Понимаете, что вы натворили?! Рассказы о животных

Эта заметка не о том, о чем многие подумали, а о животных. Автор прямо-таки кожей ощущает всю неуместность ее появления в этот переломный исторический момент. Какие еще животные! Разве что в каком-то эзоповом смысле, так, чтобы забавные приключения петуха, свиньи и альфа-собаки персонифицировали внутренние конфликты в душах публичных фигур.

Вот так мы, люди, относимся к животным — потребительски. В лучшем случае произвольно наделяем их своими малопривлекательными чертами, в худшем — и вовсе привязываем к столу, без наркоза отрезаем пищевод от желудка и выводим наружу трубочку, как сделал в свое время академик Павлов из чистого научного любопытства. Между прочим, получил за это Нобелевскую премию; тогда как раз была в разгаре русско-японская война.

Ну, если академику Павлову война не помешала мучить собак, уж подавно не помешает она и нам рассказать о том, какие жуткие вещи люди проделывают со зверюшками. И речь пойдет не об отдельных случаях изуверства во имя познания, а о глобальном эксперименте над целыми видами. А именно об одомашнивании — о том самом, которое Дарвин назвал «образцовым экспериментом» (case study) эволюции. Со времен Дарвина там выяснилось много любопытного, и последние три работы опубликованы буквально в прошлом месяце. Их объединяет общая тема: они о том, как люди, сами того не понимая, изуродовали психику и физиологию тех существ, с которыми всего-то навсего захотели подружиться. Начнем с кур, а дальше по нарастающей.

Часть первая: куриный конформизм

Пер Йенсен из университета Линчёпинга изучал происхождение домашних животных. В какой-то момент он справедливо рассудил, что восстанавливать перипетии этого процесса по археологическим данным или по следам, оставленным древними селеционерами в звериных геномах, — это лишь полдела. Чтобы быть уверенным в своих выводах, неплохо бы повторить тот древний эксперимент: взять дикую животину и попробовать ее заново одомашнить.

Пера Йенсена вдохновлял пример российского генетика Дмитрия Беляева. В 1950-х годах тот провел серию опытов по одомашниванию лис. Разводить лис затеяли в Сибири ради их ценного меха, однако этой затее здорово мешало то, что лисы — дикие животные со всеми сопутствующими недостатками: они пугливы, агрессивны, плохо переносят соседство человека и тактильный контакт. Беляев вздумал вывести лис, приятных в общении, то есть дружелюбных по отношению к человеку. Это ему вполне удалось. Но эксперимент дал сенсационный побочный результат: лисы, отобранные по признаку дружелюбия, стали выглядеть по-другому. У них появились обвислые собачьи уши, хвост загнулся бубликом, лоб оставался по-щенячьи выпуклым даже во взрослом возрасте. И наконец, у них исчез прекрасный серебристый мех, ради которого и стоило городить огород: вместо него сформировался невзрачный пегий собачий окрас. Генетические детали процесса никто тогда не исследовал (их до сих пор пытаются распутать реликтовые сибирские генетики), но впечатление было такое, что достаточно просто отбирать животных, охотно общающихся с человеком, — и вы автоматом получите впридачу сразу множество признаков обычной домашней собаки, которые, вообще говоря, изначально никто не заказывал. Ну кому особенно нужен хвост бубликом или вислые уши, сами подумайте.

Так вот, Пер Йенсен и его соратники вздумали повторить опыт Беляева на курах. Они взяли дикую банкивскую курицу (предполагаемого предка домашних кур) и стали проводить отбор по тому же принципу, что и Беляев: в каждом поколении оставляли цыплят, не боящихся человека.

Результат был заметен уже через три поколения. А в этом году стало абсолютно ясно, что с курами Йенсена произошла ровно та же история, что и с лисами Беляева, а именно: куры, отобранные на дружелюбие, оказались крупнее диких предков и несли более крупные яйца. Кроме того, куры эти более эффективно утилизировали корм: удельный привес был больше, чем у диких предков. По-научному выражаясь, метаболический баланс был сдвинут в анаболическую сторону.

Черты эти, несомненно, полезны для птицевода (в отличие от вислых лисьих ушей и закрученных хвостов), но их тоже никто не заказывал. Они появились бесплатным бонусом, в добавление к наивной и трогательной человеческой идее подружиться с курицей.

Пер Йенсен полагает, что весь этот букет признаков может объясняться единственным фактором: повышенным уровнем гормона серотонина у одомашненных птиц (измерения показали, что он и правда выше). Таким образом, заключает доктор Йенсен, древние селекционеры, возможно, действовали не так уж осознанно, как полагал Дарвин. Не исключено, что никаких особых селекционных задач они перед собой и не ставили, а просто привечали птиц, которые щемились поближе к человечьему жилью. А в результате получили другой вид, на который, несомненно, их дикие предки косятся с презрением. Полное отсутствие агрессии, одутловатая мясистость и стремление безостановочно нести яйца в ущерб другим сторонам жизни — вовсе не те черты, которые вызывают уважение даже у человека, не говоря уж о свободолюбивой рыжей банкивской курице из джунглей Юго-Восточной Азии.

Часть вторая: свинская распущенность

Группа исследователей из Голландии увлеченно расследовали историю одомашнивания свиньи. Для этого они расшифровывали геномы свиней разных пород из разных регионов мира, в общей сложности несколько сотен свиней. Результат всех удивил.

О том, что свиней люди одомашнили дважды, было известно и раньше. Хрюшек независимо друг от друга привели в свои дома жители окрестностей турецкой Анталии (раньше она называлась Анатолией) и обитатели долины Меконга, где сейчас обитают вьетнамцы и камбоджийцы. Затем западные европейцы позаимствовали свиней у жителей Анатолии, однако кроме самих свиней, видимо, переняли и общую идею, потому что практически тут же заново одомашнили своих диких европейских кабанчиков, так что следы прежней анатолийской породы здесь почти начисто потерялись. Наконец, в эпоху географических открытий в Европу прибыли и азиатские свиньи, перемешавшись с местным населением. Следы всех этих процессов и намеревались увидеть голландцы в расшифрованных ими геномах.

А увидели гораздо более сложную картину: оказалось, что все свиньи — и малоазийские, и индокитайские, и европейские — на протяжении истории множество раз совокуплялись со своими грязными и злобными дикими родичами. Свиньи и есть, скажете вы, и будете по-своему правы. Интересно не это, а то, что, несмотря на такой бурный поток генов от дикого кабана к домашней свинье, все домашние свиньи мира все же гораздо больше похожи друг на друга, чем на своих лесных братьев. Почему так?

А потому, объясняют ученые, что люди все это время отбирали своих хрюшек по одним и тем же признакам. Размеры, жирность, плодовитость и опять же поведение. Исследователи выделили несколько «геномных островков», которы, несмотря на общую мешанину из генов диких предков, наличествуют у всех домашних пород. Эти «островки одомашнивания», по всей видимости, и несут те самые черты, которые мы особенно ценим в свинье. Вполне возможно, что главной среди них, как и в случае кур Йенсена и лисиц Беляева, является дружелюбие. В самом деле, кому нужен хряк, настойчиво заявляющий хозяевам о независимой жизненной позиции? Под нож его. Так мы вывели расу отвратительных конформистов, ставшую сырьем для салями и бекона и, в сущности, не годную больше ни на что. Называть это «улучшением природы» может только человек, не видящий за колбасой величественной красоты созданного Богом мира.

Часть третья: собачья несобранность

Работа Моники Аделл из Орегона тоже посвящена отличию домашних животных от диких. В отличие от цитированных выше, ее исследование имеет дело не с процессом селекции, а с результатом: отличием поведения домашней собаки от ее дикого предка, серого лесного волчары.

Давно было известно, что волки в каком-то смысле менее сообразительны, чем собаки. Если предложить собаке и волку задачу, заведомо не имеющую решения (например, «как извлечь еду из наглухо запертого ящика»), собака довольно быстро бросает бесплодные попытки, а волк тратит массу своего драгоценного времени, прежде чем поймет, что результата не будет.

Но Моника не ставила таких жестоких опытов: она предложила собакам и волкам (по десять особей каждых) задачу, которая решение имела, хоть и неочевидное. Еду надо было достать из ящика с хитрым запором, и для того, чтобы разобраться в его устройстве, нужно было потратить минуты две. И вот восемь из десяти волчар преуспели в этом, а из собак с задачей справилась только одна. И та не домашняя, а из собачьего приюта.

Получается, что собака глупее?! Ничуть, объясняет Моника. Просто у собаки совершенно другой подход к подобным проблемам. Волк собранно и спокойно берется за дело и не успокаивается, пока не добьется своего. Не на кого ему в этой жизни положиться, бедолаге. А вот собака с первых же секунд начинает поглядывать на человека (хозяина или экспериментатора). Мол, ну же? Где подсказки? Может, попробуем вместе? Другими словами, собака просто использует другую стратегию, которая, вообще говоря, в случае собаки доказала свою плодотворность за тысячелетия совместной жизни с людьми: лучше полагаться на человека, а не на собственный разум, так вернее.

Прочитав об этом исследовании, автор этой заметки тотчас понял, что ему это что-то напоминает. А именно поведение одного знакомого подростка, который также склонен решать задачи, скажем так, «социальным методом». Например, если после веселой домашней вечеринки пропал пульт от плейстейшен, подросток ищет его в квартире ровно семь секунд, а затем хватается за телефон и два часа звонит своим приятелям: мол, ты не помнишь, куда мы вчера зазвездячили пульт? Метод — назовем его «собачьим», или социальным, — как ни странно, дает некоторые плоды. Сам же автор предпочитает «волчий», или процедурный, метод — искать пульт молча, по жесткому алгоритму, пока чертова штуковина не найдется.

Дальнейшие размышления привели нас к более глобальным выводам, касающимся работы самых разных социальных институтов. Все мы хорошо знаем, что в разных странах люди предпочитают решать социальные задачи разными методами: некоторые больше полагаются на процедуры, другие — на живое общение. Не будем о России, дабы не прослыть русофобами, но вот, скажем, в Греции, Италии или Израиле большинство проблем вообще нельзя решить, если не хвататься постоянно за телефонную трубку и не завязывать полезных контактов. Заказанный вами номер в тель-авивском отеле занят? Никаких проблем, на улице не останетесь: хозяин звонит дюжине знакомых, и вот вам комната в тысячу раз лучше, с видом на пляж. Та же коллизия в Дании закончится тем, что вам, согласно инструкции, предложат унылую компенсацию и, может быть, за пару часов помогут подыскать жилье по интернету. Никто ведь не обидится, если мы назовем первый способ «собачьим», а второй «волчьим»?

Даже удивительно, кстати, как этот самый «волчий» способ умудрился сохраниться в человеческом социуме несмотря на века одомашнивания. Возможно, наша порода все же не до конца испорчена социальной селекцией. Будем же ценить то, что сохранилось в человечестве от древних свободолюбивых предков. Раз уж породу наших домашних питомцев мы так безнадежно испортили.

Более подробное популярное изложение трех исследований, описанных в этой заметке, вы можете прочитать здесь.