Герои пластмассовой эры
Каждого ответственного гражданина беспокоит вопрос, какой след останется от него на этой земле. Кто-то сажает дерево и копает колодец, кто-то создает научную теорию, кто-то старается нагородить вранья побольше, пока предыдущее вранье еще не успели разоблачить — авось потомки запутаются и не станут эксгумировать лгунишек для всенародного порицания. Увы, все это полумеры: дерево упадет, колодец засорится, научную теорию сменит другая теория, а брехло непременно выведут на чистую воду, как ни крутись. Человеческие усилия по большей части тщетны — по крайней мере, в отдаленной исторической перспективе.
В этом смысле из всего, что создается сегодня человечеством, самые лучшие виды на будущее у наших пластмассовых отходов. По мнению экологов, сегодня на планете не существует никаких естественных процессов, которые могли бы превратить никчемный пластик во что-то более естественное и органичное: ни один микроб, ни одна плесень, ни один природный окислитель не может справиться с желтым пластмассовым утенком для купания, с зеленой искусственной елкой или прозрачной полторашкой из-под «Клинского». Вся эта дрянь с годами лишь накапливается, а нисколечко не убывает.
По оценкам, сделанным в ХХ веке, к настоящему моменту человечество произвело, использовало и выбросило в мировой океан несколько миллионов тонн пластика. По всем законам природы эти миллионы тонн должны сейчас где-то там плавать. Но несколько месяцев назад научную общественность всколыхнула весть, пересказанная нами в небольшой заметке «Таинственный секрет исчезнувшей пропажи»: попытки обнаружить в океане весь этот мусор оказались тщетны. То, что плавает по волнам, сбивается в плавучие острова и портит девственные морские пейзажи, составляет не более одного процента от ожидаемого количества. Мусор куда-то девается!
В этом месяце тема исчезнувшего мусора вновь вышла на первые страницы прессы. Данные того исследования были подвергнуты скрупулезнейшей проверке, и вывод остался прежним: пластиковый мусор должен быть где-то в океане, но где он — непонятно. В гипотезах недостатка нет: может быть, пластик все же кто-то ест, а возможно, он отчего-то со временем опускается на дно. Но гипотезы гипотезами, а если кто-то все же соберется оздоровить нашу планету и очистить ее от использованной пластиковой тары — большой вопрос, где эту дрянь искать. А если мы ее не найдем и не уничтожим, она останется после нас навеки.
Если вы бывали в ноябре на старых дачных участках, вы могли заметить, как в палевые, маренговые и шоколадные оттенки поздней подмосковной осени резким диссонансом вторгается брошенный уехавшими детьми пронзительно-красный грузовик или голубое ведерко для песка. Возможно, эта художественная метафора описывает тот след, который суждено оставить в геологической истории планеты нашему инфантильному человечеству. От нас останется легковесное, аляповатое, ненужное, чуждое природе. Именно по этой дряни десятирукие трехглазые палеонтологи будущего и будут узнавать геологические слои нашей эпохи. Впору впасть в отчаяние.
Впрочем, человечество далеко не уникально в своей способности гадить там, где живет. Мы, конечно, сильно замусорили среду обитания, но ровно тем же занимались до нас другие виды живых существ в течение пары миллиардов лет. В истории Земли был прецедент, повторяющий коллизию с пластиком практически дословно.
За четыреста миллионов лет до того, как в 1855 году Александр Паркс синтезировал первую пластмассу (целлулоид), очень похожее изобретение — и тоже случайно — сделали совсем другие существа, а именно растения. Методом проб и ошибок они обнаружили, что если мономеры фенилпропана сшить между собой с помощью кислородных мостиков, получается полимер фантастической прочности. Позже его назвали «лигнин», хотя сами древовидные папоротники такими терминами не оперировали. Именно лигнин позволяет дереву вымахивать на пятьдесят метров в высоту и не ломаться при первом же ветерке.
Деревья проявили вопиющую экологическую безответственность и эгоизм. Конечно, высоченный ствол позволял им эффективнее конкурировать в борьбе за солнечный свет. Но вот только потом дерево все равно умирало и падало на землю — и тут оказывалось, что ни один микроб, ни одна плесень и ни один химический окислитель не способен вернуть этот чертов лигнин в круговорот природных веществ. Древесина падала в болота, накапливалась там и лежала нетронутой сотни, тысячи, миллионы лет. Вместе с ней из экосистемы уходил углерод. Катастрофически смещалось экологическое равновесие: реакция фотосинтеза делает из углекислого газа кислород и органику, и если хоронить органику в виде суперстойкого лигнина — кислорода в атмосфере будет накапливаться все больше, согласно нерушимым законам химической кинетики.
А раз кислорода стало больше, то разным тварям стало легче дышать; вот и поднялись в небо стрекозы размером с крупную ворону, закишели в зарослях многоножки да мокрицы размером с бойцовую собаку.
А вскоре и тираннозавры с диплодоками затопали по болотам — одним словом, «Парк Юрского периода». Вина же за все эти ужасы целиком лежит на экологически безответственных растениях, производивших полимер, который они не умели утилизировать. Как, собственно, и мы с вами.
Чем же все это кончилось? Кончилось все хорошо. Постепенно эволюционировали грибы и микробы, способные переваривать лигнин (например, знакомые нам опята). Та древесина, что упала в болота, со временем превратилась в каменный уголь, который и дал название описываемому геологическому периоду — «каменноугольный». Уровень кислорода слегка понизился, страшные ящеры и суперстрекозы вымерли, а уголь человечество некоторое время жгло в печах, пока не нашло себе другие забавы. Одним словом, сдвиг природного равновесия — это еще не конец света, и у нас есть не меньше прав менять окружающую среду, чем у древовидных папоротников палеозоя...
Хотя остается от всей этой истории какой-то неприятный осадок, согласитесь. Все же триста миллионов лет прошло, а ума-то не прибавилось.