Приемное родительство: как я себе его представляла и как все оказалось на самом деле. Часть 12. Укрощение строптивой

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

Поначалу наша новая девочка вела себя так хаотично, она так много визжала, так часто не слушалась и говорила всем столько гадостей, что мне показалось: ну всё. Всё. Я переоценила свои силы, ребенок неуправляем, остальные дети заразятся этим хаосом, сейчас они все начнут визжать, пакостить и обижать друг друга, и наш поезд на полной скорости сойдет с рельсов и бухнется под откос. Я уже стала к этому готовиться, и мой настрой был самым пессимистичным.

Вдобавок мы все как-то сразу же ужасно разболелись — сначала одним, потом другим. Плановая больница, внеплановая больница. Первый месяц нашей совместной жизни с новой девочкой был просто жутким — помню дни, когда мне и просыпаться-то не хотелось, все было как в тумане, голова тяжелая, на улице холод, дома визг. Я нервная, дети квелые, все устают, не успев встать с кровати, все хнычут и хлюпают носами, и только наша новая девочка полна энергии — вскакивает раньше всех и давай прыгать, вопить, хохотать, перемещать все вокруг. Что бы ни происходило со всеми нами, моя новая дочка не морочилась, а увлеченно изучала новую реальность и задавала миллион дурацких вопросов, непрерывно что-то жуя. Она уже казалась мне похожей на робота, у которого никогда не садятся батарейки.

[blockquote]Пока я со страхом ждала, что еще чуть-чуть — и мы окончательно расклеимся под воздействием исходящего от девочки хаоса, этот самый хаос стал слабеть[/blockquote]

Видимо, в то время наш поезд и впрямь бухнулся под откос. Однако это был совсем недолгий период. Пока я со страхом ждала, что еще чуть-чуть — и мы окончательно расклеимся под воздействием исходящего от девочки хаоса, я стану раздраженной и злой, начну рыдать от бессилия и уже не смогу остановиться, этот самый хаос стал слабеть. Как только все более-менее выздоровели и встряхнулись, я принялась уточнять масштабы бедствия — и тут, к моему изумлению, обнаружилось, что ничего страшного с нами вообще-то не происходит.

Нет, мои дети не заразились никаким хаосом. Они как-то ловко дистанцировались и стали относиться к нашей новой девочке как к явлению природы. Да, она скандалит и визжит, иногда долго и жутко. А на улице тоже то снег, то дождь. Дождь, снег, визг — ну вот так бывает. Еще бывают сугробы, лужи, гололед. А мы занимаемся своими делами, нам-то что. Даже наш приемный малыш, знатный любитель повопить и поломать, почему-то не  присоединился к новой девочке в ее разрушительной активности, а почти сразу же стал спрашивать меня с неподдельным недоумением:

— А почему она так плохо себя ведет?

На мою старшую приемную дочку чужие вопли повлияли и вовсе поразительно. Она будто увидела себя со стороны — и была потрясена.

— Я что, тоже так ору?! — спрашивала она.

— Ну, немного иначе, — отвечала я.

— А в чем отличия?

— Во-первых, ты орешь громче.

— Да? Громче? Какой кошмар. А во-вторых?

— Во-вторых, ты орешь из-за конкретных причин, — отвечала я. — Например, не хочешь убирать в комнате. Или, наоборот, хочешь новый телефон, а я отказываюсь его покупать. Но ты не орешь просто так. А она орет.

— А как это — просто так?

— Нет, ну какая-то причина, конечно, есть у всего. Наверное, она испугана и встревожена. Нервничает, скучает по детдому, по тамошним людям и порядкам. Мы ей пока совсем чужие, ей с нами неуютно. В общем, ее переполняют самые разные чувства — она и сама не знает какие. Вот она и орет. Но не то что она хочет или не хочет чего-то конкретного.

— А меня переполняют сложные чувства? А раньше они меня переполняли? А какие они, мои чувства? У меня они вообще есть? А почему орать-то нужно, неужели нельзя общаться иначе?!

[blockquote]Моя старшая приемная дочка заметно повзрослела и пытается общаться иначе. Наша новая девочка ее и впрямь впечатлила[/blockquote]

Обычно такие ситуации описываются в детских поучительных рассказах: злостный хулиган увидел себя со стороны и понял, что так жить нельзя. И теперь он послушен, тих и общественно полезен. Я думала, этот посыл и для семи-то лет слабоват, а уж для тринадцати… Но оказалось, что случается и такое. Нет, моя старшая приемная дочка не стала тиха, и она по-прежнему не всегда готова слушать старших. Но она заметно повзрослела и действительно пытается общаться иначе. Наша новая девочка ее и впрямь впечатлила.

Каждый раз, когда я обсуждала с кем-то проблемы нашей новой девочки (а с кем только я их с перепугу не обсуждала!), старшая приемная дочка подслушивала эти разговоры с необыкновенным для себя вниманием — и задавала очередные вопросы:

— А вот я — как на меня повлиял детдом? А я там хорошо развивалась? А какой я была до него? А без него я бы какой была?

У нее вдруг запустился интерес к собственной душевной жизни — наверное, он был и прежде, но неловко было проявлять его так открыто. А тут нашелся отличный повод — новая девочка, которая открыто проявляет совершенно все и о которой мы так много говорим. Обсуждая ее, так удобно поговорить о том, что волнует тебя саму.

Наш приемный малыш тоже стал задумчив.

Новая девочка несколько раз повторила ему, что он, как и она, прибыл сюда из детдома. А в детдом он попал, потому что его бросила мама. (Эти разговоры не были мною санкционированы, и я их всячески пресекала, но эта тема для нашей новой девочки была так важна, что она начинала их снова и снова, и до меня опять долетали обрывки фраз про «другую маму» и «другой дом».)

Наконец наш приемный малыш сказал:

— Я все вспомнил. Я жил в другом доме, у меня там было много братьев. Мы с ними дружили. И там была другая мама. А ты меня забрала.

— Наверное, это был приют, — сказала я, — но там не было твоей мамы. Там были воспитательницы. Это ты их вспомнил?

— Не знаю, — с сомнением ответил наш малыш. Его задумчивость не проходила.

[blockquote]— Это ты меня схватила и утащила! — недовольно отвечал наш малыш. — Я гулял с моей мамой Светой, а ты меня схватила и утащила![/blockquote]

Однажды мы шли из садика, я держала его за руку, а он вырвался и куда-то побежал. Кругом было полно людей, рядом шумела дорога, я бросилась его ловить. Когда я его поймала, то сказала сердито:

— Разве так можно! Нельзя убегать от мамы посреди улицы. А если тебя схватит и утащит чужой дядя?

— Это ты меня схватила и утащила! — недовольно отвечал наш малыш. — Я гулял с моей мамой Светой, а ты меня схватила и утащила!

Я была потрясена. Малыш развивался с большой задержкой, он говорить-то научился не так давно — и вдруг такие основательные соображения.

Не было сомнений в том, что этим рывком в его сознании мы были обязаны нашей новой девочке. Ее появление его растормошило. До нее малыша интересовали только роботы, машинки, сладкие булочки и возможность так ущипнуть другого, чтоб сразу отскочить и хохотать. Конечно же, мы с ним занимались, но все эти занятия его не слишком увлекали, они были довольно механическими. А наша новая девочка с ее неуемным темпераментом и языком без костей так энергично взяла малыша в оборот, что его мозгу поневоле пришлось включиться.

В общем, наша новая девочка заставила уже имеющихся приемных детей повзрослеть и заговорить о том, что их волнует, — этот эффект оказался для меня приятной неожиданностью.

Что до кровных детей, то появление новой девочки на них почти не повлияло. Опыт с приемными детьми у них уже был, и в их жизни ничего принципиально не изменилось.

Старший кровный мальчик, как и прежде, вообще не заметил особых перемен. Не то что у нас раньше никто не визжал. У него по-прежнему была собственная комната, которая запиралась изнутри. И он по-прежнему был слишком занят собственными делами. Новая девочка очень тянулась к старшему мальчику, она обожала сидеть в его комнате — и если он ее пускал, она старалась вести себя скромно и благонравно.

[blockquote]Наша новая девочка настолько привыкла к малышам, что в ситуациях, когда они хулиганили, бросалась защищать их даже от меня[/blockquote]

Старшая кровная девочка, как и прежде, была ужасно разочарована. Она думала, что ее мечты о робкой и ласковой сиротке наконец сбудутся, и она займется воспитанием этого нежного существа (а оно со своей стороны будет смотреть ей в рот и образцово-показательно расцветать под ее чутким руководством). Однако на практике девочки почти сразу же начали бурно ссориться: кровная дочка командовала, а новая девочка ее совсем не слушала, она еще и демонстративно вредничала. И кровная дочка быстро потеряла к ней интерес. К счастью, ссориться они тоже перестали: нет взаимодействия — нет проблем.

Что до самой младшей моей дочки — я переживала, что визги новой девочки в сочетании с угрозами выкинуть малышей из дома ее ужасно напугают. Но малышка, видимо, не вполне разобралась в этих угрозах. Если она и испугалась, то ненадолго. А потом все страхи победило любопытство — она довольно быстро стала вовлекать новую девочку в свои игры, куда-то ее звать, совать ей свои игрушки. А той это очень даже понравилось — они все чаще сидели на полу с куклами, кастрюльками, конструкторами, раскрасками. Потом к ним стал присоединяться приемный малыш, и общие игры стали более разнообразными: мемори, домино, лото, ходилки, домики, котики, крестики-нолики, горячо-холодно.

Выяснилось, что вообще-то наша новая девочка может быть очень даже спокойной. Она готова возиться с малышами буквально часами, оставаясь терпеливой и милой. Да, порой она не в духе и с утра до ночи визжит, и в такие дни малыши довольствуются обществом друг друга. Зато когда у нашей новой девочки хорошее настроение (а чем дальше, тем чаще это случалось), оба ходят за ней хвостиком в предвкушении чего-то увлекательного. Моя старшая кровная дочка аж заревновала, но факт оставался фактом: новая девочка определила свое место в нашей семье как «главная среди младших», вошла во вкус и совершенно покорила малышей. Почти все свое свободное время она проводила с ними в детской комнате и наконец окончательно туда переехала. Наша новая девочка настолько привыкла к малышам, что в ситуациях, когда они хулиганили, бросалась защищать их даже от меня. Ей нравилось поражать их своими познаниями и умениями. Ей льстило быть большой. На правах главной среди младших она могла быстренько убрать то, что они поломали или испачкали, приговаривая: «Только бы мама не увидела».

[blockquote]Старших девочек даже уязвило то, насколько сильно наша новая девочка интересуется домашним хозяйством[/blockquote]

А убиралась она виртуозно! Старших девочек даже уязвило то, насколько сильно наша новая девочка интересуется домашним хозяйством: она была готова без устали чистить, вытирать, расставлять, перекладывать. Провинциальный детский дом не подвел, к механической работе девочку приучили на славу. Никто из моих детей не мыл посуду и не мел пол с таким упоением — других я заставляла участвовать в бытовых делах, а новую девочку надо было еще и ограничивать, а то она сварила бы за раз все макароны, все пельмени и все крупы в нашем хозяйстве — ей нравился сам процесс.

Руками она готова была делать что угодно. Но с мыслительной активностью все было гораздо сложнее. Главной проблемной зоной оставалась учеба. Моя новая дочка ненавидела читать, считать, писать — и все, что с этим связано. Любые занятия — и даже не занятия, а только их перспектива — приводили ее в истерическое состояние. Я готова была на какие угодно игровые форматы, но форматы тут были не важны — сама идея «подумать» мгновенно выбивала нашу девочку из колеи. При этом задания могли быть совсем простыми. Два плюс три? Рёв. Сколько букв в слове «кот»? Крик. Дочка заползала под стол, пряталась там и выла.

Я привлекла целый штат специалистов, чтобы победить ужас нашей девочки перед обучением. С ней занимались нейропсихолог, логопед, дефектолог, привлеченные педагоги с самыми разными подходами. Все они рьяно взялись объяснять нашей новой девочке устройство мира вокруг в целом и буквы с цифрами в частности. К врачам мы тоже обратились — и все что-то прописали. Поначалу я думала, что наша девочка ну очень отстала, я даже рассматривала версию, что она не способна к обучению по обычной, пусть и облегченной программе. Но потом я заметила, что она получает бездну удовольствия, привлекая к себе внимание таких симпатичных, участливых, добрых взрослых. И это удовольствие не слишком хорошее. Ни малейшего желания в чем-то разобраться и чему-то научиться у ребенка нет, даже наоборот, танцы вокруг нее всех этих приятных людей такие славные, что лучше бы они никогда и не кончались. Два плюс три? Ой не знаю, объясните еще раз. Мне уже и тетя утка объясняла, и тетя лошадь, и дядя медведь — а всё никак не пойму, вот такая я удивительная. Покажите меня еще какому-нибудь специалисту, послушаю и его песенку.

Но и в этой нездоровой ситуации были свои плюсы.

[blockquote]Малышам нравились и книжки, купленные для новой девочки: столько занятного! А когда это занятное не твое, оно ведь влечет гораздо сильнее[/blockquote]

Во-первых, многим фокусам из тех, которым мы пытались научить нашу девочку, в итоге выучились малыши. Моя новая дочка ну никак не могла разобраться с тем, как слова делятся на слоги, мы бесконечно хлопали и отбивали эти слоги — и малыши разобрались. Ей не давались ударения — они и это освоили. Гласные, согласные, времена года, состав числа, части речи и геометрические формы — мы обвешали яркими плакатами с учебной ерундой всю квартиру (психолог посоветовала наглядность) — и это тоже было неплохо для остальных детей: малыши изучали картиночки, задавали вопросы. Им нравились и книжки, купленные для новой девочки: столько занятного! А когда это занятное не твое, оно ведь влечет гораздо сильнее.

Во-вторых, наша девочка так увлеклась своими манипулятивными играми с педагогами, что ее отношения с нами стали гораздо спокойнее. Большая часть визга, некрасивых сцен и прочего деструктива ушла именно в учебу. А про остальную жизнь мы уже могли договориться. Да, наша девочка начинала плакать от одного только вида тетрадок и книг. Дефектолог, к которой мы ходили, сконфуженно признавалась, что никогда так ни на кого не злилась, как на нее. Психолог не менее сконфуженно рассказывала, что девочка с неистовым гиком режет бумагу — и это все, чем им удается заниматься. Из-за дверей комнаты, где наша девочка вместе с преподавательницей учила математику, раздавались звуки падения предметов, взрывы хохота, фортепианная какофония. Зато в повседневной жизни там, когда наша девочка прежде закатывала многочасовые истерики, она мирно отвечала:

— Ладно!

И даже:

— Хорошо, мамусечка!

Надеть шапку? Съесть таблетку? Причесаться? Да не вопрос.

Она уже дорожила нашими отношениями, ей хотелось, чтобы ее почаще хвалили, а мой сердитый вид стал ее очень расстраивать.

А чтоб пугать малышей или дразнить старших детей — такого уже невозможно было себе представить. За несколько месяцев наша инопланетная девочка прекрасно разобралась в том, как устроена наша реальность, и теперь она как бешеная кошка бросилась бы на любого обидчика милых крошек. Ссориться со старшими она теперь и подавно не стала бы — себе дороже.

Конечно, мне хочется верить, что наша новая девочка ко всем нам уже привязалась и стала человечнее. Но скептики (а они часто бывают правы, эх) сказали бы, что она просто неплохо освоилась и научилась нам нравиться. А что там у ребенка на уме и на сердце — бог весть. С большой вероятностью можно предположить, что там все тот же страх и хаос, времени-то прошло всего ничего.

Но даже если и так, нам в любом случае стало гораздо лучше. Пусть чужая душа потемки, но когда ребенок ведет себя приветливо, покладисто, ласково, любить его и дружить с ним куда проще. А если дома всем спокойно и весело, дети становятся хорошими. Ну, мне так кажется. Лет через десять проверим.