Вадим Рутковский: Германика, женщины в перьях, золото партии и другие чудеса ММКФ
Мне «Да и да» посчастливилось посмотреть раньше всех, еще в прошлом году, в гостях у режиссера, и подробный эмоциональный текст мы, опережая события, напечатали еще в сентябрьском «Снобе». Повторный просмотр на гигантском экране «Октября» не только не разочаровал, но, напротив, заставил оценить и изумительную драматургическую стройность картины (сценарий Александра Родионова, сосценариста, в частности, «Свободного плавания» и «Сказки про темноту»), и ее драйв, способный, при всей камерности фильма, держать внимание огромного зала. Российские фильмы в конкурсе ММКФ часто оказываются в зоне особого внимания: в последние годы зрительский лом сопровождал и «Шапито-шоу», и «Последнюю сказку Риты».
Но «Да и да», похоже, превзошел всех. Конечно, никакое это не маргинальное кино для единиц, а мощнейшая история о любви и свободе, отлично подходящая для больших залов. Но есть вероятность того, что никто, кроме зрителей ММКФ, больше в России этот фильм не увидит: уже после того, как съемочная группа, пожелав приятного просмотра, откланялась, к микрофону вернулся один из продюсеров «Да и да», Федор Бондарчук, и сообщил, что фильм получил рекордно короткое прокатное удостоверение, срок действия которого истекает 1 июля. Это, если кто забыл, связано с больным, антиконституционным, по сути, фашистским законом, запрещающим прокат фильмов с нецензурной лексикой. То есть немногочисленная группа товарищей, которых не то что мыслящими, но даже и разумными существами считать можно только по наивности, решила за всех граждан многомиллионной страны, что им можно смотреть и слушать, а чего нельзя.
«Да и да» или, например, «Левиафана» вам, дорогие читатели, не увидеть, если, конечно общество — не только кинематографическое — смирится с подобным положением. Меня в данной ситуации раздражает больше всего то, что незаконный закон вынуждает обсуждать не собственно фильмы с их художественными достоинствами и недостатками, а присутствие или отсутствие в фонограмме мата. Да какая, на ***, разница, сколько мата в «Да и да» — важно то, что речь здесь естественна, витальна, властна — как и все остальное. Вообще, абсолютный шедевр — теперь заявляю это еще с большей уверенностью, чем год назад.
«Да и да» может оказаться труднодоступной кинематографической редкостью из-за патологических внешних обстоятельств, тогда как многие другие участники ММКФ раритетны по объективным, так сказать, причинам — даже сегодня, в эпоху тотальной доступности всего и вся в сети. Московский кинофестиваль часто делает — и правильно делает — ставку на независимое, иногда почти кустарное кино. И продолжает традицию советских времен, включая в программу национальную экзотику без шансов на интернациональный прокат.
Микробюджетные авторские диковины в конкурсе представляют «Репортер» голландца Тайса Глогера (см. предыдущий репортаж) и «Бети и Амар» немца из Найроби Андреаса Маджида Зиге. Зиге сочинил подкупающий наивностью микс из историко-приключенческого фильма (1938-й год, по Эфиопии рыскают солдаты Муссолини, которым противостоят местные, тоже вполне себе кровожадные кочевники), фантастики (Бети, бегущая от войны в пустыню, в хижину дяди, находит юношу-инопланетянина, вылупившегося из космического корабля-яйца), эксцентричной любовной истории и вампирского фильма (главное отличие пришельца-гуманоида Амара от землян — острые клыки, жажда крови и звериный аппетит).
Странный и талантливый пример чуть более дорогостоящего авторства — философско-сентиментальная корейская фантастика «Из породы пернатых» Син Ёнсика, часть цифрового проекта фестиваля в Чонджу, достигающего исключительно выдающихся результатов.
Это кино без тени иронии, одновременно с увлеченностью подростка-фантазера и меланхоличностью пожившего свое, рассказывает о женщинах, отважившихся на причудливые операции с последующим 15-летним пребыванием в яйце, чтобы вернуться в мир птицами. А самый яркий образчик европейской причудливости — тоже, кстати, про смелых женщин, но в несколько другом преломлении — обнаружился в программе клуба «Сине-фантом»: «Генитальные воины» немца Мэттью О. Л. Вэя.
Никаких гениталий, зато перевертыш на перевертыше, инди-угар и грандиозное камео великого Лу Кастеля, приехавшего в Москву ради двух фильмов: в «Побивании камнями святого Этьена» он сыграл главную, шокирующую физиологическими и психологическими подробностями роль умирающего старика-реставратора.
Эталонная национальная экзотика — «Неспелые гранаты» иранца Маджида-Резы Мостафави. Относиться к этой драме всерьез не получается, а ведь возьмись ровно за то же другой, более одаренный режиссер с более твердой рукой и резким стилем, мог бы выйти отличный фильм.
В объективе — молодая семья с крайне скромным уровнем доходов, мечтающая о небольшом гранатовом садике. Но все мечты летят в тартарары, когда муж — монтажник-высотник на строительстве нового тегеранского небоскреба — впадает в кому после несчастного случая. Дополнительный драматизм вкупе с философским измерением «Гранатам» придает второплановая героиня, пожилая женщина, впадающая в старческое слабоумие, — за ней ухаживает героиня главная, из последних сил пытающаяся воспрепятствовать выселению стремительно теряющей память старушки в дом престарелых.
История сама по себе дает повод как для хлесткой социальной драмы, так и для нелепой слезовыжималки телемыльного толка. Увы, режиссер Мостафави, даром что перед показом высказывал восхищение Параджановым, пошел по второму пути: отдельные красивые, геометрически выверенные кадры (с распахивающимися в прологе шторами или пластиковой перегородкой в палате интенсивной терапии) выглядят не ловко выхваченными из реальности деталями, но натужным изобретательством, а закадровая музыка, назойливо комментирующая любые действия и эмоции, гробит все претензии на реализм. Еще курьезнее — но и веселее — другая иранская картина, угодившая во внеконкурсную программу «Русский след».
По термоядерному синтезу жанров «Репарация» (ошибочно названная в каталоге «Рекламацией») Али Гаффари сопоставима с «Бети и Амаром»: подлинный исторический детектив — как и куда исчезло золото, отправленное в 1955 году из советской России в шахский Иран в качестве возмещения ущерба времен Второй мировой войны, — мутирует то в наивный огнестрельный вестерн (в СССР такие снимали в азиатских союзных республиках и называли «истернами»), то в натуральный нуар — и тогда на первый план выходит прекрасная белорусская девушка Алеса Качер, сыгравшая у иранцев главную роль.
Так сразу и не объяснить, отчего это неряшливое кино (даже к элементарной историко-географической реконструкции авторы подходят спустя рукава — так иранская принцесса, навестившая Сталина в 1949-м, добирается до Кремля, начав путь на Красной площади, после чего проезжает ВДНХ и Фрунзенскую набережную с рекламным щитом «Причал для яхт») смотреть легко и вспоминать приятно. Это как с надписью на золотых слитках, так и не дошедших до иранского народа — «КНАД 310 ЕВНВГ 211»: чепуха полная, но завораживает.
На этнографическую экзотику опирается снятый на «Мосфильме» «Белый ягель», второй российский конкурсант, история ненца Алёшки, который не любил, да женился, потому что любимая от корней оторвалась, да на большую землю подалась, а кому-то надо и на Ямале жить, оленей пасти, водку паленую, на песца у местного партократа выменянную, пить да детей растить. Тут коротко поделюсь с вами личной теорией кино. Что в идеале значит просмотр фильма?
Диалог с его автором, который вы ведете на протяжении полутора-двух часов. Если этот человек вам интересен, не важно даже, насколько удачен конкретный фильм. И наоборот. Вот Владимир Тумаев, режиссер «Белого ягеля», мне совсем не интересен — на его счету спекулятивная постперестроечная чернуха «Лунные псы», неостроумная, как бы «народная» комедия «Китайская бабушка» и несколько сериалов и телемуви; и диалога не получается. Главную роль играет хороший московский актер Евгений Сангаджиев, задействованный в нескольких ключевых проектах «Гоголь-центра», с профессиональной точки зрения в фильме все ровно и гладко, но в конечном счете ощущение блеклой иллюстрации к спорной пословице «Где родился, там и пригодился».
Если «Белый ягель» вдруг получит «Золотого Георгия», будет обидно еще и потому, что когда-то на ММКФ побеждал другой этнографический фильм, «Пегий пес, бегущий краем моря» Карена Геворкяна, действительно выдающаяся работа с глубоким и многозначным бэкграундом. А тут — примитивное высказывание, и никакие профессиональные трюки его не приукрасят.
Примитивна по мысли и комедия немки Дорис Дёрри «Все включено», не лишенная, впрочем, своеобразного мещанского шика. Интереснее вести диалог с авторами двух других, пусть несовершенных, часто тушующихся, но живых конкурсных картин.
«Сентименталисты» грека Николаса Триандафиллидиса — криминальное эстетство о ворах, киллерах и проститутках, озвученное тяжелой поступью рока, арией Надира из «Искателей жемчуга» и чувственной греческой эстрадой, кино, не дотягивающее, конечно, до шизофренического размаха «Только бог простит» Николаса Виндинга Рефна, но движущееся в том же направлении.
«Прибежище» израильтянина Амикама Ковнера, напротив, сухое, сдержанное повествование о супружеской паре образованных, либерально настроенных тельавивцев, из лучших побуждений приютивших пару беженцев из северной части страны — на календаре лето 2006 года, ливанские боевики из «Хезболлы» обстреливают Израиль. Драма о том, как трудно либеральной интеллигенции ужиться с людьми вкусами попроще и взглядами поконсервативнее, быстро перерастает из плоскости политических и мировоззренческих противоречий в плоскость противоречий экзистенциальных: людям в принципе друг с другом непросто. Но иногда получается.