Если мальчик не повзрослел

— Мне неловко даже, что я пришла, — сказала женщина, глядя в пол. — Я ваши книги читала и знаю, с каким ужас-ужасом к вам приходят. Даже если вы и выдумываете малость, так ведь не все же. А про меня вы наверняка подумаете: чего приперлась? — и скажете, что я с жиру бешусь.

— Ну вряд ли я так уж скажу, — возразила я. — Медицинская этика и всякое  такое. Но за то, что подумаю, тут, конечно, поручиться никак не могу, пока не узнаю обстоятельств дела.

Она подняла глаза и, хотя я тщательно сохраняла сокрушительно серьезное выражение лица, нерешительно улыбнулась. Хороший признак, подумала я и предложила:

— Может быть, раз уж вы все равно пришли, что-нибудь расскажете?

Улыбка сначала стала более уверенной, а потом разом угасла, как будто лампочку выключили.

— Хорошо. С чего начать? У меня два сына — одному тринадцать, другому девять. Я замужем пятнадцать лет, и мы с мужем… в общем, хорошо живем. Еще с нами живет свекровь, его мама. Она мне много с мальчиками помогала, пока они были поменьше, и знаете, у нас вот этого, хрестоматийного «А моя мама котлеты лучше готовит!» — вообще никогда не было.

— А что же было?

— Да я уже много лет пытаюсь ухватить, сформулировать. Ну вот, например. Мой муж двадцать лет курит. Его мать об этом не знает. Потому что ее это расстроит, она против курения, конечно. Поэтому он перед входом в парадную всегда выбрасывает из кармана пустые пачки, если они там есть, и жует жвачку. Даже если мы вместе откуда-то возвращаемся. Я стою и жду.

— Она до сих пор проверяет его карманы?

— Не знаю. Вряд ли. Видимо, привычка. Я вышла замуж не по любви — это важно, наверное. Я была такая яркая, веселая, за мной многие ухаживали и даже замуж звали. Мне они нравились. Но один был свободным художником и употреблял наркотики. Другой прекрасно играл на гитаре и посвящал мне свои песни, но он уже был до того женат, платил алименты на двоих детей. Третий очень красиво ухаживал, но был не дурак выпить, и его отец был алкоголиком, а ведь есть наследственность. В какой-то момент я от всего этого подустала. Вениамин казался таким спокойным, сразу привел меня домой…

— Познакомил с мамой…

— Да-да. И я восприняла это как знак доверия. Потому что сама своих кавалеров практически никогда с родителями не знакомила. И мама мне его понравилась. Я уже знала, что его отец умер, когда Вениамину было двенадцать. У них была хорошая семья, мать и отец любили и уважали друг друга, и после  смерти супруга она — еще в общем-то молодая и привлекательная женщина — решила больше замуж не выходить и посвятить себя воспитанию сына. Насколько я понимаю, она никогда не говорила ничего вроде «я тебе всю жизнь отдала, а ты…» — но Вениамин всегда сам ценил ее и до сих пор ценит. Поэтому то, что «огорчит маму», в его системе ценностей и ежедневнике просто изначально не встречается и не рассматривается. Я маму не огорчила, наоборот, понравилась ей своей живостью и красотой (она сама мне говорила).

До рождения первого сына меня, как мне помнится, все устраивало. Меня все хвалили, признавали удачность моего выбора: «Мы-то думали, тебя как бабочку ветром снесет, а ты вон какая умненькая оказалась!», и мне самой нравилось первый раз в жизни быть «умной и взрослой» — надо признать, что и в школе, и в колледже я училась всегда очень «так себе». Кроме того, я оказалась неплохой матерью и довольно быстро и эффективно наладила свой быт с малышом. Плюс свекровь и под ее руководством Вениамин очень вразумительно, с толком мне с ребенком помогали. У меня, как ни странно, оказалось довольно много свободного времени. И вот тут я впервые это почувствовала.

— Что именно?

— Какую-то недостачу. Мой муж все время казался мне каким-то непроснувшимся. Как будто он живет даже не вполсилы, а в четверть. Я все время предлагала: а давай то! а давай это! — А он спрашивал: «А зачем? И так вроде нормально». Это и сейчас продолжается ровно так же. Его все устраивает. Свет неяркий. Звуки приглушенные, как капли на матрас. Недавно старший сын пожаловался, что у него нет друзей. Я говорю: но как же так, в классе почти двадцать мальчиков и девочек, еще он на робототехнику ходит и в бассейн. Давай, скажи, кто тебе нравится, попробуем пригласить их куда-нибудь, заинтересовать, привлечь их внимание для завязывания отношений. Продумаем план… Он говорит: да в классе мальчики все какие-то не такие… То есть как это, спрашиваю, все — не такие? Как это может быть?! — Да они вот все матом ругаются, и в телефоны все время играют и вообще, чего мне с ними… Я даже и не нашлась сразу, что сказать. Особенно потому, что интеллектом-то наш старшенький тоже не блещет, как и я сама. И все ему «не такие»! И младший тоже все лего собирает и собирает, и с бабушкой в магазин ходит…

— Воздуху не хватает? — я вспомнила другую свою клиентку с несколько похожей проблемой.

— Да-да, именно! — почти радостно воскликнула женщина. — А у свекрови, как у меня, тоже подружка со школы есть. И семья у нее вообще не сложилось. Так мы ей, видать, вроде телевизора, сериал «Петровы». Приходит, значит, Вениамин с работы. Целует меня, сыновей. Потом мать ему обед подает (я тоже могу с ними поесть, если захочу, но если за стол почему-то не сяду, никто и не заметит), садится напротив, и он ей рассказывает, как его день прошел. Она слушает, иногда дает советы — очень, кстати, неглупые. Потом Вениамин отдыхает. А она идет в свою комнату, звонит подруге и рассказывает ей все со своими комментариями. Причем о Вениамине (ему сорок лет скоро) говорит так: «Ты представляешь, мальчик старался, выкладывался на этот проект, а его начальник…» Я говорю: давай поедем куда-нибудь. Он: а зачем? Я говорю: почему ты меня или детей никогда ни о чем не спросишь? Он: ну ведь о важном ты же мне сама расскажешь. Или дети. Или мама…

— Вениамин, по всей видимости, не вырос, — сказала я. — Боюсь, что его взросление оборвалось в момент смерти отца или чуть позже, когда мать приняла свое судьбоносное решение. Знаете, Лев Толстой как-то написал о жене: «Соне нужен такой резиновый ребеночек, чтобы он никогда не вырастал и у него всегда был понос». Так вот, из уважения, сочувствия и любви к матери Вениамин так и остался предподростком, то есть курить уже начал, но признаться родителям еще не решился. Предподросток, конечно же, еще не может никуда самостоятельно поехать. Хорошо воспитанный, он не лезет к другим людям со своим мнением или вопрошанием, ждет, когда его спросят или сообщат важную информацию. Матери он максимально удобен, понятен и приятен именно в этой фазе, она сама по-прежнему и все время чувствует себя «при деле», а он не видит никаких причин ее огорчать и что-то менять.

— Точно! — воскликнула моя посетительница. — Именно так: им все удобно, а я в эту гармонию попала, как кур в ощип. Но мне-то тут что же делать? Разводиться с ним… с ними? Но у нас же уже дети! Они любят отца и бабушку! Да и я в общем-то… я к ним ко всем привыкла, это моя семья!

— Значит, давайте смотреть варианты. Первый — бежать от них подальше, пока не поздно, и устраивать жизнь заново. Насколько я поняла, он вас не устраивает. — Женщина, еще подумав, кивнула. — Второй вариант: оставаться в семье и создавать вашу, отдельную от Вениамина, но устраивающую вас жизнь. Что там вам нужно? Ходить на концерты? В бары? Ездить на курорты? Плавать на байдарках? Все это совершенно возможно, дети подросли, не думаю даже, что Вениамин с матерью будут сильно сопротивляться, просто в сериале для подруги свекрови прибавится серий и драматизма.

— А еще варианты есть? — серьезно взглянула на меня жена Вениамина.

— Есть, — кивнула я. — Вы можете попытаться его «вырастить». Он же не сам, из внутреннего устройства, таким остался, а по стечению обстоятельств. Это не его сущность целиком, есть кто-то, кто четверть века курит украдкой и кто когда-то стал ухаживать за яркой девушкой.

— Ага. И как же мне?..

— Достаточно просто, мне кажется. Вам просто надо перетащить свекровь на свою сторону.

— Но это невозможно! Для нее в этом все…

— Когда-то ей это было удобно, да. Но время идет, она устала и состарилась. Кроме того, есть два внука, из которых она уже почти сделала еще двух новых Вениаминов. Их пока придется оставить в залоге (если вы отработаете методику, потом достанете их, когда захотите), и тогда, возможно, Вениамина она согласится «отпустить». Для начала вы ей его заложите с его курением. Потом придумаете что-нибудь, чего он якобы давно хочет, но не решается ей сказать, чтобы не огорчить. Вы, конечно, будете тут играть на два фронта: и нашим и вашим, убеждать и поддерживать обоих, но порознь. А если Вениамина начнут выпихивать и провоцировать, ему просто не останется другого выхода, как двигаться дальше по оси взросления.

— Он реально давно хочет машину, даже курсы закончил и права получил, но у него сильные очки, и она его когда-то убедила, что он и сам разобьется, и нас погубит.

— Машина отлично подойдет! И заодно приплетите что-нибудь для себя, поездку какую-нибудь.

— В Таиланд хочу! — буквально закричала моя посетительница. — Или на Гоа!

Я улыбнулась, и мы перешли к деталям плана.

***

Она пришла где-то года через два. У нее все получилось. Они купили машину и съездили на Гоа. Курить Вениамин бросил: стало ни к чему. Свекровь сокрушенно, но с явным облегчением рассказывала подружке: то-то и то-то, но ты знаешь, милая, тут ведь такое дело — мальчики, они вырастают рано или поздно, и никуда от этого не деться… Я ожидала удовольствия и благодарности. А получила тревогу: я радуюсь жизни, Вениамин оказался внимательным и остроумным, намного умнее меня, с ним интересно, но… оказалось, что я вовсе не хочу «отпускать» сыновей. Мне удобно, что они такие «маленькие Вениаминчики», я так за них спокойна, я это теперь на пару с матерью Вениамина в них культивирую. Я превращаюсь в свою свекровь? Это же плохо?

— Это никак, — я пожала плечами. — У ваших мальчиков нет другой семьи. К тому же вы понимаете, что происходит, значит, вольны изменить ситуацию. Кроме того, когда и если сочтете нужным, вы можете рассказать им всю историю, чтобы они, в свою очередь, могли принимать решение с открытыми глазами.

— Спасибо! Я так и сделаю! — решительно сказала она и добавила, снизив тон: — Чуть погодя. Вот пусть хотя бы школу закончат.