Цыганская кровь

Пришли сразу три девушки. Все яркие, с чистой, смугловатой кожей, в мини-юбках и цветных кофточках, с большими серьгами и браслетами на тонких запястьях. Но одна — темноволосая, вторая — блондинка, третья — ярко-рыжая. Я вспомнила, что вроде бы был вокально-инструментальный ансамбль, где три девушки так красились, но название припомнить не сумела. С ходу решила, что подружки. Потом пригляделась (черты лиц отличались весьма, но у всех троих — тепло-карие, с одинаковым лукавым выражением глаза) и поняла, что, скорее всего, все-таки родственницы.

Представились — Нина, Женя, Галя.

— А фамилия у вас какая?

— А у нас разные, — хихикнула Женя. — Я — Потапова, Галя — Маревская, а вот она (ткнула пальцем в Нину) — вообще Венцель.

Значит, если и родственники, так двоюродные и дальше, решила я.

— Я вас слушаю.

— Нас вот все осуждают, что мы — то не так и это не так, вот мы и пришли спросить, если, может, они правы, а может, и нет, ну, и тогда, и тогда что нам делать? — быстро, но, впрочем, вполне понятно выпалила Женя.

— Кто вас осуждает? В связи с чем? Расскажите подробней, — спросила я, обращаясь к Жене (она из всех троих выглядела самой бойкой и настроенной на общение).

— Я тут, между прочим, мать их, — в сторону, с обидой, ни к кому конкретно не обращаясь, вдруг заявила Галя.

Я подавила желание глупо захихикать, повернулась к Гале и не без труда скроила серьезную физиономию.

— То есть Женя и Нина — ваши дочери? И надо думать, отцы у них разные? Один — Потапов, а второй — Венцель? Так?

— Ну так, — буркнула Галя.

— А сколько лет девочкам?

— Мне шестнадцать, — опять влезла Женя, — а Нинке только пятнадцать исполнилось.

— Давайте вы мне все с самого начала расскажете, — предложила я. — А кто будет рассказывать, сколько и в какой последовательности — это уж вы решите между собой.

— Я — мать ваша и… — начала Галя.

— Ты — мать наша! — хором, хихикая, откликнулись девочки.

Галя не выдержала и тоже хихикнула. Я из последних сил старалась сохранять серьезность.

***

Яркая Галя в школе никогда не преуспевала как ученица, но считалась первой красавицей класса. Созрела рано. В тринадцать лет у нее уже были кавалеры, причем из классов постарше. Характер у Гали был легкий, веселый, на свидания она бегала с удовольствием, на все предостережения старших родственников (матери и тетки) — отмахивалась.

— А чего ж мне еще в пятнадцать лет делать? Задачки решать и в шахматный кружок ходить?

И ага. Вовка Потапов учился в одиннадцатом классе и, узнав от Гали, что вскоре станет отцом, изъявил немедленную готовность жениться. Но вот беда: Гале он уже разонравился.

— Глупый он. Я-то, впрочем, тоже хороша была — купилась на его комплименты: ты, Галя, уж такая-растакая... Я потом узнала, он их в женских романах старшей сестры читал и мне пересказывал, а другие так не умели.

— Не так-то уж это и глупо! — заметила я.

— Ну да, — Галя пожала плечами. — Говорю ж — я тоже не большого ума была. Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Я тогда как представляла, что мне с Вовкой всю жизнь прожить, так меня сразу тошнить в туалет кидало.

Мне было крайне неловко при девочках затрагивать тему аборта, но все-таки, если Гале было всего пятнадцать лет…

— А я сама хотела ребенка! — с вызовом сказала Галя. — Я одна росла, у меня ни братьев, ни сестер.

— То есть вы решили родить себе сестру-подружку? — уточнила я.

— Да-да! Вот именно! — обрадовалась пониманию Галя и впервые взглянула на меня с искренней симпатией. — Родной человек, вы ж меня понимаете!

— А что сказали ваши родные?

— Мама с теткой сначала поохали, конечно, потом сказали: ну что ж, так тому и быть. Поднимем. Правда, советовали Вовку насовсем не гнать, пусть пока рядом будет, на подхвате.

Родилась девочка, назвали Женей. Галя души в дочке не чаяла, играла и тетешкалась с ней умело и радостно. Вовка поступил в Политехнический институт и продолжал тоскливо бродить поодаль. Галя его к дочке подпускала, а от себя гнала. Зато свекровь (Вовкина мать) пришла в дом Маревских с двумя огромными клетчатыми сумками приданого для малышки и сказала твердо: что там себе эти молодые идиоты думают, мне по барабану, но одно я знаю твердо — еще одни руки при воспитании моей внучки лишними не будут. Ее, естественно, никто не выгонял. Мать, тетка и свекровь согласно решили: неизвестно, как жизнь дальше сложится, поэтому, пока есть возможность, Гале надо получить хоть какую специальность. Галя согласилась, поступила в техникум, который поближе к дому. Стала там учиться на экономиста. Была там на неплохом счету, материнство, как ни странно, и ее умственные способности как-то чуть-чуть вперед продвинуло, а то, что у этой красивой веселой девочки уже есть дочь (о которой она обожала рассказывать), — это уж и вовсе всех завораживало: и одногруппников, и даже преподавателей. И все вроде образовалось: бабки по очереди сидели с внучкой, Галя училась. Вовке в институте тоже хотелось приподняться по социальной иерархической лестнице и похвастаться дочкой. Галя не возражала (она любила новые знакомства), и однажды молодой отец привел в гости к Потаповым своего приятеля, звезду политеховского первого курса Илью Венцеля. Ослепительно красивая Галя вышла к Илье с дочкой на руках, светясь от счастья и приязни к миру. «Книжный мальчик» Илья пал к ее ногам в первую же секунду. Сама Галя влюбилась в Илью спустя полчаса, за столом, во время обеда. Она еще никогда не видела сверстника, который бы так умно разговаривал. Да и темно-каштановые кудри у него были роскошные (в этом месте рассказа Женя с нескрываемой гордостью пропустила между пальцев один из локонов сидящей рядом сестры).

Дальше события понеслись лавиной, которую все (в том числе и сами Галя с Ильей) тщетно пытались остановить. «Мы же должны что-то такое… подумать…» — пролепетал «книжный мальчик» в решительный момент. «Ерунда! — твердо сказала Галя. — Пока молоко идет, забеременеть нельзя, а я Женьку еще с утра и на ночь кормлю». Илья с благоговением коснулся Галиной груди и застонал от счастья и восторга.

«Знаешь, — объясняла Галя бессмысленно таращившейся на нее дочке два месяца спустя. — Это удивительно, но кажется, у тебя будет сестра. Или брат».

— А мать с теткой?

— Они между собой подрались.

— ?!

— Мать за мной с веником по квартире бегала, а тетка на нее кидалась: что ты делаешь, у нее же молоко пропадет!

Свекровь Потапова истерически хохотала. Вовка напился в хлам и явился к Потаповым скандалить, едва стоя на ногах, в процессе обвинений и признаний упал, потом протошнился. Галя прибрала за ним блевотину, уложила спать на диване, сама сидела рядом, гладила по голове и говорила: прости ты меня, Вовочка, уж такая я.

Самым радикальным образом повела себя дама Венцель, мать Ильи. Она сначала обозвала Галю шлюхой, потом почему-то угрожала Маревским судом, потом орала: «Неужели вы не понимаете, что они не ровня?!», а потом слезно умоляла оставить ее мальчика в покое, потому что он очень талантлив и его ждет блестящая судьба в Силиконовой долине.

Илья повел себя как последний слюнтяй и просто спрятался от происходящего. Галя в нем тут же разочаровалась.

Он снова пришел, когда Нине было полгода: прости меня, правильно мама говорит, мы, наверное, ошиблись. Надо было тебе аборт сделать. Галя сказала (как будто не от себя, даже удивилась): «Что я? Ты нас предал — на тебе и дело твое. Уходи».

Жили суматошно, но интересно. Малышки долго спали в одной кроватке, иногда, конечно, кусались и за волосы друг друга дергали, но если одну убрать — плакали навзрыд, тянули ручки: верните сестру! Галя с подрастающими дочками играла-бегала на равных. В куклы, в магазин, в доктора играли часами. Прыгали на скакалке и резиночках, катались на лодке и роликах, играли в футбол. Закончила техникум, попробовала работать экономистом — не понравилось. Устроилась администратором в большой салон красоты рядом с домом. Ее собственная красота, легкость в общении, даже экономическое образование — все в руку. Сделала карьеру. Но казалось мало. Закончила курсы визажистов, одни, другие. Очень понравилось. Стала работать и так, и эдак. Своя клиентура. Весело. Умерла прабабушка — оставила ей и девочкам квартиру. Поменяли ее поближе к бабушкам и работе.

Жили открытым домом. Готовили, ходили за покупками, прибирались — вместе или по очереди. Иногда бурно скандалили, но так же быстро мирились. И мать, и девочки, и старшие любили застолья, яркие платья и бусы, смешные конкурсы, петь караоке и танцевать. Гости и друзья и девочек и матери, и даже бабушек — все общие. Случались, конечно, романы. В основном краткосрочные, с перерывом в два-три года — Гале быстро надоедало. Непонятно даже, на что мужики больше покупались — на Галину красоту или на общую легкость и веселье в доме. Девочек все Галины ухажеры любили, да и они тоже радовались любым приключениям и непременным подаркам. Даже говорили: «Галя, Галя, (изначально называли мать именно так), что-то у нас давно нового папы не было».

Вовка работал на заводе старшим инженером, к тридцати наконец женился, родился сын. К дочкам (он их не разделял) приходил, ему были рады. На Галю, уходя, смотрел с такой тоской, что Нина (она в семье считалось самой чувствительной), жалея его, тайком утирала слезы.

А вот у Ильи как-то все не сложилось. Бывший уже совсем на мази переезд за рубеж по рабочему приглашению сорвался в последний момент, выгодный брак с «ровней» развалился через два года. Илья стал пить. Дочку он не видел уже почти пять лет.

— Так все ж у вас хорошо? — полуспросила я. — А что люди снаружи говорят, которые внутри не бывали, так это ж их дело и их ответственность.

— Девочки выросли, вот в чем дело, — серьезно сказала Галя. — Последний мой хахаль, когда нас не было, пытался к Женьке клеиться. Я его тут же, конечно, выгнала — шваброй по шее да по мордасам, но… А если б Женька, сглупив, Вовке нажаловалась, так тут бы и до убийства дошло. Не знаю уж кого. Ума-то у них не больше, чем у меня в их годы было.

— Больше, Галя, больше! — немедленно влезла Женя. — Я тебя умнее, ты ж знаешь. Да и Нинка тоже, только она больше молчит. И учимся мы лучше, и противозачаточными средствами пользоваться умеем, не беспокойся.

Галя схватила с полки большого мягкого медведя и швырнула в дочь. Та поймала и прижала игрушку к себе.

— Мне мать рассказывала: наш пращур Маревский был дворянином и в цыганку влюбился. Все бросил, со всеми поссорился, драгоценностей ей накупил, женился. А она потом все равно от него в табор ушла, за свободой. Драгоценности с собой унесла. Детей ему в усадьбе оставила, в утешение. Он их вырастил, а потом все равно от тоски по ней застрелился. Ну вот мы теперь такие. И сглазить, если от сердца, можем. Я вот себя за Илюшку до сих пор корю, а что поделать — не знаю, мы ж не настоящие цыгане.

«О, господи!» — подумала я. У меня сложилось устойчивое впечатление, что девочки (особенно Женя) реально умнее матери. Поэтому дальше я обращалась в основном к ней.

— Главное, что вы знаете, понимаете, что происходит. А тем, что понимаешь, можно управлять. Слышали поговорку: предупрежден — значит вооружен? (Все трое закивали.) Вы такие, какие есть, с этим и надо работать, приспосабливаться к миру. Изменения через силу счастья обычно не приносят. Девочки, в ваши планы входит ранняя беременность?

Женя: Нет! Я хочу в институт поступить, у меня только четыре четверки, остальные пятерки. И путешествовать хочу!

Нина, тихо: Нет. Я хочу стать ветеринаром. И чтобы у меня была своя клиника для экзотических животных.

Женя: Если там не будут котиков лечить, я ее подожгу!

Галя: Девочки, не ссорьтесь, с вами доктор серьезно разговаривает.

Я: Галя, пока девочки не выросли окончательно, вам следует подумать, как организовать свою личную жизнь. Дело в том, что даже я не сразу поняла, что вы — из разных поколений.

Женя, хихикая: А мы из одного поколения!

Галя: Я уже подумала: ну ее на фиг!

Я: Галя, это несерьезно.

Женя: Галя, да я просто растерялась в первый раз! Я уже электрошокер для собак на «Авито» присмотрела! Себе один и Нинке один.

Нина: Я не могу человека электрошокером! И собаку не могу!

— У девочек есть свои планы на жизнь. Вы, Галя, старшая, социально успешная, их поддержите — морально и материально. Ты, Женя, — интеллектуальная часть, все логические расклады не держи при себе — сразу на общий стол. Ты, Нина, сочувствие, эмпатия — говори заранее все, что почувствуешь, чтоб этих двоих не заносило на поворотах. Ваши бабушки — опыт, житейская мудрость. Прорветесь.

— Спасибо. Я тоже так думаю, — заулыбалась Галя, и вслед за ней Женя.

— А я вот думаю, что Вова скоро разведется, — вздохнула Нина. — Может, тогда возьмем его к нам?

— Точно! И братика моего тоже возьмем! Галя, ты согласишься? А его жена пусть себе еще личную жизнь устроит, счастливую! Она ж не виновата ни в чем, что он на тебя как запал тогда, так и любит всю жизнь!

***

Они ушли, запальчиво обсуждая возможность «взять к себе» Вовку Потапова и его маленького сына. У меня несколько звенело в ушах и мелькали перед глазами цветные пятна. Неужели действительно: цыганская кровь? — думала я.