Николай Усков:  Россия живет в мифах, а не в истории

О том, что не так с историей в России

Самый значимый мировой тренд — глобализация — имеет под собой не только психологические, культурологические, но и экономические основания. Глобализация вытесняет все национальные и конфессиональные различия в музеи, меню ресторанов и фольклорные театры — там им и место. Этот глобальный тренд пока еще шокирует отсталые регионы вроде исламской пустыни или великорусской равнины, но со временем захватит и их — технологически, интеллектуально большая часть человечества во многом превосходит и исламскую пустыню, и великорусскую равнину. Поэтому, если мы не передумаем, мы деградируем и исчезнем. Я как историк это предчувствую, и не только я, и не только историки — нельзя идти против духа времени. Я надеюсь, что мы опомнимся и когда-нибудь дорастем до запроса на новую историю, не вовлеченную в политику, не лечащую национальные раны, и это будет началом нашего выздоровления. Нам нужна история для самообъяснения, самопознания и понимания, где мы ошиблись, где точка невозврата. Исторических ошибок не исправить, но люди продолжают рождаться, любить, создавать, и всегда есть надежда все начать с чистого листа. Понятно, что история учит тому, что она ничему не учит, но это не так, и разумны те, кто умеет извлекать эти уроки. Из истории Второй мировой войны почти все нации извлекли урок о том, что нельзя решать силой ни один вопрос. Казалось бы, этот  урок очевиден, но, как выяснилось, не все хорошо учились в школе.

Пока что Россия до такой истории не дозрела. Снова наших детей будут пичкать байками о том, что варяги не имели отношения к генезису русской государственности, что отстали мы от Европы из-за татаро-монгольского ига, что иго это, кстати, во многом придуманное Сталиным, существовало в реальности, что дорога от Киевской Руси до петровской Империи была прямой и безвариантной, что Александр Невский остановил натиск немцев на восток, а Дмитрий Донской покончил с татаро-монголами на Куликовом поле, что Сергий Радонежский стал духовным камнем, на котором был воздвигнут Третий Рим, что Иван Грозный был борец с сепаратизмом и оранжевыми революциями, что Петр отвоевывал у шведов исконно русские земли, что Российскую империю разрушили либералы, что коммунисты, пока среди них было много лиц еврейской национальности, допускали перегибы, но потом исправились и стали государственниками и антисемитами, что Сталин был эффективным менеджером, что пакт Молотова — Риббентропа был не переделом Европы на пару с Гитлером, а вынужденной мерой, что развал Советского Союза — это геополитическая катастрофа. Заметьте, не рождение СССР — геополитическая катастрофа или катастрофа русского народа, а именно его распад. Что Горбачев — предатель. Что девяностые — «бандитские», и прочее. Я был на эфире у Владимира Соловьева и столкнулся с депутатшей из Крыма, которая весь эфир орала о том, что Англия всегда была нашим врагом, даже в Первой мировой войне. И все попытки объяснить ей, что Англия была нашим союзником не только в Первой мировой, бесполезны, она продолжала верещать и верещать. Эти мифы популярны, и они будут нас окружать до тех пор, пока не появится другой запрос.

История как форма самопознания и самообъяснения возникла не во всех обществах, поэтому я не удивляюсь тому, что Россия живет в мифах, а не в истории. У древних индусов, например, не было никаких попыток исторической ретроспекции. Они прожили в мифе своей «Махабхараты», совсем не интересуясь тем, что с ними происходило, в течение нескольких тысяч лет. Индийская история начинается после британской оккупации. Когда я внимательно читал книги Дугина, этот удивительный вздор, от которого невозможно оторваться, меня посещала мысль о том, что он тоже пишет своеобразную «Махабхарату» для русских. Идеологи гиперборейской теории предполагают, что Пандавы схлестнулись с Кауравами не где-нибудь, а на Курской дуге, после чего началась новая эпоха Кали-юга, четвертая и наихудшая, конец которой, с точки зрения господина Дугина, положил Путин. Согласно концепции Мединского, это был конец истории, потому что с приходом Путина время замерло в восхищении. Вместо того чтобы ставить по-настоящему актуальные вопросы, наша история все время вращается вокруг темы внешней опасности, оправданности и неоправданности жертв, в то время как во всем мире во второй половине XX века происходило открытие истории личности, ментальности, осознания повседневной жизни простых людей — истории безмолвствующего большинства, как назвал ее один из наших великих историков Арон Яковлевич Гуревич, а не истории героев, которые строили империи, убивали миллионы людей и калечили чужие судьбы. Зарождение интереса к человеку привело к невероятной гуманизации мировой историографии.

О православии и безразличии к инновациям

Я пытаюсь понять, почему православие в том варианте, в котором его исповедуем мы, оказалось настолько неинновационным. Католицизм сумел создать некий механизм политической, юридической, интеллектуальной инновации, который привел к расцвету культуры и, в итоге, к гибели бога, если использовать метафору Ницше, когда знание оторвалось от своего источника и стало самоценным. Православие оказалось совершенно не про это. Не только в религии дело: выяснилось, что подавляющее количество книг, которые читали наши предки и которые сохранились в библиотеке нашего Средневековья, были связаны с богослужениями и церковью, интереса к какой-либо другой стороне человеческой жизни практически не было.

Миф о библиотеке Ивана Грозного, в которой содержались невероятные сокровища литературы и греческие рукописи, не имеет ничего общего с действительностью. Иван Грозный был потрясающим писателем, но, к сожалению, его познания были ограничены Священным Писанием и двумя-тремя греческими моралистами — для XVI века, эпохи Возрождения и взлета политической мысли, познания эти были довольно-таки скудными. Никаких следов знакомства Ивана Грозного с господствовавшими тогда теориями не было. Ключевский говорил, что русская мысль задержалась на требнике. В эпоху петровских преобразований мы видели, что наши люди не чувствовали интереса даже к освоению собственной земли. Вдумайтесь: Россия, руда лежит под ногами — а мы покупаем железо и порох у нашего врага, Швеции. Первые специалисты по геологическому разведыванию были приглашены из Англии, первый оружейный завод был построен голландцем, первое серебро в Сибири было найдено в XVIII веке, а до этого, кроме пушнины, мы не брали из Сибири ничего. Около 100 лет Аляска входила в Российскую империю — там не удосужились провести даже геологическую разведку, единственное, что русских в ней привлекало, — это мех калана. Когда калан был истреблен, они начали давать взятки американским сенаторам, чтобы те Аляску купили. Через пару лет после продажи там нашли золото и нефть. У нас не сложился механизм инновационного движения вперед, метод освоения новых знаний, их имплементация на практике — это объясняется не только религией, но и низкой плотностью населения на доставшемся нам огромном пространстве, удаленностью от моря. Однако роль религии тоже была немаловажной.

Нашей истории стоило бы задать еще и вот какой вопрос: до какой степени мы, собственно, христиане? Православная Русь, фрески Васнецова — мы все это знаем. Мы знаем, во что примерно не верила русская интеллигенция и русские баре в XVIII–XIX веках, потому что все мы читали русскую литературу и не заметили там особой религиозности, за исключением Федора Достоевского. В целом же речь идет о светском обществе. которое относится к религии с просвещенным высокомерием. Пушкин отвечает на знаменитое «философическое письмо» Чаадаева, где говорилось, что мы приняли православие от всех наших бед, словами о том, что наши попы бородаты и не обучены манерам, поэтому роль религии в нашем обществе вышла несколько иной. Мы не знаем, откуда взялась та чудовищная ненависть, с которой рушились церкви и сжигались иконы; не знаем, откуда и это суеверие, с которым остервенело святятся куличи и поддерживаются другие обычаи, которые связаны не с верой, не с жизнью души и ума, а с формальными обрядами и символизмом. В любой религии обряды важны, но в любой религии есть установка на то, что духовная работа важнее. Мы же приносим Богу самое жалкое — то, что никому не нужно, какие-то свечки; самим нам это точно не нужно. Но вот самое дорогое мы отдаем кесарю.

О роли церкви в Европе и в России

Россия не принадлежит римской Европе, наша цивилизация развивалась автономно и от развитых цивилизаций Средиземноморья позаимствовала лишь религию. До XV века даже не все книги Ветхого Завета были переведены на русский язык — Геннадиевская Библия была создана лишь в конце XV века. Россия была поверхностно знакома с римской цивилизацией, основанной на праве, которое вошло в культуру Западной Европы. Церковь и восточной, и западной части Рима стала правопреемником империи в некоторых вопросах. Традиционно в империи сверхкультовым считалась компетенция императора, сверхкультовой считалась социальная защита — раздача хлеба неимущим. Император Рима именовался верховным жрецом, его звание Divus означало «божественный».

Со временем церковь на Западе стала наследницей империи — это нужно понимать в правовом, юридическом смысле. Папа стал верховным жрецом. На Востоке император по-прежнему был Divus, и рождение христианской догматики — целиком заслуга империи. Если бы не Константин Великий, никакой Вселенской церкви бы не было. Вселенской она называется потому, что был Вселенским император, собравший Вселенский собор, решения которого имеют силу вселенских законов, адресованных городу и миру. В Западной Римской империи возникла крайне плодотворная дихотомия и конкуренция двух властей — светской и духовной, которые на протяжении всей истории Средневековья вели борьбу. Эта борьба создавала творческую среду для политической мысли и развития права. Многие идеи, на которых основана наша современная культура, выросли из этого противостояния. Отделение церкви от государства, например, средневековая идея. В Восточной Римской империи продолжалась традиция верховных жрецов Рима, где главным лицом церкви было не духовное лицо, а император. Мы наблюдаем это на примере нашей родины по сей день: персона императора важнее, чем любой собор епископов, и роль играет только решение «божественного» Цезаря.

Почему духовенство в России не имело даже такого влияния, которое оно имело в Восточной Римской империи? Полагаю, проблема отчасти связана с некоей пассивностью православия, которая ощущалась и в Византии, а также с тем, что православие внутри России было очень локальным явлением придворной жизни. В Киевской Руси это точно было так: по летописям видно, что сопротивление населения христианству было довольно-таки активным. Другая ситуация была в Новгороде — это место богато источниками, свидетельствующими о возникновении внутрихристианских ересей. А это, в свою очередь, говорит о христианизации, когда люди не отвергают религию, а начинают ее по-своему интерпретировать. Но это Новгород, он был уничтожен Иваном III и окончательно добит Иваном Грозным.

Что касается московского периода, то тогда уже значительная часть населения себя идентифицировала с христианством, отсюда это самоназвание значительной части людей крестьянами (от «христиане»). Правда, мы очень плохо знаем о реальной роли духовенства. Конечно, какую-то роль оно играло, но в значительной степени оно было игрушкой придворной жизни и частью придворных ритуалов. Я в своей книге («Неизвестная Россия. История, которая вас удивит») много цитирую протопопа Аввакума, где он дает сцены жизни русской провинции. Он пытался быть миссионером в глубинке, и местные люди несколько раз были близки к тому, чтобы его убить — эти коллизии при проповеди христианства в обычной, так сказать, среде возникают в XVII веке! В рассказах иностранцев о нашем государстве мы видим возмущение греховными обычаями московитов, причем авторов больше возмущал не факт того, что Иван Грозный, по-видимому, состоял в половой связи со своим приближенным Басмановым (это было не удивительно для придворной жизни, не имевшей никаких ограничений), а то, что так делали и простые люди: мужчины спали с мужчинами, с чужими женами, с лошадьми и козами и даже этим бахвалились. И это — святая Русь! На Западе частная жизнь в тот момент не была частной, она была под жестким контролем церкви, и большинство половых преступлений каралось либо смертью, либо длительным тюремным заключением. В России это все вообще не регулировалось правом, церковь практически не влияла на частную жизнь людей.

О Николае II и моральной оценке

История — это наука о человеке, а человек не существует автономно от моральной оценки. Моральные вопросы не имеют отношения к жизни природы — хищник ест не потому, что он злой, а потому, что он так устроен, и птичка, которую он сожрал, — это просто звено пищевой цепочки. У человека есть совесть, мораль, право и многие категории, придуманные для того, чтобы люди не ели друг друга просто так. Поэтому, рассказывая о прошлом, мы не можем не использовать моральных оценок. Когда мы говорим о Сталине, Гитлере и других выдающихся мерзавцах, мы не можем отказаться от этого. Если оценки нет, это свидетельствует о моральной незрелости, о том, что история нас ничему не научила, и можно продолжать есть себе подобных, оправдываясь высшими соображениями. Вот, например, во главе большого сообщества людей находится не совсем здоровый персонаж, который ради маниакальной жажды править корежит судьбы миллионов людей. Этот человек откровенно глуп, но заставляет огромную страну курить ему фимиамы — как не давать ему оценку? Значит, я с ним согласен и хочу, чтобы эти кошмары повторились? Как мы можем не давать моральную оценку деятельности Николая II? Оценку ему дала история. Трагическая гибель всей его семьи — достаточная плата за его ошибку. Когда мы говорим об истории нашей большой страны и жертвах, которые она понесла, стоит понимать, что в основе этого была роковая подпись Николая II об отречении от престола.

История — это наука о поведении людей, о том, что хорошо и что плохо, это наш коллективный опыт. Иисус Христос хорошо сказал: не делайте другому того, чего не хотели бы себе. Простой вопрос: вы чего больше хотите, построить гидроэлектростанцию и потом оказаться убитым, или же не построить никакой гидроэлектростанции и жить? Нужно всегда спрашивать себя: хотели бы вы лично оплатить своей жизнью величие Наполеона Бонапарта или предпочли бы другой финал своей земной карьеры? Я в восторге от Наполеона Бонапарта, от блеска его эпохи, но я ей-богу не понимаю, зачем он столько воевал. Я больше согласен со Львом Толстым. Бонапарт у него произносит: «Какая прекрасная смерть!» А хотел бы он сам так прекрасно умереть?

О Наполеоне и образе внешнего врага

Внешний или внутренний враг как способ консолидации общества — это идея, придуманная не в России. Это древняя политическая технология, которая была в ходу и у греков, и у римлян. Эта технология была нам знакома, потому что древнейшие греческие хроники переводились на русский язык. Самым стойким инстинктом является инстинкт самосохранения, и на нем очень легко играть. Если ты говоришь, что твой сосед гад и тебе угрожает, тебе проще объединить околоток вокруг себя и свое агрессивное поведение начать выдавать за оборону. Это настолько естественное поведение для человека, что ему не нужно учиться, а нужно, наоборот, сознательно от этого отучаться. Вся советская модель была построена на образе внешнего врага, на конфронтации со всем миром, и это отравило сознание нашего народа — люди привыкли к тому, что враг существует, что все хотят нам зла. В истории России ничего подобного в таком массовом виде не было. Наполеона в известной степени не любили, но им восхищались и с удовольствием говорили по-французски, никому не приходило в голову врываться во Франции в дома и резать мирных жителей. Русская армия, которая пировала в оккупированной Франции, потом исправно возвращала долги. Безусловно, детей пугали Наполеоном, но в этом было нечто патриархальное. Настоящий враг впервые появляется в истерии, связанной с Первой мировой войной. Это был первый инцидент массового психоза, когда страна, которая была нашим союзником многие годы, внезапно стала нашим врагом. Тогда же рождается выражение «война священная» и многие штампы, которые будут использованы советской пропагандой. Большевики этому учились. Все они выросли в годы царствования Николая II на фоне сначала антияпонской, потом антинемецкой истерии, антисемитизма и прочих «анти». На них повлияла атмосфера ненависти, в которой они росли и которая влилась в марксистско-ленинскую философию, объявленную священным учением. В наших родителей и в нас вдалбливали, что кругом враги — то американцы, то еще кто-то; что все нас не любят. Возвращаясь из разных стран, все время слышу от людей, которые не ездят в путешествия, вопрос: «А как там к русским относятся?» Да никак! Такой вопрос может прийти только в нашу усталую, больную голову.

Подготовила Юлия Гусарова

С расписанием других лекций вы можете ознакомиться на странице лектория «Сноб. Диалоги».