Море для никого. Что происходит в Сочи, когда там нет туристов

1. Сочи для диких. Берсерки в караоке

Из окон виден отвесный горный склон — его заваливает снегом. Снег шлепается  комками, скрывая зелень. Справа от меня сидит красивый задумчивый болгарин — Станислав, генеральный менеджер отеля Radisson Rosa Khutor. Ему на следующий день лезть в горы, потому что некие бизнесмены затеяли экстремальный тимбилдинг на Красной Поляне, и он постоянно приговаривает: «Надо что-то делать с погодой. Надо что-то с ней придумать», — словно в его силах заговорить снег.

Все это происходит за неделю до майских праздников и до очередного российского этапа Formula-1: руководство сочинских «Рэдиссонов» пригласило меня приехать до начала гонки — жить, пить, есть и оставлять замечания насчет сервиса. Я никогда не понимала Сочи. Несколько лет подряд оказываюсь там на разных мероприятиях и всегда думаю только о том, когда, наконец, можно вернуться в Москву. В Сочи все едут за морем и солнцем — я полюбила это место, прожив там несколько дней под непрекращающимся дождем.

Южные города зимой и в межсезонье — прекрасные призраки. Пустые отели, пустые дороги, тишина в парках. Море бледно-зеленое, норовистое, совершенно ничье. Надеваешь тонкий пуховик, сверху макинтош, резиновые сапоги по колено — и ты хозяин юга до тех пор, пока солнце не поджарит землю.

Пока я оцениваю белеющую гору взглядом хозяина юга, Станислав делится планами: «На крыше хочу надстроить зону с джакузи, панорамные окна, чтобы лыжники грелись и смотрели на горные пики», — его рука рисует в воздухе эту картину. Он умеет продавать пейзажи, и Роза Хутор — идеальное для этого место. Мне достался вид на единственный источник звука на Розе — ревущую речку Мзымту. «Шуму от нее…» — бросает кто-то за столом. Станислав реагирует бурно, как Мзымта: «Да мои постояльцы дерутся за эту речку! Когда их селят с видом на гору, они приходят и требуют речку». Он смотрит, как комки снега падают в бурный поток, и опять приговаривает: «Надо что-то делать со снегом». Все местные твердят, что такого снега не было в конце апреля лет двадцать и через неделю даже в горах будет жара. Я же в восторге от этой погодной аномалии: на плато, куда ездят кататься на лыжах, вид как в Сайлент-Хилле, кабинки подъемника выплывают из тумана и уезжают в туман, цвета олимпийских колец почти неразличимы, а квартала аккуратных шале, который все любят фотографировать сквозь кольца, вообще не видно. Вокруг — удивительное белое ничто. На склоне торчат последние сноубордисты — сезон катания закроется через несколько дней, как только распогодится и снег потечет.

В свете ночной иллюминации снегопад выглядит по-рождественски. Чтобы добавить происходящему абсурда, присоединяюсь к паре отчаянных постояльцев, собирающихся в подвальное караоке. Кальян, это самое караоке и живая музыка — вещи, от которых раньше хотелось бежать в еврозону. Но потом, видимо, на почве разгулявшегося постпатриотизма с его нежностью к панельным домам, гопникам и танцам в шалманах у меня родилось убеждение, что лучше иметь возможность поорать «Владивосток-2000» в кругу своих, чем ее не иметь.

Когда первый альбом Меладзе пройден до середины, в подвал вваливаются трое крупных парней, судя по виду — те самые отчаянные последние катальщики с горы. В качестве заявки своих прав на территорию они горланят «Разбежавшись, прыгну со скалы» и продолжают в том же духе. Наша компания все время ждет, когда эти викинги допоются до ярости берсерков и начнут разбивать головы других посетителей столами, но их белобрысый запевала в рогатой шапке, наоборот, призывает нас объединиться в хор. Мы было решились, но ребята убежали на закрывающийся подъемник так же стремительно, как появились. Без них уже не так интересно.

2. Сочи для цивильных. Гастрономы и миксологи захватывают город

Радиоведущий Александр Бунин, глядя на штормящее Черное море, говорит, что Адлер местами похож на Аликанте. Ну нет, Адлер — это Адлер с его пустынными стерильными рядами одинаковых коттеджей под сдачу и олимпийским парком, похожим на полигон пришельцев, не жалующих деревья и кустарники. Зато здесь, как говорят, самое чистое море. Мы стоим на балконе президентского люкса Radisson Blu Resort & Congress Centre, внизу в открытом джакузи посреди бассейна сидит человек, который, несмотря на сильные порывы ветра, вышел на улицу в одних плавках. Мечтаю увидеть, как он после бултыхания в теплой воде пойдет обратно в номер, но засматриваюсь на двухметровые брызги над волнорезом и пропускаю его забег до раздевалки.

Персонал отеля уже муштруют перед Королевскими гонками, в лобби стоят картонные фигуры чемпионов прошлого года. «А что, Даниил Квят тоже будет жить у вас?» — интересуюсь у администратора. Гонщики «Формулы-1» всегда селятся здесь, в пятнадцати минутах езды до Сочи-Автодрома, и отель дважды в год превращается в место спортивного селебрити-споттинга. Администратор не отвечает, ссылаясь на корпоративную тайну. На Гран-при «Формулы-1» каждый год приезжает Путин. В его первый приезд Имеретинская низменность, залитая бетоном ради олимпийской стройки, выглядела так голо, что асфальт красили в зеленый цвет. Сейчас Адлер методично засаживают пальмами, реанимировали столетний дендропарк «Южные культуры», который пока еще не так полон народу, как сочинский дендрарий, но без людей этот город грустен, поэтому я направляюсь в Сочи, в самый центр.

Место встречи городской богемы — бар «Художественный». Он открылся этой зимой и сразу вошел в топ-10 баров России за пределами столицы по версии GQ. В модернистском здании раньше была художественная галерея — отсюда название. На П-образную барную стойку, установленную в центре помещения, падает естественный свет через стеклянный потолок, вокруг стоят зеленые бархатные стулья, на бетонных стенах — монохромная роспись. В коктейльной карте затейливые напитки из непростых ингредиентов, цены московские. Все вместе выглядит вдохновляюще. Вдобавок мне везет: я знакомлюсь с владельцем «Художественного».

Максим Самойлов не местный — он приехал в Сочи из Иркутска всего год назад. «Я долго выбирал город для жизни, объездил пол-России на машине. Сочи выбрал из-за экологии и безопасности. Чтобы сюда переехать с концами, надо либо быть молодым, когда тебе нечего терять, либо составить хороший план. Моя основная сфера деятельности — IT, но одного IT-бизнеса здесь мне было мало. В Сочи можно заниматься гостиницами, стройкой или общепитом, — говорит он, переходя с кофе на какой-то хитросмешанный сауэр. — Я давно интересовался барной культурой. В Сочи приехал не в сезон, половина здешних заведений работают с конца апреля до конца октября, и приличным из открытых можно было назвать всего один бар. Двум тамошним барменам я предложил поработать со мной».

«Художественный» сделан для местных. Цены в 500 рублей за коктейль, по словам Максима, никого не смущают, потому что у сочинцев расходы такие же, как у москвичей. Южане любят тратить деньги и красиво отдыхать. Место мгновенно стало популярным, потому что бургерные здесь открываются каждый месяц, а одного интересного бара на всех явно не хватало. «Бургерных скоро станет столько же, сколько шашлычных. Прошлой осенью я насчитал десять новых. У людей фантазии нету», — говорит Самойлов.

С этим можно поспорить: за последние полгода в Сочи произошел гастрономический переворот. Если пару лет назад на слуху были только пафосные рестораны группы White Rabbit Family, которая первой освоила новую столицу Олимпиады, то теперь тут есть и стритфуд, и гастробары, и проекты, основанные на локальных продуктах: местное издание пишет о шефе ресторана «Баран-Рапан», который готовит бараньи язычки с абхазскими мандаринами и сам бродит по лесам в поисках папоротника. В середине мая здесь пройдет второй гастрономический фестиваль со специфическим названием Gastreet — местный Omnivore с полутора тысячами участников.

На мой вопрос о том, сколько еще предпринимателей должны открыть в Сочи что-то уютное, чтобы город перестал ассоциироваться с шашлычной-кальянной и пластмассовыми павильонами на набережных, Максим отвечает: «Картину меняет не малый бизнес. В Сочи закапывают большие деньги. Результатом олимпийской стройки стали хорошие дороги, расчищенная Имеретинская низменность, где раньше были болота, множество новых хороших отелей, игорная зона, “Формула-1”. Это все, конечно, хорошо, но развитие Сочи все же нельзя назвать системным. Крупный бизнес, например, компании, которые занимаются здесь отелями, должны делать и мероприятия тоже. Сочи позиционируется как круглогодичный курорт, но народ приезжает сюда отдыхать только четыре месяца в году. По моим ощущениям, прошлым летом здесь были весь Краснодар и Ростов. Население Большого Сочи — 400 тысяч, и каждую неделю в высокий сезон сюда заезжает такое же число отдыхающих. Город не способен это переварить, поэтому пробки здесь почти такие же, как в Москве, и с 15 июня по 15 сентября море не особо чистое. Есть лечебные грязи, минеральные источники, но нет круглогодичных курортов и wellness-центров. Почему предприниматели так мало интересуются этой сферой — непонятно. Спрос может быть огромным: тут отдыхает все правительство, все невыездные чиновники. Не хватает дороги из Адлера до Владикавказа. Горные курорты Домбай, Архыз и другие плохо развиваются, потому что отсюда дотуда никто не доезжает. Понятно, что стоимость строительства дороги в горах в России — это космос… Постолимпийская слава пока есть, но к 2020 году она закончится. Вот пройдет в Южной Корее зимняя Олимпиада — и все забудут, что было в Сочи».

3. Сочи для сочинцев. Таксуй, пока молодой

«Как дела в межсезонье?» — спрашиваю у водителя такси. Он похож на хитрого воробья. «Да как: ждем лета, как наивная девочка ждет принца на белом коне, — отвечает. — Вот все валят в Сочи: кто отдыхать, кто жить. А нам, местным, куда деваться? Весь прошлый год проработал за зарплату 15 тысяч, занимался автозапчастями. Если бы не таксовал, дела мои были бы плохи. Полгорода работает таксистами. Сейчас сезон наступает — красота. А в октябре лафа заканчивается и любой местный предприниматель начинает жопить деньги — слово не очень, но оно самое подходящее. Он жопит деньги на себя, на жену, на развитие бизнеса, на людей. Осенью в Сочи режим “подсос”: ходим как дураки, пытаемся друг другу что-то продать и сосем лапу. Сколько бы наш доблестный мэр ни говорил о том, что Сочи — круглогодичный курорт, это всего лишь слова. Летом за месяц приезжает миллион людей, а за всю зиму — десять тысяч».

По словам моего собеседника, за прошлое лето он не меньше трех десятков раз слышал от приезжих из Сибири, что они, наглядевшись на местные красоты, зелень и море, хотят здесь жить. «Все, говорят, продаем квартиру и остаемся здесь! Зря вы, ребят. Лучше ходить в трех тулупах, но получать сорок тысяч, чем жить здесь на пятнадцать и ходить в одних трусах».

«Воробей» говорит, что лучшее время для города было между моментом, когда Сочи объявили местом проведения Олимпиады, и собственно Олимпиадой: «Вот это были золотые годы. Здесь реально не знали, куда деньги девать. Жаль, я тогда был глупым школьником. А вот сосед мой, который владел двумя микроавтобусами, во время стройки купил еще и самосвал. Спустя четыре года у него уже был парк из 327 машин: легковых, грузовых — всяких. Представь, по какой цене он продавал свои услуги, когда у него был только тот один самосвал! Народ башлял за все. В то время в Сочи красть перестали! Я имею в виду карманников, медвежатников. Квартиры взламывать стало незачем. А вот в 2015 году, когда Олимпиада отшумела, деньги схлынули. Бездомных на улицах стало больше и этих, чаличей. Которые, знаешь, подходят к тебе на улице и просят “по-братски” дать им полтинник на дорогу. Да и бздых что-то обмельчал».

Бздыхами местные называют отдыхающих на пляжах. Спрашиваю о происхождении этого слова, но «воробей» пожимает плечами: «Мне двадцать три, это слово появилось задолго до моего рождения. Вот приезжают они и давай валяться, смотришь — ну бздых же! Они белые, мы черные. У нас растут волосы на груди, а у них нет — так-то».

После поездки мне предстоит тестировать водные процедуры в Radisson Blu Paradise Resort & Spa. Лежа в ванне с итальянскими масляными эликсирами, листаю местную «Собаку»: глянец о городской жизни, шопинге и развлечениях, который не прижился в Москве, выходит здесь с ноября. Журнал похож на бесконечный рекламный каталог вещей категории люкс — и это не считая собственно рекламы. Для одной из рубрик местные стилистки и креативщицы позируют на улицах в пальто, накинутых на плечи, и рассказывают о своих любимых городских забавах. Все-таки местные научились выстраивать рыночные отношения и друг с другом, а не только с приезжими, как думает таксист-воробей: кого-то же эти стилисты наряжают, а на заработанные покупают платья от Терехова в бутиках. На сайте популярного локального издания SCAPP.ru бросаются в глаза раздел «Яхтинг в Сочи» и баннер «Купи яхту». Сосед таксиста-воробья, который разбогател на самосвале, наверное, уже присмотрел лодку и скоро будет выкладывать ее фото в инстаграм с популярным местным хештегом #sochifornia. Местная молодежь ставит его под фото, на которых удается запечатлеть себя среди пальм, словно за кадром не очередная хинкальная, а маленькая белая вилла. Кто знает — может, сегодняшние двадцатилетние смогут претворить мечту о Сочифорнии в жизнь. Как минимум, они уже хорошо ее визуализируют.

4. Сочи для андерграунда. Как тусуются южные уличные художники

Когда я была первокурсницей, я любила подворотню в Камергерском переулке, зарисованную и обклеенную разным стрит-артом. Там я впервые увидела постеры Никиты Сциссора, нашла его в ЖЖ и растаяла от фотографий его сочинской граффити-жизни: море, заброшки, рисунки — все это было невероятно аутентично, без единого следа типичной бытовой дичи Краснодарского края. Перед поездкой я нашла его в соцсетях и попросила показать места, где он рисует и клеит постеры.

Никита — типичный modern nomad: родился в Сургуте, жил в нескольких городах, в семнадцать приехал в Сочи на лето и решил остаться. Периодически он покидает город на несколько месяцев, но ему нравится возвращаться на юг. «До начала олимпийской стройки здесь была атмосфера диковатого южного городка — мне было хорошо. Да и сейчас хорошо. Безопасно». Мы курим под дождем на пляже, глядя на высокий металлический забор, который поставили буквально на днях. За ним виден разрушенный фасад заброшенного санатория «Кавказская Ривьера», построенного больше ста лет назад. Фасад украшает рисунок сложенных рамкой ладоней — граффити объединения MOW. «Здесь Маяковский отдыхал и другая богема. Мы там рисовали часто. Смотришь с высоты на пол — а там мозаика в виде дельфинов. Здание можно было отреставрировать, и за это взялся Брынцалов. Но он вместо реставрации стал какие-то корпуса вокруг строить, которых не должно было быть рядом. Скандал был, в общем, об этом писали много». В военное время в «Кавказской Ривьере» располагался госпиталь — об этом напоминает памятник сочинским врачам, который стоит за санаторием. Возле него собираются скейтеры и танцоры брейк-данса.

«У нас в Сочи маленькая флэйва [компания], человек пятнадцать, и они мало рисуют. Но когда я устраиваю граффити-джемы, со всего юга приезжают по сорок человек. Город ментовской, тут не повандалишь особо. Хотелось, чтобы было такое место, где люди могли бы порисовать в свое удовольствие. Я написал местным властям письмо с проектом легальной стены граффити и тут же забыл об этом, так как думал, что никто это даже читать не будет. Но мне пришел ответ, мол, ваш проект рассмотрен и согласован. Сейчас у нас две легальные стенки — на улице Насыпной в Адлере и на улице Крымской в Сочи». В парке «Ривьера», заставленном пластмассовыми аттракционами, стоит деревянная избушка, на одной из стен наклеены объемные ножницы — «фирменный» знак Никиты. «Охранник ко мне подошел, когда я уже все наклеил и со стремянки слезал. Что, мол, делаешь — а я ему: “Да просто лестницу домой несу, остановился вот”. Он смотрел-смотрел на стену, но так и не понял, что я сделал. Ножницы сюда отлично вписались, как будто всегда тут были».

Мы идем по набережной реки Сочи мимо бесконечных ресторанов из конца девяностых — начала нулевых. «Тут летом дичь такая — все пляшут на этих верандах», — Никита говорит об этом весело, дичь его совсем не раздражает. Он рассказывает, и в какой-то момент я начинаю смотреть на город его глазами и вижу не советский стиль и пластиковый новодел, которые кое-как «поженили» с помощью вездесущих пальмовых насаждений, а живое тело города-химеры, в котором любая несуразность имеет право на существование.

Мы прощаемся у Зимнего театра — сталинского здания, под которым, по слухам, прорыты подземные ходы. Сциссор показывает на надстройку на крыше, в которой его компания умудрилась устроить вечеринку, причем законным путем. «Ну, приезжай», — говорит и дает пять. А мне уже интересно, как эта химера будет выглядеть через год, и сможет ли она снова мне понравиться.

Автор благодарит Дебору Хейнс, Станислава Кондова, Татьяну Огурцовскую и менеджмент всех сочинских «Рэдиссонов» за терпение, дружелюбие и теплый прием.