Крым: сужение пространства души
Любая эпоха перемен визуально меняет пространство.
Пространство Крыма-2014 сегодня художественно решено следующим образом: через шаг — флаг-триколор, портрет президента или его цитата «Крым и Севастополь возвращаются в родную гавань». Граффити-сердце, нарисованное на алуштинском пансионате несколько лет назад, сегодня трехцветно.
С театральным режиссером Галиной Джикаевой я познакомилась возле Ак-Мечети в Симферополе, на мероприятии, посвященном памяти депортации. Там были почти все крымские татары города: нет семьи, в которой не погиб бы родственник. Двадцать три года людям разрешали шествовать и зажигать свечи на центральной площади Ленина. В этом году отряды ОМОН перекрыли площадь, вытесняя людей со свечами на проезжую часть. Акция в итоге проходила возле Ак-Мечети, что на дальней окраине. Мы с Галиной там были чуть ли не единственные русские.
Галина рассказывала о знакомстве с Олегом Сенцовым — «не верю, что творческий человек может быть террористом». О своем отказе от российского гражданства. О том, как организовала медицинские курсы, когда в Крым вошли «вежливые люди», — на случай столкновений. И о том, как теперь вынуждена объясняться по поводу этих курсов с сотрудниками ФСБ. А также об опасениях, что в Крыму будут новые преследования.
Через два месяца я снова в Крыму: Галина проводит для меня экскурсию по театральному Симферополю. Едем на площадь Москольца. Двадцать лет назад в маленьком подвале открылась творческая лаборатория — это была новая форма театра, каких здесь прежде не существовало. «Мы здесь ночевали. По утрам я вставала и всех будила, кому-то нужно было в школу, кому-то на работу. Здесь воплотилась идея театра-дома, театра-семьи. Мы по-настоящему болеем друг за друга. Актеры до сих пор называют меня мамой».
Перед выборами 2004 года власти собирали митинг в поддержку Януковича. «В театр позвонили и приказали привести на митинг детей. Я отказалась. Меня уволили, а театр закрыли». Новое помещение нашлось только через два года.
Галина приводит меня к симферопольскому Художественному музею. Внутри — Левитан, Кипренский, Васнецов и Врубель, Айвазовский, Волошин, а также «Ночь на Днепре» Куинджи. Здание музея — бывшее офицерское собрание — украшено двуглавым орлом; именно здесь капельмейстер Яков Богорад, служивший в 51-м литовскому полку, помог трубачу Агапкину записать клавир марша, а также придумал ему название — «Прощание славянки». Директор музея, Ларина Кудряшова, решила отдать один из залов новому театру: они назвались театром-студией «Мы». Джикаева поставила здесь «Антигону» Ануя, «Каменного ангела» Цветаевой и «Эмигрантов» Мрожека.
Переехав еще раз, в центр города, в подворотню на улице Кирова, они стали арт-центром «Карман». «”Карман” — потому что маленький, но много всего напихано. Прежде мы были только театром. А тут появилось пространство, где слово могли получить все: молодые писатели, музыканты, художники, фотографы.
Были выставки картин детей с ограниченными возможностями. Были встречи с лидерами общественных движений. Талантливый режиссер и художник Николай Лапунов поставил здесь “Медею”. Разумеется, у нас были спектакли с ненормативной лексикой — это нормально, если мы показываем современную жизнь. Чего точно не было, так это пошлости. Здесь никто не зарабатывал. Работали ради возможности показаться на единственной в Крыму авангардной экспериментальной площадке. “Карман” был местом, где можно было по-хорошему похулиганить. Похулиганить в творчестве. Поскольку все остальное искусство в Крыму очень официозно».
С официальной частью крымской театральной жизни я знакомлюсь вечером того же дня, в Русском драматическом театре имени Горького. Государственным храмом искусств вот уже сорок два года руководит 83-летний Анатолий Григорьевич Новиков.
«Я в этот театр пришел в советское время, — выходим с Новиковым в фойе, увешанное гобеленами от пола до потолка, — здесь была разруха. Я построил семь новых сцен. Мы играем по пятьсот спектаклей в год. Иногда — по четыре спектакля в день. Я люблю плановость. У меня отец строителем был, гены строителя хорошие. Мой театр в газетах иногда называют “империя Новикова”».
Журналисту из Москвы Новиков радуется по-отечески. «Сейчас будем ставить спектакль “Фаворит”, о екатерининском времени. Там есть такой текст: “Мы здесь — и никому клочка этой земли не отдадим!” Поставлю — покажу Москве. Это земля истинно русская», — говорит Новиков, отбрасывая в небытие доекатерининские века.
«Что можно сказать моему любимому президенту, который недавно награждал меня орденом Дружбы? В ноги поклониться. Я преклоняюсь перед Путиным. В Москве я нашел возможность сказать ему: “Подумайте, как нам собрать в Крыму все театры, которые находятся в оккупации?” Путин улыбнулся. “Думаете, хорошо русским театрам в Казахстане? А эстонцам?”»
Закон о цензуре Новиков полностью поддерживает: «А что еще делать с поголовным матом? Я лично слышал в театре Гоголя. Театр что, место для мата? И кто руководит этим театром? Серебренников — человек, который живет в Германии! Думаете, почему его убрали из МХАТа? Цензура необходима: если не будет ока государева, мы дойдем черт-те до чего. И я в том числе».
Прощаясь, Новиков советует прогуляться по театру. Заглядываю в Зеркальный зал. На меня снова смотрит Новиков — на этот раз бюст. Из Крыма я привезу анекдот, как иностранная делегация возложила к памятнику цветы и сконфузилась, когда каменная статуя командора ожила и вышла пожать им руку.
Из Симферополя, центра кинотеатральной жизни — Олег Сенцов также работал здесь со своей кинокомпанией до ареста, — еду в Коктебель. Там находятся пять знаменитых музеев, в числе которых дом Волошина, дом Грина и музей сестер Цветаевых. В 2000 году музеи объединили в один заповедник «Киммерия Волошина», чтоб было удобнее администрировать.
На подъезде к поселку среди объявлений о сдаче жилья случаются неожиданные: «Продаю гостиницу». Центральная площадь почти пуста. Торговцам рапанами и художникам скучно: курортников ощутимо меньше, чем прежде. В нарядной вареничной, сделанной на манер европейского кафе, мы — единственные посетители.
В Доме Волошина нас встречает директор Наталья Мирошниченко. Она работает здесь с августа 1984-го: закончив школу, пришла смотрителем, в музее прошла вся ее жизнь.
«У нас большие надежды, — сразу переходит к делу, — на новую власть. Внимания к музею в последнее время было немного. Вокруг незаконные застройки. В доме Елены Оттобальновны, матери Волошина, — гостиница: его нужно вернуть музею. На прилегающих территориях — рынок. Нам нужен сквер и площадка для разворота автобусов».
Музей только что покинул ведущий сотрудник и главный специалист по творчеству Волошина Игорь Левичев — теперь он живет в Киеве.
Проведение ежегодного мероприятия — форума «Волошинский сентябрь» — мучительная тема для директора. «Мы ждем “Волошинского сентября” с трепетом. Нам немножко страшно. Боимся, что не увидим тех, кто приезжал сюда годами. Уже понимаем, что из Украины, скорее всего, не приедет никто. С другой стороны, может быть, появится кто-то новый?»
Форум считался международным и собирал участников из тридцати стран. «Самое важное — не потерять форум вовсе, — вздыхает Наталья, — даже в страшные 20-е годы прошлого века люди приезжали сюда за глотком воздуха. Оказывались здесь — и начинали творить. Спасались и возрождались к жизни. Времена перемен трудны. Если Волошин тогда сохранил свой дом, мы попытаемся сделать это сейчас».
Набережная заклеена афишами прошлогоднего фестиваля «Джаз Коктебель»: проводить опен-эйр придумала киевская компания Promo UA. Здесь в свое время играли De Phazz, Стенли Кларк, Red Snapper, Нино Катамадзе. Курортный сезон, благодаря фестивалю, продлевался на месяц: десятки тысяч сентябрьских туристов кормили поселок весь год. Двенадцатый «Джаз Коктебель» перенесен в Одесскую область — из Крыма он ушел навсегда.
Взамен старого международного фестиваля кризис-менеджер Дмитрий Киселев организовывает новый, под названием Koktebel Jazz Party. С участием российских джазменов Сергея Головни, Якова Окуня, Владимира Кольцова-Крутова, Давида Петрова. В России все должно быть собственного производства: моцарелла, пармезан и джазмены.
Иностранные участники на фестивале нового образца, тем временем, тоже заявлены — в частности, американцы Дебора Браун и Том Харрелл, а также Alex Hutchings Band из Великобритании: в Крыму изо всех сил пытаются сделать вид, что ничего не случилось, и нет никакой международной изоляции.
Перед отъездом захожу попрощаться к Галине Джикаевой. Она выглядит подавленно. Ее дважды вызывали на встречи в ФСБ. «Я не знаю, позволят ли мне теперь руководить арт-центром. Неизвестно, что с нами будет завтра. В Крыму сужается пространство души», — говорит она на прощание.
Сегодня Галина Джикаева находится в Киеве. Уехала, собравшись за ночь, с одним рюкзачком, с помощью петербургской правозащитницы. «Давление спецслужб стало невыносимым. Не живу пока нигде. В Киеве с работой сложно везде, а о театре и говорить нечего. Вписалась в один волонтерский проект по созданию социально-политического театра. Участие принимают в основном переселенцы из Крыма и с востока Украины. Непрофессиональные актеры. Пьесу пишет молодой киевский драматург Леся Воронюк».
Крымский сайт sobyria.info тем временем публикует заявление коллектива арт-центра «Карман» — о том, что театр намеревается продолжать работу без экс-руководителя. И не разделяет ее убеждений.
В памяти всплывают ее слова «они называют меня мамой».