Сергей Николаевич: «Рай и Пери». Оратория надежды
Последний месяц занимался книгой о садах и парках, которая должна выйти в июне. Она будет называться «Все в саду». И вот когда книга уже в типографии, а все заботы с подписями и обложкой, кажется, позади, неожиданный подарок — приглашение в Большой зал Консерватории на ораторию «Рай и Пери» Роберта Шумана в исполнении Российского национального оркестра. Дирижер Михаил Плетнев. Удивило совпадение: там ведь у Шумана тоже про сад, про рай, про невозможность рая на земле, куда стремилась бедная царевна Пери, натыкаясь на самые страшные и мучительные преграды, причем все в таких местах, которые по сию пору остаются «горячими» — Египет, Ливан, Палестина.
Музыка гениальная, но исполняется крайне редко. Эпическое полотно, требующее и огромного хора, и всего оркестра, и первоклассных солистов. Ну, и слушателей соответствующих, подготовленных, способных выдержать три большие части на немецком языке! Редко кто осилит такую махину.
А вот Михаил Плетнев захотел и смог. В этом молчаливом, непроницаемом, застегнутом на все пуговицы человеке, никогда не позволявшем себе ни слишком громких высказываний, ни резких жестов, живет душа настоящего романтика. Правда, плетневский романтизм особый, очень русский, трагичный, рвущий сердце своей скрипичной надсадной нотой. Слушаешь Шумана, а как будто звучит Чайковский. Не знаю, намеренно или подсознательно, Плетнев убирает из оратории всю красивость и пафос. Остается прозрачная, какая-то надмирная, кристальная суть, один чистый ликующий звук, устремленный к людям. И тут Плетнев с Шуманом заодно. Недаром сама оратория была написана в его самый счастливый и плодотворный период. Когда он решил свои матримониальные проблемы с Кларой Вик, был полон планов и надежд, когда казалось, что душевная болезнь отступила навсегда.
«Рай и Пери» была задумана как оратория надежды. «Ее душа полна была неизъяснимым ожиданьем…» — строчка из классического перевода В. Жуковского «Пери и Ангела», ключ к пониманию музыки Шумана. Недаром он предназначал свою музыку «не для молельного зала, а для жизнерадостных людей». Кстати, среди страстных почитателей «Рай и Пери» был и наш Петр Ильич Чайковский. Находим запись в его дневнике за 1887 год: «Играл “Paradis und die Peri”. Экая божественная вещь!!!» Полагаю, что в этих восклицательных знаках заключено нечто большее, чем только один профессиональный восторг. В них тайный код, который Плетнев, один из самых выдающихся интерпретаторов Чайковского нашего времени, открывает сегодня в музыке Шумана. Под его руководством оркестр звучит с влюбленной покорностью. И хор Академии хорового искусства имени В. С. Попова вторит ему слаженно и стройно, добиваясь той же чистоты и кристальности звучания.
А вот с солистами все обстояло несколько сложнее. Не все они оказались на высоте задач, поставленных маэстро. Например, разочаровала сопрано из Великобритании Кэтрин Мэнли, чей голос временами беспомощно тонул в оркестровых волнах, отчего финал показался мне немного смазанным. Не слишком вдохновили теноры Роман Шупаков и Ярослав Абаимов, исполнившие свои партии гладко и чисто, но без того романтического волнения, которым переполнена шумановская музыка. Зато порадовала украинская меццо-сопрано Александра Кадурина. Эффектная блондинка с мощным красивым голосом, которым легко перекрывала все форте оркестра, она идеально подходит для немецкого оперного репертуара, от Вагнера до Штрауса. Уверен, что мы еще не раз услышим это имя. В дуэтах с ней удачно прозвучала другая украинская певица-сопрано Алина Яровая. Порадовал изысканной музыкальностью и бас-баритон Александр Миминошвили.
В общем, при всех очевидных и невидимых проблемах долгожданная премьера оратории «Рай и Пери» состоялась. Шумановский музыкальный рай, ускользающий, мерцающий и недоступный, лишь на мгновенье отразился в московском весеннем дожде, заставив забыть обо всей суете и печалях мира. Пери знала, где найти от них спасение. Теперь знаем и мы.