Тина Канделаки: Учителя делают вид, что учат наших детей, а ученики — что учатся
Ксения Чудинова: Как появился проект «Умная школа» и когда? Первая информация о нем появилась полгода назад.
Тина Канделаки: Этот проект родился из всех моих образовательных инициатив, связанных с программой «Самый умный», которую я вела, и с форумом «Умная школа», который мы организовали в рамках моей деятельности в компании «Апостол». Работа над «Умной школой» ведется второй год. Я познакомилась с Марком через Сергея Волкова, одного из лучших преподавателей русского языка и литературы в нашей стране, который в свое время восстал против стандартов образования — многие читали его письмо, вызвавшее огромный резонанс. Он стал голосом из народа, который сумел обратить внимание на проблемы существующего образования. Уже вместе с Марком мы начали собирать вокруг себя специалистов, чтобы не просто быть продюсерами в образовании, а создать что-то новое — я понимала, что новое нужно, но я не располагала экспертизой тех людей, которые могли бы это новое придумать. Итак, мы собрали людей, которые считаются последней надеждой на позитивные перемены в образовании. Началась дискуссия о формировании индивидуального маршрута образования — с этого началась «Умная школа» и первые исследования в этой сфере.
Ксения Чудинова: Многие родители недовольны тем, как учат их детей, и все время находятся в поисках лучшего образовательного учреждения. Чему вы будете учить, как вы строите образовательный и воспитательный векторы?
Марк Сартан: Я хочу, чтобы моих детей учили, согласовываясь с их индивидуальными склонностями и особенностями, а не как всех, и многие родители, которые всерьез задумываются о роли школы, приходят к той же мысли. То же говорят и уважаемые мною люди, такие как Александр Асмолов. Разумеется, я думал о том, какими должны в итоге вырасти мои дети, и ответ на этот вопрос у меня простой: дети должны вырасти ответственными за свою жизнь, уметь ей распоряжаться. Психологи называют это развитием субъектной позиции. Когда человек распоряжается жизнью — это значит, он умеет ставить цели, находить ресурсы для достижения этих целей, опираясь при этом на нравственные основания, а не любыми средствами достигает своих целей. Он умеет планировать и понимать, на каком этапе находится. Всему этому школа, по-хорошему, должна научить, и все эти вещи закладываются новой «Умной школой».
Ксения Чудинова: Вы заявляете о своем проекте не просто как о небольшой школе, а как о точке роста для других школ, и вы сказали, что будете свой опыт собирать, оцифровывать и передавать. Как вы это планируете делать, учитывая, что хороший опыт школы передается трудно?
Марк Сартан: Мы работаем, опираясь на десять принципов, и один из них звучит так: сочетание технологичности и уникальности. Опыт передается традиционным старым способом со времен Пьера Абеляра — от учителя к ученику, и учеником сегодня может стать любой учитель. У нас даже в плане развития есть пункт — стать ресурсным центром для всех учителей региона и, в дальнейшем, страны.
Тина Канделаки: На днях был опубликован рейтинг лучших школ мира. Его возглавила сингапурская школа, и в первой десятке в основном учебные заведения стран Азии, а мы на 34-м месте. Успех Сингапура связан с тем, что там довольно интересный подход к процессу обучения: там считается, что не только учитель может учить ученика, но и ученики могут учить друг друга и даже учителя, который может чего-то не знать в силу того, что он не относится к поколению интернета, рожденному с гаджетом в руке, — для нас всех очевидно физиологическое изменение в восприятии информации.
В России никого не увлекает вариативность образования. Сегодня любой родитель согласится с тем, что наши дети живут сначала до ГИА, а потом от ГИА до ЕГЭ. То есть они учатся, чтобы сдать определенные экзамены и потом поступить в вуз. Не берусь говорить за все образовательные учреждения, но такая проблема есть: учителя делают вид, что учат наших детей, а ученики делают вид, что они учатся. И в этой атмосфере взаимного притворства они благополучно переходят в высшие учебные заведения. Потом, после высшего учебного заведения, с ними встречаюсь я — интервью с новым сотрудником я провожу сама после того, как тот уже поговорил с HR-специалистом. И я прихожу к выводу, что начинает выпускаться поколение, у которого нет никаких навыков для работы — всего того, что перечислил Марк. Я не жду от учителя, что он научит детей тому, чего нет в интернете: знания стремительно оцифровываются, на TED.com можно прослушать лекцию любого крутого педагога из любой точки мира, во многих вузах можно обучаться онлайн. Это все не говорит о том, что онлайн вытеснит офлайн, но это говорит о том, что в офлайне должны, в конце концов, произойти изменения. В первую очередь эти изменения должны касаться того, как использовать полученные знания в повседневной жизни, в формировании своего жизненного маршрута и как научиться понимать, в чем, собственно, заключается этот жизненный маршрут.
Для построения современного жизненного маршрута человеку уже недостаточно иметь одно базовое высшее образование. В течение жизни мы можем несколько раз менять профессию, и потому мы должны быть готовы к тому, что учиться придется всю жизнь. Раньше мы заканчивали вуз и были уверены, что на основе полученного знания мы можем зарабатывать деньги всю оставшуюся жизнь. Но сегодня мы все больше и больше понимаем, что мир меняется и есть возможность в любой момент сменить сферу деятельности, и никогда не поздно начать учиться для этого. Мы не знаем, как модель «Умная школа» будет тиражироваться по всей России, но мы используем возможность рассказать о другом опыте жизни, который, как нам кажется (в первую очередь как родителям, а не как экспертам), очень важен для наших детей.
Ксения Чудинова: Вы строите настоящий маленький город: 37 зданий. Кто и что там будет? Почему целых 37?
Марк Сартан: Когда мы говорим, что дети должны научиться распоряжаться собственной жизнью, мы подразумеваем, что у них есть возможность этому научиться. Но мы прекрасно понимаем, что у детей могут быть совершенно разные стартовые возможности. Тем из них, кто такой возможности изначально лишен, мы должны ее дать — я имею в виду детей-сирот или детей, лишенных родительского попечения. Такие дети лишены очень многого: навыка образования семейной стратегии, взаимодействия с окружающим миром, а иногда и простейших жизненных навыков. Многие детдомовцы даже не знают, как заваривать чай, потому что он для них всегда был кем-то заварен. Если мы должны дать нашим ученикам равные возможности, то детям-сиротам в первую очередь мы должны дать семью. Отсюда вытекает один важный аспект — формирование поселка приемных семей, дети из которых будут учиться в нашей школе наравне с остальными детьми. Это объясняет большое количество зданий. Помимо этого на территории будут здания детского сада, спортивных и хозяйственных комплексов. Читать дальше >>
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Ксения Чудинова: Поселок приемных семей будет создан по модели SOS-деревни?
Марк Сартан: В SOS-деревне нет приемных семей, там родители — сотрудники. В такой организации глубоко зашита одна проблема: SOS-мама до конца не понимает, мама она или педагог, и это ее разрывает между ролями. Кроме того, семья не может работать как отдел в учреждении: у семьи нет начальника. В SOS-деревне над мамой стоит начальник, и это портит ситуацию. Мы опыт SOS-деревень всерьез изучали и пришли к определенным выводам. Понятно, что нужно отказываться от интернатно-детдомовской системы, поэтому у нас появилась своя модель — сообщество, коммуна приемных семей, где нет начальников и решения принимаются сообща. Это похоже на модель детских деревень «Китеж» и «Орион», но мы пошли дальше, решив сделать наш поселок частью образовательного комплекса.
Ксения Чудинова: На какие примеры вы опирались, создавая свой проект?
Тина Канделаки: Мы изучили практически все модели по всему миру: Марк целый год был в турне и продолжает разъезжать. Я большой поклонник теории сингулярности и допускаю, что, когда мы будем достраивать нашу школу, в другой точке мира появится проект, который будет современнее нашего. Тем не менее наш путь образования, я надеюсь, отразится на качестве людей — тех самых новых людей, которых мы все так ждем, которые нужны нашей стране и рынку. Которые могут в непростой ситуации принять нестандартное решение.
Ксения Чудинова: Как вы будете подбирать детям семьи? Меня возьмете? К 2018 году мои дети подрастут, одной восемнадцатый год уже.
Тина Канделаки: Я слежу за вами в фейсбуке и знаю, как вы, будучи пытливым родителем, подходите к образованию своих детей, поэтому мы вас возьмем, если вы, в свою очередь, решитесь взять еще как минимум двоих детей.
Марк Сартан: Мы стараемся по возможности не употреблять слово «отбор». Чтобы образовалось сообщество, коллектив должен вырасти. Эту школу нельзя создать, набрав людей по анкетам. Поселок будет состоять из тех семей, в которых мы увидим потенциал для воспитания 5-6 детей. У нас планируется 30 таких семей.
Тина Канделаки: У многих из нас есть знакомые, которые в какой-то момент принимают решение о приемном ребенке, причем это семьи из сильных, здоровых людей, у которых двое-трое своих детей. Это работа: двоих детей воспитывать сложно, четверых — еще сложней. Для этого нужны определенные условия, и наша школа в этом смысле будет для них возможностью реализовать свою мечту или, если угодно, призвание и жизненную миссию. По крайней мере, тридцать семей, готовых на такой эксперимент, мы уж точно соберем по всей России.
Марк Сартан: К специальным условиям, о которых говорит Тина, относятся не только условия жилищные. Это, прежде всего, наличие специалистов, которые помогут: многие не решаются взять приемных детей только потому, что боятся оказаться беспомощными. Они не знают, где взять дефектолога, где взять социального работника — для них это начало непонятной жизни с огромным массивом проблем, которые обрушиваются после усыновления. Мы как раз и есть тот ресурс, который необходим для решения этих проблем.
Ксения Чудинова: Позволю себе небольшую ремарку: я из многодетной семьи — нас было пятеро, двое детей приемные. Так вот, пятерых воспитывать легче, чем двоих, потому что в этом случае старшие присматривают за младшими. Но мы, все пятеро, учились в разных школах — это была самая большая проблема. Исходя из этого, я не представляю, как одна школа может удовлетворить потребности пятерых разных детей. Предположим, среди этих пятерых один ребенок еще и будет особенным.
Тина Канделаки: В «Умной школе», как уже говорилось, планируется вводить вариативное образование. Мы будем сначала изучать user experience, а потом уже говорить, каких детей мы приглашаем к нам. Базис образования, которое есть сегодня, заложен задолго до интернета, современных технологий — это хорошая советская школа, у которой по всем рейтингам (сейчас я говорю о начальной школе) очень высокие показатели. Практически нигде в мире, как в России, не учат читать, писать и пересказывать. Но затем, в средней школе, возникает вопрос: что делать со всеми этими навыками? В Советском Союзе был ответ на этот вопрос: вся эта классно-урочная система была подчинена общей системе, по которой существовало наше общество. Был заказ на человека, который будет достойным членом советского общества и станет очередным винтиком в этой системе. А сейчас все поменялось, мы живем в обществе, в котором люди поделены на разные классы в зависимости от того, какие у них амбиции, способности и возможности. Сегодня нам этот «усредненный» советский человек не нужен. Потому в нашей школе будут условия для разных детей, которые должны не просто получить знания, а понять, как потом с этими знаниями жить.
Марк Сартан: Вспомните: всякий раз, в любом месте нашей родины, проезжая мимо школы на машине или на поезде или проходя мимо, вы всегда узнаете, что это здание — школа, какого бы года постройка ни была. Почему? Да потому что она выглядит как завод. Это то место, где, как в клипе Pink Floyd, детей, поющих We don’t need no education, двигают на конвейере: 45 минут идет обточка болванок в одном кабинете, потом двигают дальше. Мы совместно с институтом «Стрелка» объявили архитектурный конкурс на здание нашей школы, одним из условий которого было сделать пространство города и многофункциональных трансформируемых общественных зон. Рекреации в отечественных школах абсолютно пустые и унылые. То ли дело в финских учебных заведениях, где эти рекреации приспособлены под множество самых разных мероприятий: от обеда и приема родителей до организации школьных торжеств. Говоря «трансформируемое пространство», мы имеем в виду внешнее пространство, потому что стенки трудно двигать. Пространство само должно давать возможность изменять себя, потому что, если мы хотим, чтобы ученик выучился свободно распоряжаться своей жизнью, он должен распоряжаться и своим пространством. От школы-завода мы хотим перейти к школе-городу, а от нее — к школе-ландшафту. Читать дальше >>
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Ксения Чудинова: Откуда берутся деньги на школу?
Марк Сартан: У государства денег нет. Проект существует на средства благотворительного фонда «Новый дом», который заинтересован в том, чтобы дети-сироты получали лучшее образование.
Ксения Чудинова: Я встречалась со многими спикерами в сфере образования, и они мне говорили, что образовательные проекты — это очень перспективный бизнес. А вы говорите, что «Умная школа» — проект благотворительный. Вы на этом собираетесь что-нибудь когда-нибудь зарабатывать?
Тина Канделаки: Хороший бизнес на образовании можно сделать, только если сделать школу платной. Я знаю много платных школ, но не хочу это комментировать. Мои дети, к слову, учатся в обычной школе, хоть я себе могу позволить частную. Наш проект никакого отношения к частной школе не имеет. Наша школа никогда не будет платной.
Людмила, слушатель: Мне 43 года, у меня два высших образования, есть свои проекты, я зарабатываю. И, допустим, вы меня берете, мои дети меж тем вырастают. Я у вас навечно остаюсь? Когда я от вас уезжаю — когда мои дети вырастут?
Марк Сартан: Это очень серьезный и важный вопрос. Выход из проекта предусмотрен, он будет достойным для всех, кто в нем участвует.
Тина Канделаки: Мы много спорим на эту тему. Есть определенные циклы воспитания детей. Согласитесь, когда вашим детям исполняется 16–18 лет, они уже в вашем воспитании не нуждаются, им лучше найти себе другое занятие. Но женщина может решить родить или усыновить еще одного ребенка, когда старшие повзрослеют. Шестьдесят лет — это для современного мира не тот возраст, когда все заканчивается.
Ксения Чудинова: Ваш проект рассчитан не только на семьи с приемными детьми — в вашу школу будут ходить и дети из обычных семей?
Марк Сартан: Да, жить у нас будут семьи с приемными детьми, а из обычных семей дети будут приходить на занятия из дома.
Татьяна Кирилюк: С какими трудностями вы столкнулись, начиная ваш проект?
Марк Сартан: Самой странной неожиданностью была публичная реакция многих иркутян на проект. Я по своей наивности предполагал, что, когда мы презентуем наш проект, все обрадуются, но многие отнеслись с огромным недоверием. Травма от предыдущих нереализованных и плохо реализованных проектов породила желание найти подвох.
Ксения Чудинова: Ваш проект негосударственный, а школа будет государственной?
Тина Канделаки: Безусловно, мы контактируем с местной властью, и, в зависимости от ее лояльности к нам, проект может быть реализован более или менее быстро. Ведь, чтобы иметь возможность построить школу, надо собрать определенные документы. Документация же единая для всех: государство при выдаче лицензий не делает разницы между частными и государственными школами, иначе диплом об окончании школы не был бы действительным и человек по ее окончании не мог бы поступить в вуз.
Вера, слушатель: В популярной книжке «Код Дурова» рассказывается о школе, которую окончил Павел Дуров. Преподаватели этой школы придерживались следующего принципа: если ребенка обучать изначально математике и лингвистике, то есть преподавать несколько языков сразу, то впоследствии он сможет изучать все что угодно. Какая методика у вашей будущей школы?
Марк Сартан: Наш принцип — индивидуализация. Когда кто-то говорит, что всем нужна на начальном этапе только математика и лингвистика, я сопротивляюсь. Потому что кому-то на самом деле для достижения успеха нужна математика и история, а кому-то — история и литература. Мы не можем заранее сказать, что точно подойдет всем, наша методика — подбор оптимального образовательного маршрута для каждого.
Тина Канделаки: Стив Джобс, создавший величайшую компанию XXI века, получил очень странное фрагментарное образование и концентрировался на крайне спорных с точки зрения классического образования вещах. Истории успеха великих людей очень индивидуальны, поэтому опрометчиво просто пытаться отдельно взятую схему достижения успеха растиражировать и применить в воспитании всех. Наше сознание должно переключиться на то, чтобы допускать вариативность образования. Сейчас же мы лишь настроены на сдачу ГИА, ЕГЭ и поступление в вуз. Как объяснить людям, что наличие высшего образование в России не является гарантией того, что жизнь удалась? Успешная жизнь — это когда человек на каждом этапе своего существования готов учиться чему-то новому. Если вы это понимаете, вы никогда не потеряетесь.
Вера, слушатель: Вы строите в школу в Иркутске. Как дети из других мест могут попасть в нее? Допустим, ребенок умен, у него прекрасные оценки, он о вас узнал и хочет к вам попасть, но его родители не готовы ехать. Есть ли у него шанс исполнить свою мечту?
Марк Сартан: Мы разрабатываем политику приема, и она основана на гарантийности. Будет гарантия возможности учиться у нас для детей-сирот и детей с проблемами для здоровья. Будет гарантия учиться у нас для детей из соседних районов. Не надо демонстрировать особых талантов, чтобы попасть к нам.
Тина Канделаки: Как я понимаю, вы спрашивали, будет ли возможность у воспитанника интерната в Калуге попасть к нам в Иркутск? Такие случаи будут рассматриваться индивидуально. Мы не такую большую школу строим, чтобы у нас не было возможности уделять внимание каждому запросу.
Вера, слушатель: Сейчас у инвестора есть деньги, которые он может вложить в «Умную школу». А что будет, скажем, через десять лет, когда у инвестора могут деньги закончиться? Будет ли проект по-прежнему благотворительным?
Марк Сартан: Задачи приносить прибыль инвестору у нас не стоит. Любая школа получает нормативно-подушевое финансирование от государства.
Тина Канделаки: Разговоры о том, кто и как этот проект будет финансировать через 10 лет, — гадание на кофейной гуще. Нам надо его для начала сделать и прожить первый цикл, показав какие-то результаты. Если в итоге это сможет стать точкой роста образования в нашей стране, я уверена, что вопрос с деньгами мы решим.
Ксения Чудинова: Давайте сузим вопрос: не десять лет, а пять. Как известно, деньги в нашей стране очень короткие и очень дорогие. Допустим, через пять лет в стране заканчиваются деньги — у вас есть какая-то подушка на этот случай?
Тина Канделаки: Экономический блок в нашей стране не самый слабый. Есть люди, ответственные за принятие государственных решений, которые понимают, что сейчас жизненно необходим прорыв в промышленности. Люди сейчас реально стараются, ведется большое количество переговоров на азиатском рынке… Если мы свой продукт не сделаем конкурентоспособным, то, поверьте, через пять лет проблемы будут не только у нас, но и у всех жителей нашей страны. Но попытки понять, в какой стране мы окажемся через пять лет, — это опять-таки гадание на кофейной гуще.
Ксения Чудинова: Какого человека вы хотите вырастить в этой школе? Нынешняя вузоориентированность смущает многих специалистов, потому что она не насыщает рынок. У нас есть множество людей с высшим образованием, но никто не работает на станках, в том числе и на сложных станках. Какой у вас будет заказ на человека?
Марк Сартан: Я продолжаю повторять свой ответ, который я уже дал в начале: мы хотим выпустить человека, который самостоятельно распоряжается своей жизнью. И это далеко от вузоориентированности, потому что поступление в вуз может быть безответственным.
Тина Канделаки: Обратите внимание: мы страна-победитель всегда только в самой низкой точке. Только когда мы понимаем, что все хуже некуда, мы собираемся перед каким-то очень важным для нас событием и все-таки становимся единым народом-победителем. Но ежедневные индивидуальные победы каждого человека у нас почему-то не культивируются. Я хочу, чтобы наши ученики становились индивидуальностями, чтобы не коллектив его окутывал неким огромным коконом и тащил по жизни, а он сам определял движение этого коллективного целого, сам мог строить свою жизнь.
До двадцати лет мы обычно думаем, что можем перевернуть мир, а после двадцати пяти понимаем, что нужно жить как живется. Я хочу, чтобы наши дети и в сорок пять, и в шестьдесят пять понимали, что мир можно изменить в любую минуту. Я сама так воспитываю своих детей, чтобы они знали, что до последнего вздоха их жизнь зависит от них и только от них. Если индивидуальный маршрут образования заложит в детях это понимание, наконец появятся новые люди, без которых в нашей стране нет и не может быть никакого интеллектуального прорыва.