Вадим Рутковский: Всем нравятся большие формы? Вторжение в Венецию инопланетян и мюзикла

Первые конкурсанты замахиваются широко, на большой серебряный доллар, однако удар у некоторых получается на ржавый цент. Я не о «Ла ла лэнд» (La La Land), он вряд ли  может кому-то всерьез не понравиться. Режиссер Дэмиен Шазель, прогремевший на весь мир барабанной дробью своей дебютной «Одержимости» (так у нас в прокате обозвали Whiplash), искренне любит джаз и старое кино, не злоупотребляет сентиментальностью, но умеет задеть киноманскую душу цепкой деталью. Вот безработный джазовый пианист Себастиан и его новая девушка Миа, официантка, сочиняющая пьесу и сбегающая с работы на кинопробы (все официантки в Лос-Анджелесе делают это), проводят первое свидание в кинотеатре повторного фильма, украшенном афишами с Джеймсом Дином и Хамфри Богартом. А вот Миа, спустя полчаса экранного времени, уже предчувствуя крах сказочных отношений с Себом, проезжает мимо того самого кинотеатра Rialto и видит вывеску «Закрыто»: какой укол сладкой тоски! Райан Гослинг и Эмма Стоун, давно сработавшиеся партнеры, выдерживают сравнение с теми звездами, что смотрят с фасадов Rialto: даже Клуни не носит костюмы с такой элегантной непринужденностью, как Гослинг, ну а кто сравнится со Стоун в сексуальной хрипотце голоса и сражающей наповал гиперулыбке? Наконец, кто не любит мюзикл? После открывающей фильм сцены, в которой люди, застрявшие в многокилометровой пробке, начинают петь и танцевать, вознося хвалу солнцу, зал взрывается аплодисментами. Но мне хлопать в ладоши что-то помешало. Что же это? Вялость-дряблость режиссерского стиля Шазеля? Он честно старается избегать любых намеков на современную «клипню», снимая, как в старину, длинными планами — которые так удлиняются (при отсутствии внятного внутрикадрового монтажа), что напоминают телеспектакль, зачем-то снятый на пленку (увы, даже в Венеции фильм показали с DCP — стоило ли тогда вообще заморачиваться с пленкой?). Хореография Мэнди Мур? Совсем, совсем не Басби Беркли. Но это мелочные придирки. На новую «Вестсайдскую историю» «Ла ла лэнд» не тянет по другой причине; впрочем, это не то чтобы персональный изъян фильма, скорее, универсальная причина, из-за которой настоящая мелодрама сегодня почти невозможна. Равенство героев, сводящее на нет потенциальный конфликт. Худшее, что с ними случится (и случается) — устанут друг от друга, и все дела. Другой конфликт изумительно надуман: кризис в отношениях начинается, когда Себ «предает» идеалы, идя на сотрудничество с коммерческим джазменом. Тот, знаете ли, использует и компьютер с синтезатором, и девах на подпевках, и элементы стиля соул. А в свое оправдание говорит Себу: ты, мол, на Телониуса Монка молишься, так он революционером был, а не традиций держался. Шазель точно не революционер, никаких новаций в реинкарнации мюзикла не ищет и в итоге почти раздражает: ностальгию по старому Голливуду понять, конечно, проще, чем, скажем, тоску по советской власти — у этих-то мозгов совсем нет, а мы синефилы, ценим классику; вон, в каждой хипстерской квартире найдется плакатик к чему-нибудь архивному. Но сколько ж можно? Хочется какого-никакого, но будущего, а молодой Шазель зациклен на прошлом. Да, возраст, увы, ни о чем не говорит, и в параллельной венецианской программе «Дни авторов» идет дебют исландского режиссера Гудмундура Арнара Гудмундссона — про подростков, которые ни на чем, кроме секса, сосредоточиться не способны. Но снято, будто сценарий вымучивала депрессивная дама глубоко постклимактерического возраста.

Казалось бы, вожделенное мной будущее — это «Прибытие» (Arrival), один из самых ожидаемых фильмов фестиваля — в первую очередь потому, что от его режиссера, квебекца Дени Вильнева, никогда не знаешь чего ждать. Фестивальная карьера Вильнева начиналась в Канне 1998-го со страннейшей любовной истории «32 августа на Земле», год назад он показал уже в главном каннском конкурсе «Убийцу», не слишком оригинальный сюжетно, но сражающий чисто изобразительной силой экшн о копах и зверях из наркокартеля. Между ними были — если скороговоркой — драма «Водоворот», черно-белый «Политех» — хроника резни, учиненной в политехническом институте, тягостный сюр с Джейком Джилленхолом «Враг». Кажется, Вильневу почти все равно, за какой сюжет браться, лишь бы была возможность по полной проявить постановочное мастерство. И получается, что если достается Вильневу хороший сценарий, выходит шедевр — такой, как «Пленницы», а если в основе драматургия так себе, то и кино получается соответствующее. Вильнев — формалист-перфекционист, каждый кадр фантастического фильма «Прибытие» выстроен, выделан и более всего похож на каллиграфические круги-иероглифы, которыми пытаются объясняться с землянами инопланетные пришельцы. Так же пластически красив, так же сложно устроен и так же просто дешифруется. Я не случайно назвал «Прибытие» «фантастическим фильмом» — не триллером, не боевиком: это просто фильм с инопланетянами, без саспенса и даже без особого действия. В то, что пришельцы в своих кораблях, похожих на рассеченные вдоль яйца, не собираются на нас нападать, верится охотно; один только китайский генерал сомневается и склонен к эскалации конфликта.

Американцы ведут себя осторожнее и посылают к инопланетным гостям команду лингвистов с еще не оправившейся от личной травмы (смерти дочери по причине злокачественного заболевания) Луизой Бэнкс (Эми Адамс). И начинается долгая, кропотливая работа — поиск коммуникации с гигантскими спрутами, издающими непонятные звуки и рисующими на мареве молочного тумана свои чернильные круги. Понятно, конечно, что надо не воевать, а договариваться, и наука о языке тут в помощь, но стоило ли ради такого вывода городить величественный визуальный огород? Плюс «Прибытие» — как и «Гравитация», чья слава тоже начиналась в Венеции, — совершает одну удручающую (меня, во всяком случае) вещь: тащит в космос сугубо земные (еще точнее — очень женские) проблемы. Эй, обещали фантастику! Она есть, в наличии и, как водится, как бы непредсказуемый финальный твист, так что я лучше помолчу, чтобы ненароком не разболтать лишнего. Твист я разгадал задолго до финала. А подозревать, что кино сомнительное, стал уже с первых кадров — пролог с рождением ребенка выглядит будто пародия на позднего Теренса Малика: и свет, и музыка (вообще, пафосный и, по обыкновению, блеклый саундтрек к фильму написал Йохан Йохансон, но для затравки использовали In the Nature of Daylight Макса Рихтера) такие, что сразу ясно — речь не просто о рождении, но о Рождении. Не мелочимся. Посмотрим, кто не станет мелочиться с реальными на то основаниями.