Вадим Рутковский: Вот только жаль распятого Христа. Венецианский фестиваль и религия

Старуха берет в руки семейную берданку и в щепы расстреливает распятие, стоящее в красном углу. Можно сказать, небо само спровоцировало эту суровую женщину, которой ничего не стоит и котят утопить, и скончавшегося мужа закопать, не отрываясь от плиты и прочих домашних дел, на которые так щедра отшельническая жизнь в горах. Выстрел звучит, когда любимая корова старухи падает в пропасть — за что такое наказание? Это, конечно, всего один эпизод из немецкого фильма «Отшельник» (Die Einsiedler), участника второго конкурса «Горизонты», но, подозреваю, он и стал для куратора Альберто Барберы решающим при отборе картин. В «Отшельнике», живописном и умном дебюте Ронни Троккера, вообще целый рукав тематических козырей для фестивального успеха: кризис среднего возраста (40-летний герой привязан к старикам-родителям и не способен открыть чувства к девушке из рабочей столовой), социальный кризис (горнодобывающая фабрика, на которой работает герой, переживает не лучшие времена), миграция (фабрика ждет афганских гастарбайтеров, девушка из столовой — венгерка, вынужденная сменить имя: ее родное Богларка в Германии никто не может выговорить), мистика Альпийских гор и уже упомянутая религия, то ли стержень, то ли балласт в жизни современного человека. А с религией у Барберы давние счеты.

В этом году вне конкурса ядовитый пилот сериала Паоло Соррентино «Молодой папа» (The Young Pope) — рядом с «Сафари» (Safari) Ульриха Зайдля, кого-то шокирующим, кого-то — забавляющим подробными эпизодами охоты на зебр и жирафов (с последующей разделкой туш) и дающим слово владельцу охотничьего предприятия: друзья, есть Бог, нет Бога — науке точно не известно, но все мы умрем, потому что ипотеку за жизнь не выплатить никогда, так что давайте жить и убивать животных осмысленно. В конкурсе — легкий и странный чилийский «Слепой Христос» (El Cristo ciego) дебютанта Кристофера Мюррея, байка о деревенском парне, с детства одержимом распятием и свято верящем в свой дар творить чудеса (и не важно, что максимум, на что способен Михаэль — починка драндулета; вера сама по себе важнее). А рядом — вестерн голландца Мартина Кульховена «Бримстоун» (Brimstone), в котором Гай Пирс являет одного из самых отвратительных персонажей ever: его герой — искренне и истово верующий проповедник, а также садист, педофил, насильник и убийца. Про эту картину сложно писать, не выбалтывая сюжетных поворотов (а они, в принципе, увлекательные).

Можно сказать, что режиссер — с понтами, подписывает фильм как «Koolhoven's Brimstone», будто в его активе уже куча шедевров, а не несколько популярных только на родине комедий. Еще можно сказать, что двух с половиной часовое зрелище разбито на главы, названные как библейские книги: «Откровение», «Бытие», «Исход». А начинается все с неудачных родов, принятых Лиз (Дакота Фэннинг), немой повитухой с Дикого Запада. Последнее, что осмелюсь сообщить об этом опусе, бравирующем кровавым насилием, — это то, что его богоборческий аспект выходит за рамки простого портретирования отдельно взятого религиозного упыря; «Бримстоун» восстает против фигуры Отца — хозяина и бога, призывая человека быть сильным, смелым и самостоятельным. Впрочем, и пафос, и кровавая юшка, и «звериный серьез» в этом произведении так зашкаливают, что ближе к финалу ничего, кроме смеха, оно не вызывает. И я даже не сужу трудновыносимых итальянских критиков за их «бу-у-у-у» (Бог и им, и Кульховену судья).

В двух конкурсных фильмах высшая сила приобретает черты инопланетных спрутов: к «Прибытию» (см. предыдущий репортаж) добавились «Дебри» (La región salvaje) мексиканца Амата Эскаланте. Конечно, склизкая тварь с щупальцами-фаллосами (ее содержит на тайной ферме пара пожилых зоологов, время от времени предоставляя монстру тела молодых добровольцев) не похожа на богов из монотеистических религий. Но ведь бога даже Гагарин не видел — мало ли, а у Эскаланте это существо дает людям — мелким, жалким, погрязшим в гомофобии и разных грешках — неизъяснимое (и не только сексуальное) наслаждение (и забрать жизнь тоже способно). О бессмертии рассуждает конкурсный док Spira mirabilis — если можно назвать рассуждением лишенный авторских комментариев монтаж нескольких сюжетов: японский ученый исследует простейший организм — «бессмертную медузу», миланский собор ставит на конвейер фигуры святых, дуэт немецких саунд-дизайнеров изобретает причудливый музыкальный инструмент, Марина Влади читает рассказ Борхеса «Бессмертный»...

Я вот рассказываю, как тонко конкурсные фильмы перекликаются, и можно подумать, что Барбера сделал прямо-таки идеальный фестиваль. Но нет, курьезов достаточно, без них в Венеции не обходится. Бог ведает, что будет с фестивалем через несколько лет. Он дряхлеет на глазах, и Барбера пытается как-то его взбодрить, но делает это, говоря политкорректно, странно. Объявил о создании нового пространства — VR Театра (я мечтал попасть в него — ведь мои инициалы, пусть на самом деле означают они «виртуальную реальность»), где показывают 40-минутную нарезку из «виртуального» фильма «История Христа».

Оказалось, что выглядит этот театр как кабинет дантиста: в приемной ждут, в самом кабинете сидят с айфоном на голове; нет, не о таком VR Театре я мечтал; и насколько там убедительно распинают Иисуса, так и не узнал. Еще Барбера построил на месте много лет мозолившего глаза пустыря (там предполагался кинодворец, скушавший миллионы евро) новый зал Gardino, не очень большой, не очень удобный, сделал под него программу «Кино в саду», в которую для респектабельности включил новые фильмы Ким Ки Дука и Джеймса Франко (и как они согласились?!). Но людям, которым имена Кима и Франко что-то говорят, увидеть их трудно: приоритетным проходом в этот зал пользуется publicco, публика с бесплатными билетами, нахапанными где-то про запас. Так Барбера обеспечивает аншлаги, которые вообще-то в Венеции редки.

Ну да ладно. Напоследок — о хорошем. В заглавие этого текста я вынес цитату из песни Владимира Высоцкого — и не только потому, что там про Христа с чувством. Высоцкий стал неожиданным героем Венеции-73: на финальных титрах Spira Mirabilis Марина Влади поет его песню «Беда». По-моему, это круто. В следующий раз расскажу про Кончаловского.