Итоги-2014: 24 ключевых спектакля Москвы и Петербурга
1. «Русскiй романсъ»
Постановщик — Дмитрий Волкострелов. Театр наций
Спектакль, который решает сразу две моих личных проблемы: как отвечать знакомым, спрашивающим «Что посмотреть?», и что дарить на дни рождения — конечно, билеты на малую сцену Театра наций. Волкострелов сегодня — самый изобретательный и глубокий режиссер, но эта постановка, в отличие, например, от интровертной «Лекции о ничто» по Джону Кейджу, еще и открыта навстречу публике: в основе — русские романсы, грубо говоря, эстрада XIX века, надрывные песни о любви и смерти. В первом же эпизоде их слова четыре актрисы пробуют на достоверность, произнося как современный прозаический текст. Петь здесь тоже будут, извлекая смыслы и настроения с таким же влюбленным тщанием, с которым аккомпаниатор создает странную ускользающую музыку из препарированного фоно. Этот легкий и белый, как березовая роща, построенная художником и соавтором Ксенией Перетрухиной, спектакль не надоест пересматривать — хотя бы потому, что два одинаковых «Русских романса» невозможны. Волкострелов затевает непредсказуемую игру «Леди исчезает» — одна из четырех исполнительниц может скрываться за кулисами, а кто именно — не известно до самого начала, как неизвестно и содержание писем, которые актрисы пишут друг другу: конверты распаковываются на глазах у зрителей.
2. «Беккет. Пьесы»
Постановщик — Дмитрий Волкострелов. Санкт-Петербургский ТЮЗ им. А. А. Брянцева
По справедливости, в этот список надо было бы внести все доступные на сегодня спектакли Волкострелова (увы, тонкий и провокационный «1968. Новый мир» на Таганке был сыгран только в рамках Юбилейного года и исчез с закрытием театра на ремонт, я же до сих пор вспоминаю, как Волкострелов, подготовивший зал к единогласному голосованию за эпилог — зазвучавшее по-новому посвящение Daft Pank Джорджо Мородеру, — заставил зрителей почувствовать себя тем сплоченным большинством, что травило храбрецов, протестовавших против ввода советских войск в Чехословакию). Но ограничимся одним московским и одним петербургским. Девять коротких пьес Беккета (среди которых и ранние, написанные для радио, и Come and Go, лучшей версии которой я не знаю, и поздняя Rockaby) — темнота, покой, пустота, горечь одиночества и упоение им. В интерпретациях Волкострелова верность духу и букве автора не мешает блестящему режиссерскому остроумию.
3. «(М)ученик»
Постановщик — Кирилл Серебренников. «Гоголь-центр»
Уверенное, жесткое, при этом не лишенное ни юмора, ни сентиментальности высказывание о тотальном мракобесии, накрывающем Россию, и способах ему противостоять, сохраняя рассудок (хотя, конечно, не только об этом — «(М)ученик» многослоен и парадоксален). В основе — пьеса немца Мариуса фон Майенбурга, прекрасно адаптировавшаяся к нашим реалиям. Одну из своих лучших ролей — отца Всеволода, преподающего в школе основы православной культуры, батюшку, давно не отличающего лицемерие от искренности, полудоброе существо, глупое от рожденья или от старости, — в «(М)ученике» сыграл Алексей Девотченко, после его смерти в актерский ансамбль спектакля вошел артист Ростовского театра драмы Андрей Ребенков. Здесь — о спектакле, здесь — интервью с Кириллом Серебренниковым.
4. «Мадам Бовари»
Постановщик — Андрiй Жолдак. Театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова
Великий украинский режиссер-визионер, давно не работающий на родине, да и в России ставящий не часто, вдруг объявился в скромном петербургском театре, прежде известном, главным образом, благосклонностью Владимира Путина. Я случайно услышал в фойе после спектакля, как руководитель «Русской антрепризы» Рудольф Фурманов, будто сам до сих пор не веря в случившееся, говорил ошеломленным друзьям: «Вот я замахнулся, да?!» И ничего, кроме «Ура!» и «Браво!», в ответ не скажешь: почти четырехчасовое переложение романа Гюстава Флобера, где Эмма Бовари (неистовая Елена Калинина из Малого драматического театра) встречается со своей юной петербургской современницей (актриса БДТ Полина Толстун), проносится как рок-концерт. Впервые Жолдак работал на такой маленькой сцене, однако выглядит «Бовари» глобальнее иных стадионных постановок. А прямым ее продолжением оказалась опера Богуслава Мартину «Мирандолина», которую Жолдак поставил в немецком городе Гиссене: там действие было замкнуто на таком же крохотном пространстве — узкий мост над оркестровой ямой, проломленный паркет, сцена спрятана за черной стеной, и эротизм христианской символики также радикально сплавлялся с античными и языческими мотивами. И еще пара личных слов о драйве Жолдака: кусок теста, разминаемого Эммами в одном из эпизодов, отлетел от сцены и, едва не упав мне на голову, опустился на подлокотник соседнего кресла. Потом я рассмотрел ценный театральный артефакт — он был со следами крови одной из актрис. У Жолдака всегда до крови.
5. «Алиса»
Постановщик — Андрей Могучий. БДТ имени Г. А. Товстоногова
Этапный для легендарного российского театра спектакль — первая постановка Андрея Могучего в статусе художественного руководителя, радикально захватывающая все пространство Каменноостровского театра, с Алисой Фрейндлих в заглавной роли, по мотивам не столько Льюиса Кэрролла, сколько коллективных воспоминаний старожилов БДТ. Подробнее — здесь.
6. «Борис Годунов»
Постановщик — Константин Богомолов. «Ленком»
Политический спектакль, этапный для самого честного и талантливого развлекательного театра России: после «Бориса» Константин Богомолов вошел в художественное руководство «Ленкома» в качестве штатного режиссера-постановщика. У меня к Богомолову чувства смешанные, сейчас коротко поясню почему. В первой половине нулевых Богомолов дебютировал двумя камерными спектаклями — «Бескорыстным убийцей» по Ионеско на малой сцене РАМТа и «Что тот солдат, что этот» по Брехту на малой сцене театра им. Гоголя. В тогда еще затрапезном «Гоголе» зрителей в зале было меньше, чем актеров на сцене, и это было ужасно обидно, потому что спектакль был отличный, как, собственно, и рамтовский «Убийца». Я тогда при любой возможности твердил, что вот, ура, появился новый грандиозный режиссер со вкусом к бескомпромиссному и актуальному политическому театру, который он так захватывающе создает, не изменяя при этом первоисточникам. Но вот тот же Богомолов поставил уже на большой сцене театра им. Гоголя «Зеленую птичку» Гоцци (у спектакля было громоздкое название «Повар-вор, его жена, близнецы и зеленый любовник», которое, видимо, должно было подчеркнуть киноэрудицию автора) — не бездарную, нет, но слишком уж бесстыдно эксплуатировавшую ностальгию по советской эстетике — в расчете на тех немногих пожилых зрителей, что до недавнего времени составляли костяк аудитории театра на улице Казакова. Это потом в «Лире» и т. д. Богомолов стал проявлять к советскому прошлому убийственный сарказм, а в «Зеленой птичке» вполне себе умилялся, и никакой политикой там не пахло. А следом он соорудил ужасающего качества антрепризу «Любовное зелье» по «Мандрагоре» Макиавелли, и я пообещал себе больше на спектакли этого режиссера не ходить: он талантлив, но я ему не верю. Сдержать это обещание, конечно, невозможно: он слишком неординарный и влиятельный мастер, чтобы пренебрегать его работами. И «Борис Годунов» — объективно, спектакль большой и важный — многое про Богомолова объясняет: он, конечно, не тот обаятельный улыбчивый интеллигент, каким выглядит в обычной жизни, он — режиссер-панк, отрицающий любые устойчивые системы координат, этических и эстетических в том числе; он — юморист и язвительный насмешник, представляющий своего рода анти-КВН — в том смысле, что принадлежит к клубу невеселых и находчивых. А новый «Борис» — не что иное, как трехчасовая иллюстрация слогана-пули No Future. Рецензия Нины Агишевой — здесь.
7. «Воспоминания будущего»
Постановщик — Валерий Фокин. Александринский театр
Вот еще один спектакль, в связи с которым вспоминается панковская отчаянность — хотя бы в формате выступлений «Поп-механики». А ведь ничего не предвещало: на большой сцене Александринки худрук театра затеял эпическое посвящение спектаклю Всеволода Мейерхольда 1917 года по драме Лермонтова «Маскарад». Вышло красиво и смело. Художник Семен Пастух использовал эскизы Александра Головина, в фонограмму Александра Бакши инкорпорирована придуманная для мейерхольдовской постановки музыка Александра Глазунова, более того, Фокин включил в спектакль фрагменты сценического текста 1917 года — но в эпизодах бесовского маскарада он действует не как респектабельный хранитель мейерхольдовских традиций, а как режиссер-безобразник, нарушитель общественного спокойствия. Фокин и роли распределил вызывающе: если Арбенина играет юный беспредельщик Дмитрий Лысенков, то неизвестного — патриарх Николай Мартон, который, впрочем, любому молодому даст фору и в актерской смелости, и в физической форме.
8. «Кто боится Вирджинии Вулф?»
Постановщик — Кама Гинкас. Московский театр юного зрителя
Кама Гинкас не впервые предлагает тур по всем кругам семейного ада — тяжести супружеской жизни не в последнюю очередь была посвящена его недавняя «Медея». Но в этой инсценировке пьесы Эдварда Олби (среди эталонных версий — киноэкранизация Майка Николса с Элизабет Тейлор и Лоуренсом Оливье и спектакль Валерия Фокина в «Современнике» с Галиной Волчек и Валентином Гафтом) дистанция между зрителями и героями сведена к нулю: спектакль играют в фойе, там же, где Гинкас ставил свой лучший опыт последних лет, «Ноктюрн» по пьесе другого американца, Адама Раппа, с тем же Игорем Гординым в главной роли. Давно живущих в ледяном отвращении друг к другу супругов — интеллектуалов в возрасте, заменивших в детской песенке «Нам не страшен серый волк» большого и страшного зверя на писательницу-самоубийцу с «волчьей» фамилией, — играют Гордин и Ольга Демидова. Роли Джорджа и Марты, парочки мастеров смертельных ролевых игр, — одни из самых завидных ролей в классическом репертуаре, но у Гинкаса вышла та редкая версия пьесы, в которой не теряются и двое других персонажей — молодожены, невольно выступившие катализатором психологической бойни. «Серую мышку» Хани играет петербурженка Мария Луговая, на счету которой выдающаяся роль в «Гедде Габлер» Гинкаса на сцене Александринского театра, ее мужа Ника — начинающий Илья Шляга, без видимых усилий выдерживающий поединок с опытными партнерами.
9. «Вишневый сад»
Постановщик — Лев Додин. Малый драматический театр — Театр Европы
Из всего сонма «Вишневых садов» да и всех прочих чеховских спектаклей этот — не просто самый новый, но самый живой. Актеры смешиваются со зрителями — щепки от сломанного Епиходовым кия могут оказаться в вашей ладони — и играют даже тогда, когда непосредственно не заняты в сцене: обернитесь вдруг на спрятавшуюся в последней трети партера гувернантку Шарлотту Ивановну — Татьяну Шестакову и увидите, насколько она вовлечена в действие, в котором согласно тексту участия не принимает. Репортаж Сергея Николаевича о премьере — здесь.
10. «О-й. Поздняя любовь»
Постановщик — Дмитрий Крымов. «Школа драматического искусства»
О-й в названии — это Александр Островский, до чьей «Поздней любви» добрался гениальный охальник и художник Дмитрий Крымов со своей лабораторией. В отличие от большинства их сценических фантазий (исключая разве что уже снятую с репертуара «Корову» по Андрею Платонову), в этой много текста — Крымов, кажется, впервые оставил пьесу почти нетронутой и сохранил повествовательную структуру. Но Крымов этот текст мучает, терзает, пытает, заваривает слова в наваристую кашу, превращает в русские народные стенания, зажевывает магнитофонной лентой, а в самом крайнем случае редуцирует в пердеж. И в клоунаде доходит до совсем уж некрореалистических пределов, зато как лихо; в эпизоде, где обезображенные герои (актриса Мария Смольникова рискнула примерить брежневские брови) танцуют под техно, в пляс вместе с ними идут и прожекторы.
11. UFO
Постановщик — Иван Вырыпаев. Театр «Практика»
Моноспектакль Ивана Вырыпаева о столкновениях землян с инопланетным разумом. UFO складывается в дилогию с предыдущей работой Вырыпаева «Благодать и стойкость» — как тот спектакль был не о раке, так и этот не про НЛО. Подробнее — здесь.
12. «Старая женщина высиживает»
Постановщик — Николай Рощин. Александринский театр, Новая сцена
Самая удачная премьера экспериментальной сцены Александринки (амбициозный проект Марата Гацалова по инсценировке «Теллурии» оказался обескураживающе невнятным). Театр Рощина «А.Р.Т.О.» стал жертвой «оптимизации»: 1 марта прошлого года Департамент культуры города Москвы фактически уничтожил его, присоединив к переживающему далеко не лучшие времена Центру драматургии и режиссуры, где и когда команда Рощина покажет новый спектакль, пока непонятно, тем ценнее этот громкий апокалиптик-фарс по Тадеушу Ружевичу. Подробнее — здесь.
13. «19.14»
Постановщик — Александр Молочников. МХТ имени А. П. Чехова
Пацифистское кабаре, посвященное 100-летию со дня начала Первой мировой войны, начинается уже в фойе, с фотовыставки (карточки с создателями спектакля стилизованы под оригинальные старые фото) и фильма — немой комической картины, вместившей в какие-то восемь минут и убийство эрцгерцога Фердинанда, и окопный ад, и мрачные последствия Великой войны, преемницей которой довольно скоро стала Вторая мировая. Режиссерский дебют актера Александра Молочникова хорош по многим статьям, в первую очередь — умением смешно говорить о жутком. Видеть в частных историях историю глобальную — драматургически «19.14» состоит из серии иногда почти хармсовских случаев с немецкими и французскими солдатами (русский вклад в Первую мировую сознательно оставлен за скобками). Молочников собрал первоклассную команду, придумал броское шоу с уймой цепких деталей (почти на физиологическом уровне работает, например, микроэпизод, в котором конферансье сопровождает брошенное публике «Вас ничем не удивишь» тем же щелчком, которым только что имитировал раздавленных вшей), внятно высказался о чудовищах ура-патриотизма, короткой памяти обывателей и бытовых корнях глобальных конфликтов. И все без единой лишней или фальшивой ноты, четко, остро — как режиссер-мушкетер.
14. «Конармия»
Постановщик — Максим Диденко. Центр им. Вс. Мейерхольда, Школа-студия МХАТ
Я не поклонник буквальных и старомодных метафор, на которые петербургский постановщик Максим Диденко разлагает горячечное революционное искусство начала ХХ века — в спектакле «Второе видение» он вдохновлялся живописью Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, в «Конармии» использует кровоточащую прозу Бабеля. Но не включить это полотно в топ самого важного в современном театре нельзя — слишком ярки участники революционной мистерии, студенты курса Дмитрия Брусникина, о которых мастер рассказывает здесь.
15. «Записки покойника»
Постановщик — Сергей Женовач. «Студия театрального искусства»
Первая большая роль младшего представителя династии Янковских — Ивана Филипповича Янковского — в стройной и грозной инсценировке Михаила Булгакова. Подробнее — здесь.
16. «Контрабас»
Постановщик — Глеб Черепанов. МХТ имени А. П. Чехова
Почти что моноспектакль Константина Хабенского, легко удерживающего внимание большого и пресыщенного мхатовского зала. Здесь – интервью с молодым, талантливым и деятельным постановщиком Черепановым.
17. Gaudeamus
Постановщик — Лев Додин. Малый драматический театр — Театр Европы
Восстановление знаменитой постановки 1990 года, которую по мотивам «чернушной» перестроечной повести Сергея Каледина «Стройбат» придумывали тогдашние студенты Льва Додина. Возможно, было бы интереснее, если бы сегодняшняя молодежь использовала старый текст и старый спектакль для новых рефлексий. Вышло иначе: оживленный без существенных изменений Gaudeamus звучит так же современно, но куда более пессимистично — русская история ходит по кругу, казарменный быт невозможно изжить, непоротых поколений здесь будто и не бывает, на каждый клич «для веселья нам даны молодые годы» свой звук гробовой доски.
18. «Три сестры»
Постановщик — Юрий Бутусов. Театр им. Ленсовета
Юрий Бутусов выпустил два спектакля за год; осенняя премьера «Кабаре Брехт» заочно кажется более актуальной, но только кажется: в брехтианском кабаре режиссер действует очень и очень осторожно — высказываясь на острые темы, избегает любой конкретики и острых углов, точь-в-точь как те интерпретаторы, которым достается со сцены. Между пресным, если не сказать оскопленным, Брехтом и сюрреалистическим Чеховым выбираем второго. Подробнее — здесь.
19. «Норманск»
Постановщик — Юрий Квятковский. Центр им. Вс. Мейерхольда
Квест по мотивам «Гадких лебедей» братьев Стругацких. Подробнее — здесь.
20. «Шекспир. Лабиринт»
Постановщики — Филипп Григорьян, Алексей Жеребцов, Юрий Квятковский, Дмитрий Волкострелов, Вячеслав Игнатов, Тимофей Кулябин, Иван Естегнеев, Евгений Кулагин
Квест по мотивам жизни и творчества Уильяма Шекспира. Подробнее — здесь.
21. «Пьяные»
Постановщик — Виктор Рыжаков. Центр им. Вс. Мейерхольда, МХТ имени А.П. Чехова
Божественная комедия. Подробнее — здесь.
22. «Кант»
Постановщик — Миндаугас Карбаускис. Театр им. Владимира Маяковского
Философский обед, затеянный худруком театра по пьесе своего соотечественника Мариуса Ивашкявичуса, большого умельца превращать подлинные исторические события в фантазийные фарсы. На просмотре я вспоминал вильнюсский «Мадагаскар» тоже по Ивашкявичусу — в Москве спектакль Римаса Туминаса играли на той же самой сцене, где режиссер «Канта» рассадил зрителей. И если в первом действии сравнения были в пользу Туминаса — казалось, что как-то не очень Карбаускис, режиссер, склонный к тяжелым построениям, вытягивает комедию, то второе реабилитировало Карбаускиса-комедиографа сполна: Иммануил Кант (Михаил Филиппов) и его друзья встретили домашний апокалипсис при свечах на славу.
23. «Гиганты горы»
Постановщики — Полина Агуреева, Евгений Каменькович. «Мастерская Петра Фоменко»
Режиссерский дебют Полины Агуреевой по мотивам последней пьесы Луиджи Пиранделло. У прекрасной постановщицы — главная роль, актрисы-графини, вместе со своей труппой странствующей по миру в мечтах поставить «Сказку о подмененном сыне». Но сказки, театр и прочее искусство миру не слишком нужны. В трагичной по сути истории о равнодушной обывательской вселенной есть чисто театральная красота и радость. И призрак Джорджо Стрелера, определенно довольный постановкой.
24. «#сонетышекспира»
Постановщик — Тимофей Кулябин. Театр наций
Вот еще один спектакль о границе между театром и жизнью: здесь рабочие сцены («монтировщики», как значится в программке) разделяют «дольнее» и «горнее» буквально, оградительной лентой, а потом скучают в своей бытовке, пока команда молодых и красивых артистов предается томительному исполнению шекспировских сонетов. Это вторая после «Электры» постановка Тимофея Кулябина в Театре наций — не бесспорная, но любопытная. За Кулябиным интересно следить. Вот «Электра», богоборческий триллер с мощными закольцовывающими спектакль эпизодами ритуального брейк-данса и гениальной сценографией Олега Головко, постоянного соавтора Кулябина: зал ожидания, измазанный кровью и сигаретным пеплом — образ сокрушительной силы, больше, в общем-то, ничего и не нужно. Но оно есть, и к нему возникают вопросы. Любопытная идея — использовать древнегреческую трагедию Еврипида для высказывания об этике и нравственности, противостоящих современному религиозному мракобесию, но на текст совсем не ложится и граничит с нелепостью. Не обязательно быть физиком, чтобы знать, что перечисляемые в интермедиях Большой взрыв, теория струн, бозон Хиггса и черная дыра — из разных опер; в компанию процитированных той же бегущей строкой безбожников-физиков Иван Павлов — физиолог — попал, видимо, из-за фонетического сходства занятий. Вся критика физиков в адрес божественной лирики относится исключительно к монотеистическим религиям; те боги, что фигурируют в трагедии Еврипида, при всем желании не похожи на тех, против которых выступали Нильс Бор или Эйнштейн, и отношения между ними и смертными строились иначе — те боги не требовали слепой веры, они были доступны, с ними можно было поссориться и помириться; кулябинский Орест приходит к своему протестному атеизму «Бога нет» как раз в тот момент, когда за ним должны были бы явиться Эринии, от которых один из богов, дружественный Аполлон, парня и защитит.
Так же небесспорен и так же незабываем привезенный на «Золотую маску» из Новосибирска «Евгений Онегин». Первое действие выглядело любопытным, но курьезом: танцы — уязвимое звено и гостившего когда-то на «Маске» кулябинского «Макбета» — здесь тоже походили на шоу для корпоратива, имитация журнала «Сноб» на столе у Онегина была бы ок, если б не дурацкий дизайн обложки, уподобление онегинской хандры импотенции, наступившей вследствие пресыщения доступным женским телом, отдавало глупостью, само онегинское тело — кряжистое, крестьянское, — никак не подходило пушкинскому повесе, а кем и где только не пародированная мизансцена из «Титаника», которую принимают позирующие для «глянцевой» съемки Ленский и Ольга, почти буквально резала глаз. В иные моменты тот «Онегин» казался гибридом КВН и стиля «умирающий лебедь» — искрящиеся строчки Пушкина звучали нарочито меланхолично, усталость истекала из них. Но во втором действии режиссер дожал; окончательно я сломался (в хорошем смысле), наверное, на сцене дуэли — с отменным построковым фоном; и весь «Онегин» вышел не столько пушкинским, сколько лермонтовским, пронизанным построковой тоской; КВН не то чтобы улетучился (незадолго до финала Онегин эпохи фейсбука пересказывает содержание романа прозой), но приобрел экзистенциальный трагизм. И даже механистичные танцы сработали в итоге правильно — сложился печальный пазл общества органчиков, заводных кукол. Собственно финал, где человеческую фигуру из палой листвы развеивает ветер, красивый, но избыточный. А предшествовала ему действительно выдающаяся сцена — встреча Онегина и Татьяны на балу, сыгранная в абсолютном молчании.
Собственно, я так подробно вспоминаю «Евгения Онегина», которого ни в Москве, ни в Петербурге сейчас не увидеть, не только для вечности. Дело в том, что «#сонетышекспира» сложнее пересказать по сценам — это более абстрактное произведение, такая нонфигуративная театральная живопись, но настроением спектакли очень схожи. И инъекцию сладкой тоски делают точно в сердце.