Антон Сазонов: Кто такие «Новые русские» и чего они хотят?
Кирилл Плетнёв, режиссер драмы «Настя»; в главных ролях — Инга Оболдина и Мария Шульга
(на «Снобе» — фильм «Происшествие»)
История возникла очень просто. Я снимался у покойного Василия Пичула, автора «Маленькой Веры», в сериале «Второе восстание Спартака». С Васей я делился тем, что хочу что-то снять, какими-то своими историями, на что он мне в какой-то момент рассказал про реальную историю девушки-кассира из Нижнего Новгорода, ограбившей банк, в котором она сама же и работала. Такой наш вариант «Бонни и Клайда». Меня сразу эта история зацепила, потом я про нее забыл, а когда во время учебы на режиссерском во ВГИКе нужно было написать новеллу, вспомнил. Стал копаться в интернете, узнал про это все, что возможно было узнать. Единственное, что я понимал: главной героиней должна быть не сама эта девушка, а какая-то другая женщина. И вторая героиня по имени Настя — пример какой-то другой жизни, которой эта девушка могла жить.
История мне близка тем, что в каком-то смысла эта Настя и есть я. Мне хотелось бы быть человеком, который способен на такой поступок. Взять, и не оглядываясь, все резко поменять. В принципе, я делал несколько раз такие вещи в жизни, поворачивал достаточно круто. Для меня это пример внутренней свободы человека, который совершает некий поступок и готов нести за это ответственность. В каком-то смысле я восторгаюсь ей. Я не говорю, что всем надо красть пенсии и ехать по России с ними, но очень она не похожа на всех, это сто процентов, и в этом смысле она мне нравится. А так, жалко эту девушку, конечно, потому что мужик там ей, видимо, попался не совсем тот. Как-то он так легко повелся на то, что она все взяла на себя. Я так думаю, что она его себе нафантазировала, это был не совсем реальный человек, а образ. Во всяком случае, девушка проживает яркую жизнь.
Мое камео в конце связано с тем, что я уже не мог больше артистов в экспедицию везти. Поэтому вошел в кадр сам. Почему нет. Лучше, чем просить члена съемочной группы, который артистом не является.
Павел Руминов, режиссер эротического киностихотворения «Мы — бензоколонки» с Натальей Анисимовой в главной роли
(на «Снобе» — фильм Анны Меликян «Про любовь-2» с Руминовым и Анисимовой в ролях)
Я расстался с девушкой. Но это была не трагедия. Скорее ощущение, что это была удача — встретиться и узнать друг друга. Внутри, как обычно, звучали какие-то слова. Я взял диктофон и попытался их ухватить. Получилось что-то вроде неотправленного письма. Слова, которые мы хотим сказать кому-то, а потом забываем или не решаемся, так как, как правило, эти слова очень наивные и хрупкие. Мне кажется, мозг каждого человека пишет такие письма, закупоривает в бутылки и бросает в океан памяти. Там они плавают, и никто их не находит. А мне захотелось, чтобы в этот раз это послание кто-то прочитал.
Видеоряд возник сам. Мы с моей нынешней девушкой снимали все подряд в первые месяцы знакомства. И она стала той девушкой, к которой обращен этот монолог. Можно сказать, она играет в фильме «вечную женщину». В итоге года три этот крохотный фильм рождался. И без упорства Антона Сазонова, который предложил показать его на фестивале «Движение», мог все еще лежать в компьютере. Послание в бутылке так и плавало бы в море, пока его не проглотил бы какой-нибудь кит.
Референсы? Ален Рене. Меня как-то в юности потрясли его фильмы. Я их с тех пор не смотрел, но удивление все еще не иссякло. Ну и... Малик, видимо. Но я это только сейчас придумал. У него же тоже атмосферные кадры, музыка, поток сознания. Это прекрасная форма. Такой заповедник, где можно отдохнуть от сюжетного кино. Его слишком много. Оно захватывает умы, как спецназ. Полезно посмотреть или сделать что-то, где история не движется из точки А в точку Б со всеми мелодраматическими остановками.
Никита Тамаров, режиссер черной комедии Portfolio; в главных ролях — Максим Бобков и Ирина Чеснокова
(на «Снобе» — фильм Chicago Bulls)
Фильм родился, когда я наткнулся в интернете на небольшой рассказ. Очень понравилась тема, сам сделал из этого сценарий, связался с автором, показал ему свой текст, но он сказал, что я там все переделал, и в титрах попросил себя не указывать.
Тема мне очень близка, можно сказать, этот фильм про меня — отношения клиента и заказчика. Часто сталкиваюсь с ситуацией, когда проект вроде бы уже закончен, но нужно внести правки, иногда доходит до абсурда, как и в моем короткометражном фильме.
Важно было придумывать кино, которое бы самому хотелось пересматривать. Сценарий и шутки писались так: я общался со всеми подряд, имеет отношение человек к кино или не имеет — неважно, главное, чтоб у него были уши и возможность реагировать на мои слова. И самое интересное, что в пересказе посторонним людям придумываются новые гэги и сюжетные ходы. Например, я долго не мог придумать, к чему же в итоге приведут эти правки заказчика, мне все не нравилось... Помню я вел переписку про эту историю в WhatsApp параллельно с четырьмя людьми. Просто просил их придумать конец, без всякой надежды на успех... В итоге этими переписками я сам себя заставлял думать и предлагать какие-то ходы... Так и появилась тема с воскрешением, после чего я понял, что градус абсурда достаточно высок, чтобы понравилось мне самому, так и закончил сценарий. Буратино в поисковике так же возник. Герой же ищет способы воскрешения, а кто знает, как оживили полено... Может, там тайна какая была, там еще и вставки с солдатами Урфин Джуса были.
Начало, например, на «Фарго» похоже. Но это скорее случайное обстоятельство погодное, а не четко запланированное художественное решение. Вообще, про многие вещи приходилось думать прям на площадке, исходя из локаций и времени, но это, думаю, у всех так. Очень драка меня веселит, материала сняли раза в три больше, но я все вырезал, оставив самый «сок».
Светлана Самошина, режиссер чувственной истории «Как жизнь без любви»; в главных ролях — Анна Шепелева и Александр Яценко
(на «Снобе» — фильм «Ты, наверное, не помнишь»)
Этот фильм — моя дипломная работа для МШНК, лаборатория Бакура Бакурадзе. Я разрабатывала этот проект последний год учебы в школе. Изначально была идея, ощущение, которое хотелось передать в дипломном фильме. До этой истории было написано два абсолютно других сценария по сюжету, но об этом же. Эти истории видоизменялись и трансформировались в этот сценарий.
Мне интересен женский мир, то, как женщины воспринимают реальность, часто искажая ее. Я монтирую сейчас документальный фильм, где главными героинями являются четыре женщины, которых связывает музыка. Полный метр, который я хочу разрабатывать в рамках лаборатории полного метра МШНК со сценаристом Анной Арушанян, тоже про женщин.
«Как жизнь без любви» — классическая история о том, что все, что происходит с девушкой, происходит у нее в голове. Мне важно было передать то мимолетное ощущение неслучившейся любви.
Владлена Санду, режиссер городского триллера «Кира»; в главных ролях — Анастасия Белоусова и Анна Уколова
Меня интересует судьба поколения, которое потеряно в результате разрушения семейных ценностей «новой» России. Такая история могла быть и со мной. После одной из чеченских войн я с бабушкой и раненой мамой оказалась в Ставропольском крае. Это был 1998 год. Нам дали статус вынужденных переселенцев, а также несколько килограммов риса и гречки. Детская комната милиции и психиатрия стали моими «попечителями», и я знаю, как «помогают» представители этих структур. Дальше — привет, взрослая жизнь! Грязные подпольные цеха, улица и бандитская провинция. Мне было 17 лет, когда на перекладных я приехала в Москву. Истории, как попасть в переделку, знакомы не понаслышке. Атомизация «нового» капиталистического общества, о которой размышляет Иосиф Бродский в «Возвращении», — вот, наверное, что волнует меня. Тут и текст «Русские сидят» Игоря Свинаренко. Такая правда в нем. Один из текстов был взят в качестве биографии Киры, это осталась за кадром, но на актерских пробах я использовала именно его. В нем несовершеннолетняя заключенная исповедуется журналисту.
Как говорит Виктор Косаковский, «не может быть кино без визуального решения». Мы старались быть очень честными, прежде всего с собой. Одну и ту же историю можно показать абсолютно по-разному. Можно было пойти по классической схеме раскадровок (общий монтируется с деталью и т. д.), но, если честно, я в это не верю. Для меня монтаж — язык, на котором говорит автор. Первым и последним кадром виделись крупные планы героини, от которых родилось решение всей истории. Камера всегда с героиней, она — ее дыхание. Камера и герой неразделимы, также было важно ощущение реального (здесь и сейчас) времени. Но у нас всего 18 минут, а охват истории почти 24 часа. Каждую сцену мы снимали одним планом. Мне очень близка документальная съемка. «Киру» мы снимали на киноаппарат весом 15 кг с высокой светочувствительностью. Мы сразу отказались от штатива и всевозможных стабилизирующих устройств, а, значит, камера ложится на плечи оператора — Вероники Тырон. Руки и дыхание Вероники — это дыхание Киры. Мы с Вероникой снимали не первую совместную работу, что позволило во многих вопросах быть предельно откровенными и бескомпромиссными в решении. Мы много спорили, высказывали разные мнения, каждую сцену отрабатывали до съемок со статистами. Пересматривали и обсуждали материал. В работе над «Кирой» нам были близки братья Дарденн.
Сейчас читаю «Иконостас» Павла Флоренского. По Флоренскому, лицо — это то, что мы видим внешне. Художник, работая с лицом, создает образ, и высшая точка в работе с лицом — это лик. По Флоренскому, лик несет в себе духовную основу. Иными словами, энергию, которую мы считываем из самого лица. Вот мне, наверное, интуитивно и хотелось найти лицо, в котором есть что-то еще... Многие высказывали свое мнение на этапе кастинга, что для героини необходимо более конкретное лицо с отпечатком тяжелого детства и нелегкой жизни колонии. Но для меня это было категорически недопустимым, я сразу представляла, что эта девушка с красивым притягательным лицом, на которое просто можно долго смотреть. Это образ русской девочки 17–18 лет с чистыми глазами. За время кастинга удалось познакомиться с многими серьезными артистками, с которыми мне бы очень хотелось поработать, но я понимала, что у меня нет уверенности на «Киру». Тут очень важный момент, когда перед тобой человек, и ты понимаешь: да, это он! К сожалению, у меня такого чувства не возникало. Прошло шесть месяцев с момента, как начался кастинг, а главной героини все не было. Ощущение, конечно, не из самых приятных. Сроки по запуску на студии подгоняют, съемочная группа каждый день спрашивает: «Ну что?», а у тебя ответ: «Пока в процессе». Так, спустя месяцев пять была утверждена одна актриса, которая мне стала интересна, стали согласовывать смены, и выяснилось, что у нее в эти сроки коммерческий проект. Дело дошло до отчаяния, и я начала просто смотреть девушек в социальных сетях — просто лица, отбирала, писала, приглашала. Одной из таких девушек оказалась Настя Белоусова, тогда еще ученица 10-го класса. Увидев Настю, сразу в нее влюбилась. Конечно, страшно было и мне, и Насте, у которой это первый опыт в кино. Она часто спрашивала: «Почему я?» Я отвечала: «Потому что полюбила тебя и поняла при первой встрече, что ты сможешь».
Oligarkh не только в конце, но и в машине звучит. Ой, ну тут снобизм начинается. Современная русская музыка мне, к сожалению, мало интересна. Слушаешь, и все не то... Тексты искусственные, музыка тоже. Был интересен «Кровосток» — эти ребята искренни в своих текстах, и говорят о реальных вещах, и мне бы очень хотелось с ними поработать, но, в данном случае, это была бы иллюстрация. Тут нужен был выход за рамки, в онтологический текст. В помощь пришел интернет. Читаешь, слушаешь. Задаешься вопросом, что такое русская музыка сегодня и чем она отлична от всего остального наследия музыкальной культуры. Так я нашла «Олигархов». Мне интересна русская музыка в их прочтении. Где в онтологическом смысле человек тесно связан с Богом. Мы от этого ушли, как результат — упомянутая выше социальная атомизация. Мне же хочется верить, что это временно.