Тайна сестер

— Неловко как… — произнесла молодая невысокая женщина в полосатом костюме.

И было видно, что никакого кокетства, ей действительно неловко. Причем неловко не за кого-то (родителям довольно часто бывает неловко за детей, а детям — за родителей), а за себя лично.

— Вроде бы мы родные люди, всю жизнь вместе прожили, должны были бы… но вот как-то так… ужасно.

— Действительно ужасно? — уточнила я.

Женщина, назвавшаяся Татьяной, молча кивнула. Последовавший подробный рассказ, пожалуй, подтвердил ее оценку.

— У нас с сестрой большая разница в возрасте — шестнадцать лет. Я младшая. Надо честно сказать: мама меня всегда больше любила, баловала как могла, все мне прощала. Но особенных возможностей для баловства у нее все же не было — родители у нас были в разводе, папа денег когда давал, а когда и не давал (он пил, потому и развелись), мама всегда работала на двух работах. Со стороны сестры я никогда никакой ревности не чувствовала, наоборот, она и посидит со мной, и поиграть могла, и урок объяснит, если надо, но, сами понимаете, особой близости у нас тоже не было: слишком большая разница, и общих интересов считай что и не было никогда. С мамой у сестры отношения всегда были несколько натянутые. Почему — не знаю, открытых скандалов не случалось, да мы все не скандальные. Наверное, из подросткового возраста что-то, чего я не помню, потому что маленькая была. Ни сестра, ни уж тем более мама никогда мне ничего такого не рассказывали, да я и сама не интересовалась, если честно.

Мама умерла, когда мне исполнился двадцать один год. Она болела немного — сгорела как-то сразу, за два месяца. Я теперь себя виню: наверное, она и прежде себя плохо чувствовала, но скрывала от нас, а я ничего не замечала, все собой занималась, у меня тогда как раз с будущим мужем роман начинался. А когда спохватились, уже поздно было.

[blockquote]Мне тогда показалось, что она как будто играла какую-то роль, но все вышло хорошо[/blockquote]

Еще вот в чем вина моя: мама в конце просила — приведи своего хахеля домой, ко мне, я хоть на него гляну, кому тебя оставляю, а если придется он мне, так благословлю вас. С края жизни — оно ведь дорогого стоит. А я так и не сделала, как она просила. Стеснялась, да и верить не хотела. Ей говорила: да что ты, мамочка, ты еще долго жить будешь! А сама думала: как это я его приведу, тут все пропиталось болезнью, да еще какое-то благословение несусветное, вообще деревенщина. А вдруг он ей не понравится? А вдруг он сам испугается и меня бросит? Теперь-то так жалею.

— А у вашей сестры была какая-то личная жизнь? Ведь она намного старше.

— Как-то оно все у нее не складывалось, — вздохнула Татьяна. — Два раза, как я помню, вроде были и настоящие романы, один раз она даже уходила от нас, полгода жила с кем-то. Потом все там развалилось, и она назад вернулась. Последние годы — ничего серьезного не было, это я уже точно знаю.

Ну вот, мама умерла, стали мы с сестрой жить вдвоем. Вроде все у нас ладилось, ни я ей не мешала, ни она мне. Когда мы с Володей решили пожениться, я ей первой сказала, познакомила ее. Она к Володе хорошо отнеслась, вежливо, расспрашивала его обо всем. Он мне потом сказал: какая у тебя сестра степенная. Мне тогда показалось, что она как будто играла какую-то роль, но все вышло хорошо.

Как я вышла замуж, хозяйство мы стали вести раздельное. Даже и не договаривались с Верой, просто оно само как-то так получилось. Мы холодильник новый купили, а она себе что-то такое готовила, больше из овощей, чем мужика вроде и кормить несподручно. Никогда никаких распрей, наоборот, она всегда мне свое предлагала, а я — ей, супчику там или торт: у нас вот что есть, берите, пожалуйста.

Гости наши молодые, наверное, Веру напрягали иногда, мы же шумели там, музыку включали, но она за все время только один раз, помню, пожаловалась — голова болит, так мы сразу все выключили. Но когда Олечка родилась, так и вечеринки кончились, конечно.

[blockquote]Когда Олечке исполнилось два года, и Татьяна как-то пришла в себя после родов и грудного вскармливания, и огляделась... Что-то ей не понравилось[/blockquote]

— Как Вера отнеслась к рождению Олечки?

— Вот здесь-то все и началось, я думаю. То есть — что началось? Я и сейчас иногда думаю: может, это я с ума сошла? Муж тоже говорил: у тебя паранойя. Может быть, наследственная.

— Рассказывайте так, как вы видели и чувствовали. Постарайтесь ничего не смягчать и не давать оценок, — велела я.

Слушать я старалась тоже непредвзято, но история и вправду получалась странноватая. Старшая сестра с несложившейся личной судьбой закономерно предложила помощь только что родившей младшей. Помощь, конечно, была с благодарностью принята. Хозяйства как-то незаметно снова (опять без всякого объявления) объединились. Муж Володя был всем доволен — ребенок ухожен, обед на столе, с женой в выходные можно погулять или в кино сходить. Олечка к Вере тянулась, мать быстро уставала от ее проблем и капризов (у нее то зубки режутся, то живот болит, то недоспала, то сопли), а Верино терпение казалось неисчерпаемым. Принесет матери покормить и снова заберет в свою комнату. А там — тетешкает на своей тахте, погремушками трясет да пяточки щекочет. А Олечка смеется-заливается.

Но когда Олечке исполнилось два года, и Татьяна как-то пришла в себя после родов и грудного вскармливания, и огляделась... Что-то ей не понравилось. Попробовала поговорить с мужем, объяснить ему. Именно тогда и возник его тезис про паранойю: тебе все мерещится, у нас все хорошо, Вере огромное спасибо, нам повезло, прекрати нагнетать пустые страсти.

Татьяна пыталась «работать над собой». Убеждала себя, что все это совершенно естественно: у Веры нет своей личной жизни, поэтому она так и привязалась к Олечке. И прав Володя — только благодаря Вере она может уделять время супругу и посещать курсы и подруг.

— Олечка пойдет в детский сад, — решила Татьяна.

— Да зачем это? Она же еще маленькая! Будет болеть и в развитии остановится! А ты еще год можешь с ней сидеть, а если ты устала, так я могу на дом часть работы брать и тебя больше отпускать! — с несвойственной для нее горячностью убеждала Вера.

Татьяна была непреклонна. Именно в это время она наконец сформулировала для себя свою тревогу: у нее сложилось такое ощущение, что это не ее семья и не ее дом, а Верин. Олечка при любой проблеме в первую очередь бежала в комнату к Вере, да и Володя по-серьезному с невесткой советовался чуть ли не чаще, чем с собственной женой.

[blockquote]Олечка заболела с высокой температурой. В полубреду звала: Вела, Вела[/blockquote]

Олечка пошла в сад, Татьяна на работу. Проблема никуда не делась: девочка часто болела, Вера подстроила свой рабочий график так, чтобы с ней сидеть. Татьяна уверилась: сестра оттесняет ее от дочери. Пыталась, прочитав соответствующую литературу, что-то специально для дочери организовывать: давай мы с тобой сделаем вот так и вот так. Дочка тут же бежала в комнату к тете: Вела, а можно мы с мамой? Или: Вела, иди с нами! Или, матери: а Велу мы позовем?

Володя глупо подхихикивал над тревогами жены: ну давай еще одного родим, этот твой будет.

Однажды ночью, не находя себе места, Татьяна позвонила по психологическому «телефону доверия». Предъявила что-то до предела размытое, но, к ее удивлению, на той стороне линии ответили с предельной четкостью: только разъезжаться. Вы обе взрослые женщины, хотя и родные сестры. У каждой должна быть своя судьба.

Свет истины и надежды просиял пред Татьяной: как же я сама не догадалась! Все подсчитала. Поговорила с Володей: я так больше не могу. У нас должна быть своя отдельная семья. Продадим квартиру. Вере выделим однокомнатную, где она захочет, это справедливо. У нас останется на первый взнос в ипотеку. Себе возьмем двух- или даже трехкомнатную, мы молодые, заработаем.

«Дурь это все, чем тебе плохо так жить», — проворчал Володя, но в принципе согласился. Он же видел, что, хоть и по непонятной ему причине, но жене плохо реально.

Татьяна поговорила с Верой. Ожидала возмущения, обвинений, даже истерики (отчасти — совершенно справедливой): ты не только обо мне, но и о дочке не думаешь! Она же ко мне привыкла!

Ничего этого не было. Вера просто спросила: тебе так лучше? Татьяна кивнула.

— Ну хорошо, — сказала Вера и ушла к себе в комнату.

Через два дня Вера отвела Олечку в детский сад, но на работу не пошла. Вернулась домой, выпила снотворное и практически все таблетки, которые были в доме. Для надежности еще и улеглась на диванчик в закрытой кухне и открыла газ в духовке. На работе оказалась внимательная и тревожная подруга. Нашла телефон Татьяны: Вера уже вчера была не в себе, сегодня не пришла на работу, не предупредила, на телефон не отвечает, делайте что-то сами или я подъеду к вам, дадите мне ключи.

Татьяна, мучимая чувством вины, понеслась домой.

Реанимация приехала вовремя.

В больнице психиатр сказал: попытка, несомненно, была подлинной, а не демонстративной. Возможно повторение.

Олечка заболела с высокой температурой. В полубреду звала: Вела, Вела.

Татьяна не смогла заставить себя войти в отделение. Володя зашел.

— Зачем ты это сделала?! — закричал он в лицо Вере.

— Чтобы вам квартиру не разменивать, — спокойно ответила Вера. — Ипотека — это же кабала на много лет. А вы молодые, и ребенок у вас. Не получилось у меня, прости, никогда у меня ничего толком не получалось.

***

Предупреждаю читателей: это не только психологическая загадка, но и история-перевертыш. Тут практически все не то, чем кажется. Но так тоже бывает в жизни. И такие ситуации тоже надо распутывать и разрешать.

Вопросы к читателям:

— Что в сложившейся ситуации делать Татьяне?

— В чем может быть причина сложившейся ситуации (есть ли «скелет в шкафу» и в чем он может заключаться)?

— Что делать психологу? Где искать дополнительную информацию и какие гипотезы отрабатывать?

Ждем ваших мнений.

В следующий понедельник — объяснение и развязка.