Как разделить гиперответственность

— Нехорошо так говорить про своего ребенка, я знаю, но, если честно, она меня уже давно всем этим достала порядочно. Но я по мировоззрению пофигистка, поэтому ничего не предпринимала. Люди ж могут быть разными, правда? Почему нужно их подгонять под один стандарт? Я ведь и сама... Но теперь еще и учительница говорит... Вот я к вам и пришла.

Я смотрела на сидящую передо мной женщину, пожалуй что, с интересом. Она была на поколение младше меня, но в ее одежде и всем облике в целом явственно прослеживались мотивы, которые мы застали уже уходящими. Длинная свободная юбка с нашитой бахромой, длинная кофта с бусами и какими-то латиноамериканскими прибамбасами, фенечки на запястье, даже хайратник на длинных и не особенно чистых распущенных волосах. Хиппушка. Вспомнилась юность. Как читали Керуака и выращивали пейотль на подоконниках. Все повторяется?

Я отогнала непрошенную ностальгию и прагматически подумала о другом: если такую мать, которая к тому же открыто провозглашает свою «пофигистичность», давно достала необычность ее дочери, то что же представляет собой ее дочь?

Девочки с моей посетительницей не было, но я уже знала, что ее зовут Виолетта и ей 12 лет. Мать воспитывает дочь одна, с мужем развелись, когда девочке было пять. Отношения дочери с отцом существуют, они, можно сказать, даже хорошие, но не близкие. К бо́льшей близости никто не стремится: ни отец, ни сама Виолетта.

— Чем вы занимаетесь?

— Преподаю на филфаке. В университете.

Ну конечно. Почему-то я так и думала. Даже не стала спрашивать, в каком университете, чтобы не разочаровываться (во времена моей юности университет в городе был один — это сейчас всякие занюханные институты поназывали себя университетами и академиями).

— Расскажите подробней, что беспокоит в Виолетте вас и учительницу.

— Да меня, я ж сказала, ничего не беспокоит, — с дотошностью филолога уточнила моя посетительница. — Достало просто.

— Хорошо, — терпеливо уточнила в свою очередь я. — Расскажите о том, что вас достало.

— Она меня контролирует все время. То есть пытается контролировать.

— Манипуляции?

Я не была удивлена. Такой матерью ребенку грех не попытаться манипулировать. Тем более что они живут вдвоем.

— Да нет, я же сказала — контролировать, — женщина пожала плечами, видимо, удивляясь непониманию. — Она манипулировать не умеет. Слишком примитивна для этого. Плюс она совершенно повернута на том, что все должно быть вовремя и как положено. Чуть ли не с рождения это проявлялось.

— В чем же заключается этот контроль? Точнее, попытка контроля? — я уточнила раньше, чем она успела меня поправить.

— Ну вот представьте: она еще совсем маленькая была, и мы куда-то собираемся идти. Все равно куда (я бы поняла, если бы это было для нее что-то важное или интересное): в гости, в магазин, в поликлинику, на поезд. «Мама, а ты помнишь?..» «Мама, а мы не опоздаем?..» «Мама, ну давай уже скорее, пожалуйста, что ты там копаешься!..» Даже если куда-то собираюсь я сама, а она остается: «Мама, а ты не забыла, что на набережной в это время бывают пробки и ты можешь там застрять?» Я никогда не могла забыть о своих «матерных обязанностях», потому что о них помнил и неустанно напоминал мне мой ребенок. «Мама, мне нужно то, то и это. А не позже среды — ты не забыла? — нужно сдать деньги на экскурсию в Михайловский дворец. И ты помнишь, что обещала отвезти меня на кружок? Если мы через десять минут не выйдем, то...»

— А как Виолетта относится к своим собственным обязанностям?

— С той же самой свирепостью. Я миллион раз ей говорила: да плюнь ты уже на эти уроки, иди спать ложись или хоть комедию посмотри, расслабься, ну подумай сама: что в самом деле случится, если ты в четвертом классе задание по «окружайке» не сделаешь?

(Здесь я в красках представляю себе чувства некоторых читателей, которые тратят практически все свое свободное время, чтобы усадить своего ребенка за уроки.)

— Так ведь ничего не выходит, — продолжала между тем мать Виолетты. — Смотрит на меня как на идиотку и шипит злобно: «Ты шшшто, хочешшшь, шштоб мне двойку поставили?!» И сидит, бывает, до одиннадцати...

— Виолетта — отличница?

— Нет, хорошистка. На отличницу у нее ума не хватает. Две-три четверки всегда есть.

— А что же не устраивает учительницу? Мне кажется, что такой прилежной ученицей можно только гордиться.

— В начальной школе так и было. Ее первая учительница все это в ней поощряла, называла своей заместительницей и говорила, что всегда и во всем может на нее положиться.

— А потом?

— Теперешняя их классная умнее, конечно. Она мне говорит: «Обратите внимание, дети Виолетту не любят, а возраст такой, когда важно принятие группы. Она же все время пытается им указывать. Раньше они шли на поводу у их первой учительницы, а теперь начинают огрызаться и Виолетту от себя отталкивать, и даже подтравливать пытаются. Я сама видела и в интернете в их группе читала. Это чревато, делайте что-нибудь. Я пыталась объединить ее с ними, давала ей задания, но не преуспела, в чем вам честно признаюсь — что бы я ей ни поручала, Виолетта все время пыталась играть роль, вызывающую раздражение у других детей». И как я их понимаю!

— Вы пытались говорить обо всем этом с самой Виолеттой?

— Раз десять как минимум. Она говорит, что у нее все нормально и ее не любят те, кто не делает уроков, не слушается учителей и матерится на перемене.

— То есть она всегда и во всем чувствует себя правой и ответственной?

— Именно так.

— Психосоматики еще никакой не проявлялось?

— Практически нет. Герпес если только, периодически... Считается?

— Считается. Но в целом ребенок, получается, сильный и здоровый. И по обстоятельствам забравший и в семье, и в школе часть функций взрослого человека. Теперь я бы хотела поговорить с самой Виолеттой.

— Без проблем.

***

— Как тебя называть? Как сокращают твое имя?

— Никак. Меня называть — Виолетта.

— Хорошо. Виолетта. Ты считаешь себя взрослой и ответственной, так?

— Юридически я еще не могу считаться взрослой. Но по уму и по жизни — так.

— Ты знаешь и понимаешь свои обязанности, можешь распределять свое время, решать, что и когда тебе делать или не делать. Ты можешь отвечать за последствия своих деяний и недеяний. Так?

— Так.

— Не согласишься ли ты с тем, что другие люди вокруг тебя — такие же, как ты? То есть они тоже могут успешно делать все вышеперечисленное, и им не нужно об этом напоминать, требовать, обвинять в несделанном и т. д. По крайней мере, без четко сформулированной просьбы с их стороны.

— Пусть докажут.

— Да почему, с какого перепугу они должны тебе — тебе! — что-то доказывать?!

— А пока не доказали, — Виолетта знакомо пожала плечами, — я буду действовать так, как мне кажется правильным. И не надо меня убеждать, что если я надену дырявые джинсы, получу восемь двоек, залезу на крышу сарая и, матерясь, свалюсь оттуда кверх тормашками — я сразу стану счастливой и принятой собственной матерью и в детском коллективе.

Я молча захлопнула уже открытый (для продолжения психотерапевтических воздействий) рот.

***

— Пожалуй, до вашего случая я о такой инверсии ролей только слыхала, — призналась я матери Виолетты.

— А я даже и не слыхала, — вздохнула она. — Все мои друзья и коллеги жалуются, что их балбесы из гаджетов не вылезают и за уроки не садятся. Ну и что же мне теперь делать?

— Я не знаю, — честно призналась я. — Может быть, попробовать имплантировать ее еще в какой-нибудь коллектив, где все вместе занимаются чем-нибудь подростково-духоподъемным?

— Я ей все предлагала. Она ходила в Эрмитаж и еще на курсы кройки и шитья. Но там у нее не пошло. Сейчас никуда не ходит. Но я еще предложу, раз вы говорите.

— Что-нибудь коллективное, с клубной атмосферой. И обязательно съездите туда — лучше один раз увидеть...

— Поняла.

***

— Докладываю: два раза сходила в театральную студию, отказалась: они слишком орут, и вообще там все как-то слишком плохо организовано. Месяц ходила в клуб «Петрополь». Сначала даже нравилось, говорила, что интересно. Потом, я думаю, что-то не заладилось с детьми, наверное, она освоилась и стала им, как у нее водится, указывать, а они ее резко осадили. Отказалась ходить и больше никуда не хочет, говорит: некогда, много уроков. Что мне еще сделать?

— В моем загашнике остался только один способ. Использую его, когда не знаю, что делать. Виктор Франкл, парадоксальная интенция.

— Поясните. Или мне сначала нужно что-то прочесть, изучить?

— Изучать не надо. Вы просто станете зеркалом.

***

Рабочая гипотеза была такова: Виолетта стала взрослой и занудной компенсаторно, потому что такой категорически отказывалась стать ее мать.

— Да-да, — подтвердила мать Виолетты. — Моя мама живет в Новгороде, она учительница, и внучка ужасно на нее похожа, по крайней мере, по моим воспоминаниям: «Вера, надень носки, пол холодный! Вера, ты переписала сочинение? Вера, как ты на улицу выйдешь в этом ужасном балахоне?» Я уехала в Питер в 16 лет, а сейчас мне кажется, что меня нагнало и я никуда и не уезжала.

Предлагаемая методика: мы не можем изменить Виолетту без ее желания, следовательно, надо измениться кому-то другому. Вере, матери Виолетты, следует произвести «инверсию наоборот», то есть скопировать манеру матери и дочери.

Вера вполне артистична, в юности играла в студенческом театре, у нее получится.

— Мне нужна неделя, чтобы проработать образ и потом не налажать. Виолетта наблюдательна, если найдет, к чему прицепиться...

— Хоть две недели.

***

«Ты уверена, что у тебя все уроки сделаны? Давай я свежим глазом в электронном дневнике посмотрю». «Но послушай, разве эта блузка к этой юбке подходит? Это же совершенно разные стили. Надень лучше вон ту — бледно-лиловую». «Неужели ты не можешь чуть-чуть побыстрей двигаться? Почему люди должны нас ждать? Это же неуважение, в конце-то концов!» «Ты точно слышала, что Марья Петровна сказала именно это и вы встречаетесь именно там? Звучит странновато. Может быть, мне позвонить ей и уточнить?»

 

Виолетта, как мы и предполагали, долго терпеть не стала. Через две недели она вышла на серьезный разговор: мама, ты что, заболела? У тебя какие-то серьезные неприятности? За кого ты меня принимаешь?

— Не заболела. Не неприятности. Ни за кого.

— Так что же, черт побери, происходит?!

— Я просто показываю тебе, как для других людей выглядит и как чувственно воспринимается твое собственное поведение. Со стороны. Твое ведущее чувство в последние две недели?

— Меня выбешивает.

— Делай выводы.

— А ты прекратишь?

— Нет. Пока нет.

— А когда?

— Только вместе.

— Но должен же быть кто-то...

— Тогда это буду я. Мне психолог велел взять на себя, чтобы тебя освободить от...

— Не-е-е-е-ет!..

Спустя какое-то время:

— А что, это и вправду так противно выглядит?

— В твоем исполнении — еще противнее. Потому что от взрослой тетки, матери такое все-таки несколько ожидается, а вот от девчонки неполных тринадцати лет... Как пятилетка с накрашенными губами.

— Нда...

С тех пор в семье Веры и Виолетты жизнь пошла на лад. Правда, возникли новые проблемы: например, они стали везде опаздывать.