Время Страшного суда

— Пожалуйста, поговорите с ним. Это невозможно. Невозможно! Мне как родителю всегда было плевать на пятерки, престиж и всякое такое. Я всегда старалась вырастить просто хорошего человека. Вы понимаете? Ну вот чтобы он чувствовал, был неравнодушен к происходящему в мире, вокруг него… Если сам сделал что-то плохое, вляпался в дерьмо (а с кем такого не бывает?) — пойми это, увидь, исправь. А теперь… У него обострилась экзема, он не спит по ночам, черные круги под глазами… Теперь я думаю: может быть, я была неправа, может быть, мне надо было воспитывать пофигиста с кожей толстой, как подошва? Пожалуйста!

— Да в чем вообще проблема-то? Скажите наконец!

— Он здесь, он сам вам все скажет. Поговорите с ним!

— Погодите, постойте! — я уже поняла, что сейчас эта сомневающаяся мать, воспитывавшая хорошего человека, выдаст мне подростка с кругами и экземой, ни слова не сказав по существу того, что там у них происходит. — С чего вы взяли, что он вообще будет со мной говорить? Сумеет внятно и объемно объяснить происходящее? В конце концов, взрослый человек здесь вы и…

Невнятно стеная, женщина покинула мой кабинет.

Я смирилась и стала ждать, что будет дальше.

Через полминуты в кабинет вошел черноволосый подросток. Мать не соврала: чернота под глазами и расчесы  между пальцами. Но ведь я не знаю — может, это его обычное соматическое состояние?

Парень поздоровался, представился («Миша!»), сел в кресло и молча закрыл лицо руками.

«Они что, всей семьей посещали один плохой театральный кружок?» — с раздражением подумала я. И решила: ну, если это спектакль, дождусь первой реплики. Реплика вскорости воспоследовала и оказалась вполне «в духе»:

— Вы понимаете, что Страшный суд — это прямо сейчас?

— Да? — слабо удивилась я. — Встречала гипотезу, что мы живем в аду, но сами этого не понимаем. Про Страшный суд — пожалуй, нет. Не встречала и не понимаю. Мое мнение по этому поводу: каждый человек при желании и потребности — сам себе ад и сам себе Страшный суд. Так что тебе придется объяснить мне подробнее. И с самого начала.

— Хорошо, — Миша деловито почесался и сложил руки на коленях. — Я увлекаюсь фотографией и делаю видеоролики. Давно. Ходил в кружок, на курсы, знаю почти все основные редакторские программы. Мне это нравится. Причем не столько «ловить кадр» в реале, сколько делать всякие коллажи, открытки, смешные подписи, музыку накладывать… Вы понимаете?

— Понимаю. Этим весь интернет забит под завязку. Бывает глупо. Бывает и смешно, и остроумно.

— Вот! — обрадовался возникшему пониманию Миша. – Ну и понятно, что я то голову приятеля приставлю к телу носорога, то на школьную фотку чего-нибудь такое прикольное добавлю, например, всем мальчикам бантики, а учителям — рога, то какое-то действие сниму, ускорю и смешно получится… Большинству это нравилось, кто-то и обижался, однажды, классе в шестом, меня даже побили: девочка своему парню пожаловалась, а он был из восьмого…

— Так. Пока все понятно, нормально и вполне в пределах, — констатировала я. — Серой не пахнет. Продолжай.

— В седьмом классе нас всех интересовали любовь и секс. И я, конечно, делал всякие фотки и ролики на эту тему и выкладывал у себя, в нашу классную группу и еще в разные места. Мне ставили лайки, и мне это нравилось. И у нас в классе была одна девочка… И один мальчик…

Миша замолчал.

— Ты ее полюбил? — серьезно, глубоко спрятав улыбку, спросила я. — А она полюбила его?

— Если бы так! Но, к несчастью, все сложилось совсем иначе! — темпераментно воскликнул Миша, и я снова почувствовала себя на театральных подмостках. — Он был толстый и в прыщах. А она — в огромных очках, косолапая и какая-то согнутая крючком. И оба невнятно разговаривали и плохо учились. У нас совсем не злой класс, поэтому их никто никогда не травил. Просто не обращали внимания. Никто с ними не дружил, да и они сами особо не лезли. Пришли на уроки, ушли — и все. Я даже путал, как ее зовут, хотя и учился с ней с первого класса (мальчик появился позже). И вот в седьмом, или даже еще в шестом классе они… стали оказывать друг другу поддержку. А потом подружились и, наверное, даже влюбились друг в друга. И в седьмом классе мы это заметили. Поверьте, это действительно было очень забавно — как они разговаривали и смотрелись вместе. И я не удержался — сделал серию снимков и даже ролик про их любовь. Он был очень злой, как я сейчас понимаю. Там были они и… всякие животные. И веселая музыка, и подписи типа «говорят: нет такого урода, который не нашел бы себе пары, и любовная история, произошедшая в нашем классе, тому доказательством». Я месяц их подлавливал — у меня уже была маленькая хорошая камера, родители знали, что я этим серьезно увлекаюсь, и купили мне. Получилось очень профессионально, все одноклассники просто умирали от смеха, только один мой приятель сказал: я бы не выкладывал это никуда. Но мне хотелось, чтобы оценили и другие. Я выложил все в инет, и инету понравилось еще больше, чем в классе. Потом ко мне подошла мама мальчика (такая же толстая и некрасивая) и сказала: «Ты вообще понимаешь, что ты сделал?» – и сама же себе грустно ответила: «Нет, не понимаешь!»

Через два месяца девочка из нашего класса ушла, я все изображения отовсюду, где мог, удалил, но оно все равно осталось — его же расшарили. Его и сейчас можно найти, и оно по-прежнему лайки собирает. Но у нас, разумеется, все об этом давно забыли. Тот парень, кстати, из нашего класса не ушел. Со мной он, конечно, не общается. У него теперь нет прыщей, и он похудел. Он поместил мой ролик и ее фотографию на свою страницу и написал: «Это моя первая настоящая любовь! Помню и горжусь!»

— Сильная история, — признала я. — Но при чем тут Страшный суд?

— Ничего нельзя исправить. Раньше память стиралась, информация при передаче искажалась, архивы засекречены, большинство подлостей уходило в небытие намного раньше своего носителя. И всякие гадости липли к человеку лишь на время. Переехал в другой двор, перешел в другую школу — и всё забыли, начали с чистого листа. Сейчас все хранится вечным и неизменным. Той девочке, что бы она ни сделала и как бы ни выглядела, от этого моего ролика не избавиться — кликни и смотри. Мне — никак сделанное не стереть и не забыть, и не оправдать себя: дескать, да ладно, не так все и плохо было. Интернет — книга судеб, вы понимаете?

— Ура! — я несколько раз аккуратно хлопнула в ладоши. — Вы все-таки небезнадежны. Я расскажу об этом своей знакомой — инспектору по делам несовершеннолетних.

— Кому? Почему? — насторожился (уже не театрально) Миша.

— Какое-то время назад у безмозглых подростков было такое развлечение: одна в супермаркете что-нибудь ворует, а вторая снимает на камеру, и потом они это в сеть выкладывают. Знакомая возмущалась: они что, совсем идиоты, почему им родители и учителя не объясняют, что это обязательно увидят, что это уголовка, что даже условная судимость навсегда закрывает множество дорог? Так вот, я ей теперь скажу, что хотя бы некоторые подростки эту интернет-окончательность понимают.

— А-а-а, — Миша явно успокоился. — А мне-то что же делать?

— Как что? Продолжать в том же духе — страдать и каяться.

— Как это? А вы разве мне не скажете?.. Не поможете?.. Мама сказала…

— Миш, ты ничего не перепутал? — усмехнулась я. — Грехи отпускают в другом месте.

Миша снова сгорбился и закрыл лицо руками.

— Прекрати! — велела я. — Хватит себя жалеть. Если хочешь искупления, иди и действуй.

— Но как?!

— Найди девочку, расскажи ей о том, что понял и сожалеешь. Признай, что какой-то твой духовный рост произошел за счет этого омерзительного эпизода и ты у нее и твоего одноклассника в долгу. Поклянись себе, что в дальнейшем твое искусство будет не таким склизким и ты не будешь делать себе пиар на чужих страхах и несчастьях. Расскажи ей о своем восхищении ее бывшим возлюбленным (ты ведь восхищаешься его мужеством, я не ошиблась?). Вдруг она не видела его страницу? Потом иди к нему, расскажи о встрече с ней, вырази ему все те чувства, которым тебя мать обучала. Предложи ему, в плане закрытия гештальта, набить тебе морду (тебе не привыкать, можешь рассказать, что по этому же поводу тебе морду уже били). И запишись уже, что ли, в театральный кружок.

— Что?! Почему в театральный?!

— Да ладно, проехали. Остальное — понял?

— Понял. Вы думаете, это поможет?

Я, чтобы лишний раз не разочаровываться, не стала уточнять, кому именно поможет, и просто кивнула.