Алексей Тарханов: Париж. Итальянский бульвар

Франция и Италия – не только соседи, но и родственники. Друзья-соперники, как на государственной границе, где «Закон есть закон». Этот старый фильм, снятый в год моего рождения, очень любили родители. Там французский таможенник – его играл зубастый Фернандель – был другом-врагом итальянского контрабандиста, которого играл аристократ Тото. Рыжий клоун гонялся за белым под музыку Нино Рота.

Жизнь честного таможенника шла под откос, он оказывался дезертиром и нелегалом, потому что имел несчастье родиться в той части пограничного дома в пограничной деревне, которая в тот момент принадлежала Италии. Последний раз я видел «Закон есть закон» в парижском кинотеатре Accattone в Пятом округе, где есть бар с граппой и иногда показывают старое итальянское кино. После него мне стало часто казаться, что граница Италии и Франции проходит по Парижу.

Например, тогда, когда я прихожу за покупками в итальянскую латтерию Cisternino, куда каждую неделю по четвергам привозят свежие продукты из Кампаньи. Там, сразу после французской улицы, я оказываюсь вдруг в очереди людей, говорящих между собой по-итальянски, по-итальянски обраща­ющихся к итальянским продавцам и даже по-итальянски бушующих, когда вдруг выясняется, что бурраты опять не хватает на всех.

Заставь меня сделать окончательный выбор между Римом и Парижем, я оказался бы в большом затруднении. Мне нравятся очень оба. В споре «лягушатников» и «макаронников» я скорее нейтрален. Не помню, кто сказал, что французы – это итальянцы, которые хотят, чтобы их считали немцами. Это не очень любезно по отношению сразу к двум народам. Но французы и италь­янцы, конечно, родственники, и как настоящие родственники склонны подкалывать друг друга, понимая, что все равно придется жить рядом. «Знаете ли вы, – спрашивает парижская журналистка, – как эти самые итальянцы называют свое итальянское мороженое? Нет? Они его называют “французским”!» Возмутительно, конечно. Хотя я припоминаю, что точно так же во времена Челлини «французской» называли в Италии венерическую болезнь, которую во Франции, разумеется, считали «итальянской».

Как живой свидетель битвы итальянской кухни против французской, я наблюдаю за ходом пограничных сражений, за тем, как великие гастрономы, наследники Вателя и Эскофье, сдают позиции приезжим молодчикам-флорентийцам, миланцам, неаполитанцам, сицилианцам. И хорошо бы гениям и кудесникам, так нет же (кудесникам и в Италии неплохо), ординарным провинциалам. Об этом можно судить по тому, что хорошие итальянские рестораны в Париже по-прежнему редки. К тому же я всегда наивно полагал, что итальянская кухня демократичнее и дешевле французской. Как выяснилось, ошибался. Да, пицца и макароны доступны всем и повсюду, но если вы захотите съесть не абы какую, а очень хорошую пиццу, вы заплатите за нее как за фуа-гра.

И вот уже появляется такое специфическое место, как Pizza Chic в Сен-Жермен-де-Пре. Что это вообще такое – «роскошная пицца»? Не то же ли это самое, что «изысканная пельменная»? Если вы спросите, вам объяснят, что здесь пиццы не только создаются на основе настоящих итальянских ингредиентов – все везут из Италии, но еще и проектируются с особой выдумкой и талантом. Вы заказываете и получаете местный бестселлер – пиццу с артишоками. Настоящие артишоки, подлинная руккола, несомненное тесто и аутентичный выдержанный пармезан. Но, положа руку на сердце, это всего лишь хорошая итальянская пицца, просто раза в три дороже той, что вам предложат на ее родине.

В знаменитую Le Stresa в Восьмом округе надо записываться за недели, интриговать и уговаривать, но что поделать, раз вы не президент Франции, которых здесь повидали на своем веку. Всех тянуло на вкусненькое. А Mori Venice Bar Массимо Мори возле Биржи с блюдами в интерьере Филиппа Старка с муранскими люстрами? Придется-таки потолкаться, несмотря на то что здесь работают с утра до позднего вечера. Или Le Grand Venise в Пятнадцатом округе, где с вами начинают болтать как с любимым родственником и где антипаста – настоящая засада. Так хороша и так мобильна, что после нее невозможно ничего съесть, а ведь хочется еще и пасту, не говоря уже о secondi piatti и dolci. О «Большой Венеции» честно пишут: «очень дорого». И все равно не войдешь, особенно вечером. Потому что каждому хочется досидеть до кульминации – невероятного карамельного мороженого горой. Здесь знают толк в театральных эффектах.

Бульвар Итальянцев был назван когда-то по театру итальянской труппы, дававшей здесь представления. С тех пор, конечно, театр в целом, а тем более итальянская комедия потеряли былое влияние. Тем не менее она жива.

В это Рождество было совершено нападение на Елисейский дворец. В четверг 26 декабря неизвестный пытался на машине протаранить ворота, увенчанные золотым галльским петухом.

Таран не удался, нападавший едва погнул несколько прутьев. Когда же его задержали, обнаружилось, что неизвестный всем очень даже хорошо известен. За рулем адской машины находился шестидесятисемилетний Аттилио Маджиулли, основатель Театра итальянской комедии в Монпарнасе. Ученик Джорджо Стрелера, работавший в Piccolo Teatro di Milano, он руководит крошечным зальчиком на Веселой улице (rue de la Gaîté) на сто мест, где играют Гольдони на французском.

Аттилио Маджиулли объяснил, что его театру отказывают в субсидиях, а устроенный накануне акт аутодафе – он сжег перед оградой манекен, облаченный в костюм Арлекина, – никак не подействовал на чиновников из министерства культуры. Так что синьор директор театра сделал еще одну попытку превратить итальянскую комедию во французскую трагедию. Сейчас его лечат. Граница на замке. Гольдони играют без него. Закон есть закон.С

Автор — парижский корреспондент ИД «Коммерсантъ»