Вадим Рутковский:  Сажайте, и вырастет

Cмертным, входящим в сад в темное время суток, предписаны суровые правила – великий и ужасный дресс-код, гораздо более суровый, чем ограничения, накладываемые мировыми религиями. Женщина в джинсах и с непокрытой головой может оказаться внутри православного храма, женщина без каблуков внутри вечернего Гран Театра Люмьер – никогда. На 68-м фестивале разыгрался пикантный «каблучный скандал»: охрана не пустила на премьеру ретромелодрамы Тодда Хейнса «Кэрол» дам без каблуков, в связи с чем съемочная группа другого конкурсного фильма – «Убийцы» (или «Сикарио») – в мужественном лице режиссера Дени Вильнева и актера Бенисио Дель Торо – пообещала явиться в зал на протестных каблуках. Видимо, парни не нашли обуви подходящего размера – дальше слов дело не пошло. Фестивалю же шум на пользу: он кичится высокомерием, которое давно стало правилом игры. А в истории остаются фильмы.

68-й каннский смотр завершился победой французского режиссера Жака Одиара – автор «Читай по губам», «Ржавчины и кости» и «Пророка» получил «Золотую пальмовую ветвь» за «Дипана», фильм без звезд (второплановую роль – криминального авторитета с браслетом-«маячком» на ноге – сыграл Венсан Роттьер, единственный узнаваемый участник актерского ансамбля), на грани между остросоциальной драмой и триллером. Одиар – всегда драйв, здорово придуманная и лихо изложенная история; при всей внятной социальности – больше о внутренних демонах, которых окружающая среда лишь будит ото сна. Новый герой Одиара Дипан – боец, воин, участник подпольной террористической организации «Тигры освобождения Тамил-Илама» – бежит из Шри-Ланки во Францию, прихватив «поддельную» жену и дочь: семья – бонус для получения вида на жительство. В парижском пригороде, где Дипану предоставляют социальное жилье и место консьержа, все – фальшивка, включая мирную жизнь. Тишь и гладь субурбии – мираж, европейское благополучие – потемкинская деревня, и навыки уличной герильи пригодятся Дипану, когда парижское предместье запылает огнем. В фильме, больше похожем на притчу о тотальной войне, которую не остановить даже слону Ганешу, богу преуспевания и мудрости, навещающему Дипана в черно-белых снах, жюри (возглавляли его братья Коэн) увидело и бытовую правду, и метафизический гротеск. А еще Одиар отлично скрещивает классику, то бишь старомодно добротный сценарий, с современностью, которой очень подходит пульсирующий электронный саундтрек Николаса Джаара, смешивающий музыкальные культуры в молотов-коктейль.

Не каждый из девятнадцати каннских конкурсантов достоин добрых слов: вот, например, «Макбет» Джастина Курцеля с Майклом Фассбендером и звездой предыдущего фильма Одиара Марион Котийяр. Кровавая натуралистичность битв и попытки реалистической экранизации ведьминских пророчеств (горящий Бирнамский лес «надвигается» на замок Макбета пеплом) не мешают фильму оставаться «королевским шекспировским театром» в своем самом скучном изводе. Слово contemporary в этой унылой и архаичной версии – только в титрах, в названии Лондонского оркестра, исполнившего навязчивую и обильную музыку Джеда Курцеля. Однако каким бы разочарованием ни оказывался отдельно взятый каннский участник, в целом программа – результат кропотливой концептуальной работы. В этом году одна из концепций кинематографического сада была на поверхности: арт-директор Тьерри Фремо и новый президент Пьер Лескюр, сменивший легендарного Жиля Жакоба, будто поручили режиссерам снять по сказке. Маттео Гарроне взялся за три новеллы из «Сказки сказок» Джамбаттисты Базиле: в англоязычном дебюте этого каннского любимца Сальма Хайек, Венсан Кассель и Тоби Джонс сыграли властителей маленьких королевств, одержимых своими опасными страстями. Предсмертный бред оказывается волшебным спасением для работника концлагерной зондеркоманды Шауля из дебютного шокера венгра Ласло Немеша «Сын Шауля»: этот опыт погружения в ад отхватил второй по значению приз. Гас Ван Сент, освистанный за нарочитую наивность «Моря деревьев», отправил своего героя, пережившего гибель жены, в лес самоубийц у подножия горы Фудзи – и лихо скрестил сказку о «Гензеле и Гретель» с японскими кайданами – историями о призраках. Сказкой определила жанр «Маргариты и Жюльена» Валери Донзелли, обратившаяся к легенде XVII века о преступных любовниках, брате и сестре, фантазировавших, как счастливы будут их дети: «Ты будешь им и отцом, и дядей».  – «А ты – матерью и тетей». Грезы и сны существуют на равных с реальностью в «Дипане» и меланхоличном гротеске Паоло Соррентино «Молодость», отдающей маразмом мистической драме «Долина любви» Гийома Никлу (где священные чудовища Изабель Юппер и Жерар Депардье отправляются в калифорнийскую долину смерти, чтобы встретиться с призраком покончившего с собой сына) и пронзительной трагикомедии Нанни Моретти «Моя мать» (в одном из снов героиня-режиссер находит юную себя в многокилометровой очереди в кинотеатр, где идет «ангельский» шедевр Вима Вендерса «Небо над Берлином»). Свои в этом мире сказок и «Горы могут отступить» Цзя Чжанкэ, отправляющего героев в фантастический 2025 год, и самый бездейственный из всех азиатских фильмов действия – «Убийца» лидера «нового тайваньского кино» Хоу Сяосяня (приз за режиссуру), и фантасмагорический «Лобстер» Йоргоса Лантимоса (приз жюри).

Эта чувственная антиутопия имеет все шансы стать новым кинематографическим культом. Недалекое фешенебельное будущее «Лобстера» не менее регламентировано и жестоко, чем концлагерь Немеша. Люди приговорены к моногамии: неважно, какого пола твой партнер, лишь бы был. Одинокие отправляются на принуди­тельный отдых в luxury-отель – те, кто за отведенный отрезок времени не находит пару, трансформируются в животных. Герой Колина Фаррелла выбирает возможность стать лобстером. Есть и другой выход: сбежать в леса, где, укрывшись под брезентовыми пончо, кучкуются сознатель­ные одиночки. Их общество тоже далеко от свободного: мастурбировать можно (в отеле пальцы рукоблудов поджаривают в тостере), но секс и чувства наказуемы. «Лобстер» Фаррелл, потерпев фиаско в «цивилизации», уходит в лес (при помощи горничной, «двойного агента», играет которую Ариана Лабед, жена режиссера-счастливчика), где находит вторую половинку – в исполнении Рэйчел Вайс. Но безжалостный лидер повстанцев, героиня третьей изумительно красивой актрисы фильма – Леа Сейду, – придумывает дикий способ любов­ников разлучить. У Лантимоса, получившего скорее утешитель­ный приз жюри, вышло точеное высказывание о хрупкости, и именно хрупкость, уязвимость человеческих чувств и тел – перед обществом, временем и болезнями – главный мотив 68-го Канна, спрятавшийся за сказочным фасадом.

«Я рада, что и перед смертью красота остается для меня прекрасной», – последние произнесенные за кадром слова одной из героинь «Нашей младшей сестры», держательницы небольшого приморского кафе; мы услышим их из уст ее мужа. «Были хорошие похороны, спасибо, что пришли», – говорит он трем взрослым сестрам (в отличие от чеховских, не подверженным никакой меланхолии) и их сводной младшей. Это фильм Хирокадзу Корээды, экранизация воздушного японского комикса, открывшая конкурс и ставшая его камертоном. Речь даже не о буквальных совпадениях (в «Нашей млад­шей сестре» есть тема больных в терминальных стадиях, отыгранная в патологически расчетливом «Хронике» Мишеля Франко, есть горечь расставания с любовниками – ключевая в эпической мелодраме Майвенн «Мой король», есть мистическое отношение к пространству – как у Вильнева, Никлу, Ван Сента и Соррентино), а об общем настроении – уязвимости и прелести жизни. Ради него стоит городить весь глянцевый кинематографический огород и разбивать на набережной Круазет кинематографический сад.С