Денис Орлов: Новый господин

Volvo никто и никогда не упрекал в мещанстве. Это, скорее, французская тема. И немецкая. Скандинавов вообще не заподозришь: из столь малого веками складывался их достаток. Это нашло отражение и в архитектуре, и в домоводстве, и в легендах. И в автомобилях тоже. Мещанство, когда прикидываешься состоятельнее, чем есть на самом деле, разве не так? Но даже когда в прошлом Volvo бралась за представительские лимузины (в частности, по заказу ГДР, из-за чего правительственный квартал Вандлиц в Восточном Берлине даже прозвали «Вольвоградом»), общественность воспринимала это с пониманием: так положено, формат. Сдержанность в дизайне, неубиваемая ходовая, крепкая оборона подушек и ремней – это пришло в Volvo от северной природы, от лосей и валунов.

На этот раз я до неприличия долго подбираю эпитеты, да так, что впадаю в апатию. Редко на каком тест-драйве чувствуешь себя словно на дипломатическом рауте. И виной тому сами те, кто решил представить этапный, без сомнения, для Volvo автомобиль у подножия горы Монсерат. Ошиблись широтой. Я помню ездовую презентацию первого XC90. Тринадцать лет назад, в северной Швеции. На журналистов в тех краях всё еще подозрительно косились, будто на диверсантов, высаженных с русской подлодки. Первый XC90 уверенно высекал искры изо льда Ботнического залива.

Первый в истории марки Volvo кроссовер… Тогда это был шаг на меридианы глобализации. Шведы шагнули, понимая, что могут и не вынести гнета всемирной славы. Кроссоверами играли по-крупному. А заводики махонькие, рекламные ресурсы скудные, возможности для расширения производственной программы, прямо скажем, никакие. На XC90 история Volvo могла закончиться. Еще вернее она закончилась бы, не выпусти тогда шведы кроссовера. Конфликт жизни: и не сделать нельзя, и делать рискованно. Глобализация — раковая опухоль современного общества. Что значит мыслить глобально? Это значит отринуть свое, родное, если оно хоть в чем-то слабее доминирующего тренда. Диснеевский ареопаг вместо Петрушки (если еще кто помнит такого) или, раз взята шведская тема, вместо персонажей Туве Янссон.

Новый XC90 выглядит этаким мегалитом, эрратическим валуном, невесть как занесенным с кайнозойскими ледниками в лоскутный каталонский пейзаж. Его отчетливо представляешь несущимся во весь опор по грейдеру где-нибудь в лесах под Сортавалой или на искрящихся зимниках Оймякона, или, на худой конец, на паркинге перед шведским Ландтагом. Но только не в буйстве средиземноморской весны, на фоне воздетых в пронзительную синеву седых зубцов Монсеррат. С другой стороны, с ходу видно, каким именно местом новинка собирается соперничать с Audi Q7, BMW X5, Volkswagen Touareg и — паче чаяния — с Range Rover. И я не знаю, плохо это или хорошо.

В прежние времена были шведские лезвия и шведские спички, шведские подшипники и шведская АВВА. Продукт прочно рифмовался со страной изготовления. Спокон веку национальный товар способствовал взаимопониманию, выступал лучшим послом на всех широтах. А еще поднимал гражданскую самооценку. «Водка-матрешка». Не зову подвести черту, насколько плохо или хорошо то, что сегодня эти качества повсеместно утрачиваются. Но в оправдании иного мне видится лукавство плутократов, лишенных каких-либо корней и только и озабоченных прибылью.

Так хочет потребитель! — нередко слышишь в ответ. Потребитель — воплощение мещанства, усредненное и обезличенное. Причем весьма выгодное для производителей чего бы то ни было. Потребителем прикрываются, когда хотят снизить издержки. Потребитель — это тот, чье мнение легко узурпируют без каких-либо негативных последствий для корпорации. Если ошибка, ее покроют за счет диверсификации бизнеса или прямо из кармана тех же потребителей, как недавно правительство США выручило корпорацию General Motors. Потому что глобальная экономика — это в первую очередь политика, а уже во вторую — экономика.

Да и как сохранять самобытность, если в автомобильной отрасли крутятся всемирные деньги? (В данном случае — китайские.) Volvo совершает отчаянную попытку. Новый кроссовер XC90 верен прежним постулатам, хотя бы в заявлениях представителей компании. Дизайнер Андерс Гуннарссон убежден, что в новом XC90 нет преувеличений. Например, дневные ходовые огни своей Т-образной формой должны ассоциироваться с молотом Тора. С усилием воспринимаю предложенную метафору, хотя когда-то осилил Младшую Эдду. А попробуй объясни китайскому покупателю, кто такой Тор и к чему ему молот. Немцы во Вторую мировую войну называли именами скандинавских богов сверхтяжелые мортиры, обстреливавшие Севастополь. Был у них и Тор, и Один. Так в одном советском журнале написали: «штурмовое орудие №1». И почему тогда не сравнить сам XC90 cо Слейпниром, восьминогим конем Одина? Что ж на Торе-то замыкаться? Изящные сдвоенные спицы литых колес так напоминают ноги мифического коня со страниц древних манускриптов. Глянешь на ходу в окно: уж не вороны ли Хугин и Мунин парят рядом, сопровождая несущийся по «автописте» автомобиль? Нет, время легенд прошло.

Никакие не молоты Тора, а восточносибирские нефтяные качалки. А задние фонари, которыми так гордятся дизайнеры, сияют в сумерках, как газовые факелы Нерюнгри. Так, пожалуй, китайцам будет понятнее.

Volvo уже строит завод в США на те же китайские деньги, на которые была разработана полностью новая масштабируемая платформа SPA, модульный двигатель Drive-E и собственно XC90 второго поколения. А основной завод в Торсланде, где делают Volvo XC90, переведен на трехсменную работу — так много заказов. И нанял дополнительно 1500 рабочих. Экономика? Политика!

А досужие разговоры… После нескольких минут езды на ХС90 так хотелось ухватиться за какую-нибудь спасительную тему. Вероятно, подразумевается, что обладателю такого автомобиля давно надоело строить из себя Шумахера. Его амбиции воплотились в чем-то еще. И теперь он ждет от процесса перемещения из п. А в п. Б примерно того же, чего ждут от электрического камина: безопасности. Volvo последовательно разрабатывает эту тему, и лучший способ исключить ошибку водителя — отбить у него желание куролесить за рулем. Но безопасность не тот предмет, о каком пишутся тесты. Если постоянно думать о безопасности, потребуется невропатолог. Птица не думает, что упадет? Рыба — что захлебнется? Приглашая подружку в мишленовский ресторан, не думаешь, что можешь подавиться…

Может, я просто отстал от жизни. И поддерживание интуитивной связи с миром цифровых технологий (цитата из пресс-материала!) важнее процесса езды как таковой?