Полвека в хрущевке. Из истории одной семьи
Первое поколение: Лидия. Дом на болоте и комсомольская любовь
Лидия Андреевна родилась в 1937 году. Тогда на месте хрущевок было болото. Недалеко — железная дорога. Через болото бегали смотреть на поезда.
Она жила с мамой, сестрой и братом в двухэтажном деревянном доме на четыре семьи. Дом вспоминается ей то тесным бараком, то местом, где коммунизм все-таки победил. Соседи были дружные, всем делились, рядом был сад. Но жить на девяти квадратах было тесновато.
Хрущевки начали строить в конце пятидесятых. Пилотный проект запустили в 1959 году: подмосковную деревню Черемушки превратили в образцово-показательный микрорайон. Самый первый дом — четырехэтажка на улице Гримау, 16 — стоит и по сей день, ожидая сноса.
В мае 1961 года на комбинате ДСК-1 начали серийное производство панелей, из которых, как из конструктора, за одну-две недели собирали дома. Сегодня хрущевок той самой ранней, сборной серии К-7 осталось меньше сотни. Проектный срок их жизни — 25 лет. При капремонте — 40.
В свой новый дом — улица Яблочкова, 22 — Лидия Андреевна с мамой заехали в 1962 году.
Главного, что давала хрущевка — отдельного жилья — Лидия Андреевна не получила. Дали не квартиру, а комнату: 16 метров. В комнате напротив жила инженерша с подломленной беломориной в зубах и стрижкой-каре. Зойка.
— Однажды Зойка решила поделить жилплощадь. Она вообще-то была интеллигентной женщиной, но… В общем, Зоя достала нож и прочертила по линолеуму границу — вы ходите здесь, а я тут.
Лидия Андреевна вспоминает, что иногда Зойка сменяла гнев на милость. Как-то подарила ее дочке Ире мечту: большую механическую куклу. Из детского интереса кукла была разобрана. Зойка — расстроилась.
Жилищные споры и квартирные дрязги были неотъемлемой частью быта. Вот Зойка берется за нож, потому что ей не нравятся надоедливые песни маленькой Иры. Вот ссорятся алкоголики с нижнего этажа. А однажды ополоумевший мужчина из такой же хрущевки-коммуналки решил избавиться от соседей — ночью облил их дверь керосином и поджег.
Он затаился в комнате и ждал, когда соседи выгорят дотла. На пожар быстро отреагировали жильцы и натянули под окном простыню. Молодая мать-погорелица хотела выкинуть новорожденную дочь в окно, но испугалась, что промахнется. Намочила тряпку и побежала с ребенком по коридору — к спасительной двери.
— Хорошо, что коридоры были маленькие. Не сталинка, словом. Девочку спасли, мать с сильными ожогами ног доставили в больницу.
Ту хрущевку-коммуналку расселили — отдали пострадавшей семье, а соседа отправили в психушку.
Хрущевка на Яблочкова пережила все, что происходит с домами вообще — от пожаров до потопов.
— Я в этой квартире толком и не жила-то. Я тут стала жить, как мама сильно заболела. Дочь совсем маленькая еще была, в шестом классе училась. Она так все детство и пробыла с моей мамой. Ну, потом уже я стала чаще бывать дома. Дом — это… Как вот пчелы, они улетают, возвращаются, и в свой улей приносят самое лучшее. Мы-то с мужем жизнь прожили в командировках — устанавливали телефонную связь по всему СССР. А молодого мужа разве можно отпустить в командировку? Он молодой такой, красивый, большой модник был, Славочка мой. А я следила за собой, конечно, но никто не понимал, как мне такой красавец достался. Мы на Дальнем Востоке познакомились в сельской гостинице. Заходит он такой двухметровый и у меня сердце кольнуло.Взяла я под ручку подружку, Вальку, и говорю: Валькааа… Но любовь случилась дальше. Уже в Хабаровске. И вот сорок восемь лет мы прожили. Он умер, инфаркт. Я считаю, что жизнь… она была интересная.
Второе поколение. Ирина. Счастье служить на Лубянке
1965 год был самым холодным годом оттепели — в прямом смысле. Если посмотреть историю метеонаблюдений, холодней было только в 1956 году, когда советские танки раздавили Венгерское восстание.
В этом году родилась и дочь Лидии Андреевны, Ирина. Мать до последнего ездила в командировки — на девятом месяце в Ташкенте получила нагоняй за то, что тащила оборудование.
— Я жила с бабушкой, родителей толком не видела. Но зато у нас был такой дружный подъезд, что казалось — все дети общие! Что у кого творится в семье, все, конечно, знали,все собирались на пресловутой лавочке. И делились всем, угощали друг друга. Бабушка приготовит кисель — он всему подъезду перепадал! Еще помню: мне года четыре, все мужчины с лопатами, саженцы. Тогда не было всего этого благоустройства, люди делали самостоятельно все.
Ирина помнит последние годы жизни московских дворов — тех, что исчезли в Москве где-то между Высоцким и Окуджавой. Помнит растущую Москву и предвкушение новой эпохи.
— Были одни хрущевки вокруг. Потом стали возводить большие дома. И было ощущение, что мы становимся меньше. От того, что они растут вокруг нас. Теперь мир этих хрущевок стал совсем крошечным, а скоро и вовсе исчезнет. Наш дом снесут, и всё.
Ирина дружила с мальчишками — играла в войнушку и догонялки. Мама ездила по командировкам, главным человеком была бабушка Полина Никифоровна. Бабушка была очень идейной, ярой комсомолкой, но замуж вышла за потомка дворян. Когда дед уходил на фронт, бабушка сказала ему: «Побежишь — лучше не приходи. Лучше погибни, но бежать не смей».
Дед погиб под Ленинградом. Повоевать успел совсем недолго — пару недель. То ли отряд напоролся на советские мины в неразберихе войны, то ли безалаберно отправили роту прямо под нос фашистам — командир обещал рассказать Лидии Андреевне сам. Но в апреле 1945 года погиб и он, уже на подступах к Берлину.
Бабушка научила Ирину уважать все советское. До такой степени, что когда в 1982 умер Брежнев, она искренне плакала:
— Как так! Что теперь будет! Мы потеряли отца!
Ирине прекрасно давались сочинения, она думала, что станет журналистом. Но отучившись в техникуме на корректора, после долгих размышлений выбрала школу КГБ.
— Мне пришло письмо. В нем просили явиться на Лубянку. После собеседования предложили учебу, а потом работу. Я была просто счастлива. Насчет работы в КГБ я не сомневалась. У меня как раз родился ребенок,я встала перед выбором. Либо меня дочь так же не будет видеть, как я маму, либо идти в КГБ.
В КГБ она стала работать в 1985 году Говорит, что при ней поймали не одного шпиона. Там же встретила мужа — он был из соседнего отдела, но из какого — рассказывать нельзя: «Бывших секретов, как и сотрудников не бывает».
— У нас и в жизни так получилось. Он что-нибудь сделает, я все уже знаю. Потому что я — контрразведка. В 1985-м началась перестройка, а у нас были свои ценности. Но тусовки своей в КГБ не было, мы с родственниками общались больше. Периодически в квартире собирались веселой компанией.
В девяностые Ирина, как и тысячи других секретных и явных сотрудников КГБ, занялась бизнесом. Новые времена разочаровывали. Новые соседи — тоже.
— Под конец тут уже не жили люди, которые здесь раньше жили. Раньше все всех знали. А это было уже время — взрывы домов в Москве. И соседи заявили на парня со второго этажа, который якобы был похож на человека, который подозревался в терактах. Тут стоял ОМОН на каждом этаже.
Квартира трещала по швам. В 1998 году оборвались подоконники. Семья купила квартиру в новом доме и переехала. Через десять лет в хрущевку вернется дочь Вика.
Третье поколение: Виктория. Холодильник водки и тонкие стены
Три хрущевки на Яблочкова стоят под мартовским дождем. Неподалеку уже расселенные пятиэтажки — свет в окнах не горит, вокруг что-то делают таджики. Соседи выходят из дома, оглядываясь на Вику. Соседи ее не очень любят.
— У тебя такая хорошая мама, такая хорошая бабушка, а ты! — говорили они Вике каждый раз, когда происходили конфликты. А конфликтов было много.
Вика родилась в 1988 году. В 17 лет решила съехать от родителей в ту самую хрущевку — вернулась в родной район с другого конца Москвы. За семь лет, что она прожила в этой квартире. там случилось многое.
— В первые годы мы жили так: кто-то читал стихи, кто-то играл музыку, но оргий не было. Творчество. В одной комнате группа репетирует, во-второй обсуждается арт-проект. В огромной сковороде кто-то готовит ужин. И конечно, алкоголь, просто море алкоголя. В те времена, просыпаясь утром, я хотела вниз по веревке спуститься, чтобы с соседями не встречаться.
Однажды кто-то из Викиных друзей заглянул в старый холодильник. Он был забит советской водкой и коньяком — от бабушки осталось. Алкоголь уничтожали несколько дней. Вскоре выяснилось, что в гости собирается бабушка. Друзья собрали старые бутылки и сделали муляжи. Бабушка ничего не заметила.
Примерно в тот период Вика начала путешествовать. Свое 26-летие она встретила в Сахаре.
— Едешь на машине, прислонившись лбом к оконному стеклу. Играют тягучие песни Radiohead. У тебя день рождения. В рюкзаке подаренный друзьями плюшевый единорожка. Вы вдвоем наблюдаете, как песок поглощает жизнь. Земля становится багровой и бесплодной. В самой Сахаре воздух очень плотный. Его постоянно не хватает, сложно надышаться. Ноги проваливаются в песок, движения замедленные. Час поднимаешься на бархан. Это похоже на сон, в котором бежишь, но не двигаешься с места. Наконец, садишься и смотришь, как оранжевый и четкий солнечный диск проваливается в песок на горизонте. Горы Атлас — одни из самых прекрасных в моей жизни, они разноцветные.
Так она объездила Европу и Азию. Возвращалась на улицу Яблочкова. Вике нравилась ее жизнь — жизнь коммуны в старой хрущевке. Но Вика взрослела, а хрущевка старела. Сейчас батарея в квартире держится лишь потому, что стоит на банке с краской.
— В этом районе все связано с моей жизнью. У нас была палатка с шаурмой, место встреч и свиданий… Мне кажется, в квартире этой можно жить до сих пор… Что там стена отваливалась и было два пожара, мне плевать. Другое дело, что тут нужно все приводить в порядок, на это требуются силы, время, ресурсы. А у меня сейчас другие задачи — выучиться и продолжить заниматься тем, что я люблю.
Сейчас у Вики все по-другому. Переехала в другую квартиру, получает второе высшее, киноведческое. В хрущевке на Яблочкова никто из их семьи не живет. Сейчас здесь только хлам и старый компьютер. Вечеринки переместились в бары, друзья появились по всей стране и миру.
— Мои друзья — это как семья. Может, поэтому я и не спешу заводить свою. Мама меня понимает. Бабушка, конечно, уже не в том возрасте, чтобы понимать. Я, например, скрываю от нее татуировки, скрываю, что курю. Мама в смысле курения сама от нее пряталась до 50 лет... Понятия «дом» для меня нет. Дом — это весь мир. Я постоянно где-то. Постоянно дома.
Коммунизм должен был прийти на улицу Яблочкова в 1980 году. Хрущевки были временным жильем, и жителей трех корпусов дома 22 планировали переселить в комфортабельные высотки будущего. Ни сюда, ни в остальной СССР коммунизм так и не добрался: три хрущевки на Яблочкова стоят уже 56 лет — самые первые и самые последние.
Эти дома оказались более живучими, чем идеология, их создавшая. Страна хрущевок, рожденная страной коммуналок, живет и по сей день.