках то и дело возникали из-за кулис без всякой связи с происходящей дискуссией. Иногда они вытаскивали с собой какие-то пальто и платья, иногда жевали пирожные, лукаво поглядывая в зал. Получился такой немного абсурдный балет, где литераторы и критики невольно выступали в роли миманса.
Суть традиционной дискуссии между жюри и экспертами свелась к одному вопросу: что нового открывают произведения из шорт-листа? Какие тренды формируют или обозначают? По мнению писателя Дмитрия Кузьмина, добровольно взявшего на себя роль главного раздражителя и оппонента, вся нынешняя литература обращена в прошлое. У нее нет будущего, а установка жюри на бесконечное разбирательство с собственной историей абсолютно неплодотворна, потому что исключает развитие и перспективу.
Жюри, конечно, от таких слов пришло в легкое негодование и тут же поспешило дать отпор, выставив на первую линию обороны прекрасную Галину Юзефович в вечернем платье с голой спиной. Гневно сверкая глазами, известная критикесса обрушилась на Кузьмина с обвинениями, что он, дескать, плохо учился в школе, что прогресс, к которому он апеллирует, — дурное наследие «позитивизма», с которым все просвещенные люди простились еще в ХIX веке, и что на самом деле история никуда не движется и совершенно не обязана двигаться, как ей предписывает г-н Кузьмин. Тот на какое-то время умолк, то ли потрясенный красноречием г-жи Юзефович, то ли видом очередной танцовщицы, фланирующей по сцене.
Во всяком случае, если не считать обвинений в стилизации, которые подбросил другой эксперт, Андрей Левкин, ничего особенно неожиданного в ходе дискуссии не возникло. Жюри, как и полагается, на разные голоса нахваливало «Лавр», потом переключилось на «Дознавателя», восторгаясь в основном мастеровитой изощренностью авторов, сумевших вылепить и создать особую языковую полифонию, в которой мешаются разные голоса и наречия. Однако в какой-то момент, как будто утомившись от собственных комплиментов, с подачи Андрея Аствацатурова члены жюри дружно взялись за роман Андрея Иванова «Харбинские мотыльки», объявив его главным событием года. Как это получилось, я так и не понял. Тем более что зал никаким шевелением на «Мотыльков» не отозвался. Книга вышла в Таллине микроскопическим тиражом в 300 экземпляров, и никто, кроме жюри и экспертов, похоже, ее не читал. Ирине Прохоровой даже пришлось прерывать дискуссию, чтобы объяснить, о чем, собственно, речь. Роман об эмигранте из России, который нашел свой приют в буржуазной Эстонии, откуда он вынужден бежать накануне вступления советских войск в 1939 году. Жизнь между двух катастроф, жизнь накануне несчастья. Мотыльковое кружение перед тем, как стать пеплом истории, — вот что завораживает и вызывает немедленный эмоциональный отклик при чтении романа Иванова, считает эксперт Линор Горалик.
Разумеется, у его прозы имеются психологические предшественники — Набоков, Газданов. Во время дискуссии прозвучало даже имя Селина с его «Немецкой трилогией». В любом случае, немного опередив своих главных соперников, «Харбинские мотыльки» набрали максимальное количество голосов, став лауреатом премии «НОС» за 2013 год.
Смущенный автор поднялся на сцену, где прекрасные танцовщицы обвили его гирляндой, похожей на тряпичного питона.
«Ну что, культурненький выбор», — сказал мне знакомый литератор уже на выходе из зала. Дело осталось за малым: где-то этих «Харбинских мотыльков» найти и прочесть.