Алексей Тарханов: Париж. Чужой стул, модный собес и сапог на голове

В недели модных показов Париж выглядит как советская столица во время съездов КПСС: в больших магазинах толчея (до последних событий стояли не за колбасой, как когда-то в Москве, а за «Шанелью»), в главных отелях мест нет, машину на углу не поймать. Не дай бог дождь. В плащах и с зонтиками на показы не ходят – девочки засмеют.

А еще говорят – праздник моды! Парижане ругаются с диспетчерами такси, те пожимают плечами: «Никак не можем, месье, в Тюильри показы, все машины заняты. Почитайте пока “Фигаро”: в этом сезоне на подиумах в моде женственность, будь она неладна!»

Для профессионалов этот ваш праздник – адова работа. Недолюбливающие друг друга модные марки вроде бы заключили договор о ненападении и не назначают показы в одно и то же время. Назначают через пятнадцать минут в другом конце города, и скачи, как хочешь. Одна надежда на то, что начало отодвинут, прозевают, начнут позже. Опоздания накапливаются, но каким-то авральным образом журналисты поспевают везде, перемещаясь с одного конца Парижа на другой. Как это им удается? Может быть, пользуются двойниками? Если одновременно выпустить несколько пугал в черных очках под черной вуалью, кто там разберет, где настоящая звезда критики Диана Перне? Сжала руки под темной вуалью – и вперед.

Борьба за приглашения начинается задолго до показа. Считается, что эти билеты не продаются. И по идее в зале должны быть только специалисты-журналисты, покупщики-байеры да еще транжиры-клиенты – у марок есть квота на почетных покупателей. В этом смысле билет можно купить, но только в нагрузку вы получите десяток «Биркин». И здесь становится очевидно, что одним жизнь – конфетка, а другим – черный хлеб. Другие интригуют, уговаривают пиаров, шлют слезные письма, а одни только отмахиваются от приглашений: «Надоели! Сколько можно!»

Огромные пакеты с билетами и подарками отправляются в знаменитые главные гостиницы знаменитым главным редакторам. Помните истории про гостиничные кражи? Всякие там бриллианты Леваева, пальмовые ветви Шопара – так вот это темы для кино. Стащить драгоценное колье – серьезная работа, себе дороже, а вот стащить комплект билетов – самое милое дело. В спешке никто не станет заниматься поисками, намылят голову ассистентке – «смотри, куда посылаешь, понимаешь!» – и возьмут у марки новые приглашения. Там почертыхаются, но дадут. Это же не партбилет потерять.

Очереди на показы выстраиваются от входа в парк, документы наизготовку. Кругом умильно смотрящие на обилеченных граждан девушки, которые хотят пройти внутрь и быстро познакомиться с Эди Слиманом. Но пройти внутрь – полдела. Внутри начинается дележ мест и вскипает борьба за первый ряд.

Раньше я думал, что такое происходит только в Большом театре. Но в малом драматическом театре показа это еще комичнее. Здесь полно желающих занять чужой стул. Это целая наука. Главное – не зарываться. Если занял место Дианы Крюгер, тебя, естественно, выведут, а если главы модного журнала в развивающемся государстве Нагония – могут и не тронуть.

Почему на высоченных манекенщиц нельзя смотреть из второго ряда (сантиметров на пятьдесят дальше), посторонним непонятно, не каждый же раз перед тобой сядет двухметровый Андре Леон Телли с шубой Шаляпина и талией Монсеррат Кабалье. А дело-то в том, что нельзя себе позволить потерять место. С местом ты потеряешь лицо. Кресла в первом ряду не переходят по наследству. Как когда-то членов ЦК КПСС вывозили с семьей и вещами с государственной дачи в день выхода на пенсию, так и здесь отставной главред занимает место в третьем ряду, модном собесе. Знаменитая ельцинская фраза «Не так сидим!» потрясла политический мир меньше, чем потрясла мир моды фотография воговской дьяволицы Анны Винтур во втором ряду. Что случилось? Чем это обернется? Чего нам теперь ждать? А может, у мадам просто носок был в этот раз с дыркой.

Публика первого ряда, публика второго ряда и публика третьего ряда разделяется куда строже, чем классы на трансатлантических кораблях. «Первый класс тошнит куда хочет, второй – на третий, а третий – сам на себя», – как объяснял эту разницу Владимир Маяковский в «Моем открытии Америки».

Даже самые приличные и скромные в быту главные редакторы вынуждены скандалить, потому что должность обязывает. Сам уж не рад, вышел бы лучше и сел попить пивка в тени акации, разглядывая тот же показ в интернете. Нет, надо себя поставить! Собачься с командой пиаров, угрожай уйти, требуй жалобную книгу – лишь бы получить место в первом ряду, а то скажут, что ты не редактор, а безвольная тряпка.

Намаявшись по показам и насмотревшись на человеческие страдания, я сначала хотел вспомнить архитектурное прошлое и предложить какой-нибудь из марок устроить показ с одним первым рядом. Это ведь поставит меньше архитектурных проблем, чем создает проблем отношенческих и психологических сословная рядная система. Но потом я догадался, что это не поможет, публика тогда станет делить стулья на четные и нечетные или правые и левые. Правые – для великих редакторов, нечетные – для лохушек. Главное в моде – это неравенство, и его надо поддерживать. Я думаю также, что этого не захотят сами бренды, потому что у них потеряется еще одна возможность делать любимым людям щедрые подарки, которые им ничего не стоят.

Посещение показов неизбежно меняет человеческие вкусы и мозги. Достаточно взглядом незаинтересованного парижанина посмотреть на модную толпу у входа, часто более пеструю, чем вереница моделей с их «кошачьей дорожки». В последний раз передо мной в очереди под жарким солнцем стоял милый восточный юноша. Коротышка в черном смокинге с бабочкой и маленьких черных шортах с лакированными туфлями на босу ногу. Его красиво изогнутые и очень волосатые ноги необычайно привлекали фотографов. Возможно, они принимали моего соседа за знаменитого блогера по имени Bryanboy, которому Марк Джейкобс посвятил именную сумку. И напрасно, мой сосед был юн, а Брайан Бой засел в первых рядах и уже совсем не boy – мальчику тридцать три годика.

Но околомодная публика знает: для того чтобы попасть на прицел фотографам, которые караулят у входов, достаточно надеть что-нибудь не самое обычное, ну хотя бы шляпку. Журналы помешаны на «уличной моде», и если вы смело напялите на голову сапог, ваш наряд обойдет все журналы.

Более всего здесь отличаются азиаты, которых парижская тусовка ценит за храбрость. Азиаты бесстрашны, потому что для них что черный, что зеленый смокинг – одно и то же. Так мы бы по недоразумению вязали кимоно поверх сорочки или цепляли не того цвета перья, отправляясь на дефиле к ирокезам. И великие вожди смотрели бы на нас как на безумцев. А вот модные вожди это весьма одобряют, хотя и понимают, что мир на парижских показах переменился. Умница Сьюзи Менкес уже написала про цирк моды (найдите обязательно ее TheCircusofFashion), который с подиума опустился на улицы. Это ведь здорово, потому что, стало быть, есть на свете люди, которые готовы пить отраву сами, а не поить ею других. Кроме того, это счастливое опрощение моды, которая только таким образом способна овладеть широкими народными массами.

Париж такие истории помнит – так люди, которых не пускали на аристократические балы, устраивали свои вечеринки на улицах в предместьях. Для этих увеселений было сразу несколько терминов, похожих на имена певичек из оперетки, – мюзетт, гогетт, гингетт. Отсюда в конце концов родились Пиаф и прочие воробьи большого искусства. Если нас не пустят внутрь, что ж, получим удовольствие на улице. На то и модные показы, покажемся Парижу сами – чего нам смотреть на других?С